Владимир Кунин - Мой дед, мой отец и я сам
— Спасибо за компанию. Побёг.
И неспеша двинулся в сторону кирхи.
Потом он, непонятно каким образом, запыхавшийся и взъерошенный, торопливо докладывал лейтенанту.
Лейтенант похлопал по плечу и убежал. Солдат посмотрел вслед лейтенанту и лениво стрельнул у кого-то покурить.
А лейтенант уже докладывал начальнику штаба, и тот кивал головой...
Потом начальник штаба что-то шептал замполиту...
Потом замполит отвел командира полка в сторону от артистов и тоже что-то пошептал...
* * *А потом наш сержант стоял перед начальником штаба и тот ему говорил:
— Погрузишь артистов и в дивизию.
— А ящики с боеприпасами куда? Их там штук сорок.
— Мы тебе прицеп дадим. Твоя коломбина потянет?
— Потянет-то потянет... — с сомнением проговорил сержант.
— В дивизии посадишь артистов и сдашь груз.
— Слушаюсь.
— Артистов не пугай. Скажи, мол, консервы нужно перебросить.
— Слушаюсь.
— И вообще там... Поглядывай.
— Разрешите идти?
— Двигай.
* * *За добротной каменной ригой, где помещался склад боеприпасов, стоял лихой младший сержант. Коротенькая гимнастерочка, сапожки в гармошку, примятая фуражечка — все как положено старому фронтовику.
Рядом с ним стояла беременная девушка с погонами старшины-инструктора. Между ними на земле лежал вещмешок и большая уродливая трофейная дамская сумка.
Девушка плакала. Плакала и прижималась мокрым от слез лицом к лейтенантской гимнастерке. А он стоял, словно вырезанный из фанеры, тоскливо смотрел поверх ее головы и время от времени повторял:
— Ну, чего ты? Чего ты, в самом деле? Ну ладно тебе, Катюш! Ну, хватит... Смотрят же...
И сам шмыгал носом.
А девушка плакала еще сильней, и плечи ее вздрагивали, и она еще глубже зарывалась лицом в ордена и медали своего лейтенанта.
Но вот лейтенант совладал с собой и, ткнув пальцем в живот девушки, строго сказал:
— Ты только ему это хуже делаешь! Будет потом у нас нервным, психованным каким-нибудь. И все из-за тебя!
Девушка подняла залитые слезами глаза на лейтенанта и засмеялась.
— Господи! — сказала она, смеясь и плача. — Ты у меня еще такой глупый!
К складу боепитания подкатил фургон. Из глубины ЗИСа выпрыгнул сержант Вася.
Младший лейтенант, увидев сержанта, торопливо сказал:
— Подожди, я сейчас с Васькой договорюсь.
И заорал:
— Вася! Василь Васильевич!
Но тут же спохватился и испуганно посмотрел на живот девушки.
Девушка опять рассмеялась, а младший сержант молча поманил сержанта рукой.
— Сейчас! Только под прицеп развернусь!
Сержант снова сел за руль, развернулся, подогнал свой фургон к прицепу и крикнул кому-то из солдат:
— Хорошо?
— Порядок! — ответил солдат и накинул тягу прицепа на крюк ЗИСа.
Сержант выключил двигатель, выпрыгнул из кабины и подошел к младшему лейтенанту.
— Слушаю, ваше благородие!
«Его благородие» был младше сержанта года на два и под конец войны можно было позволить себе такое обращение.
— Ты в дивизию?
— Так точно.
— Возьми Катюшку... — попросил младший лейтенант и погладил девушку по плечу. — Ей там документы на демобилизацию получать. Сам видишь...
— О чем разговор? Тащи ее шмотки в кабину.
Младший лейтенант подхватил вещмешок и сумку и понес их к машине.
— Ты тоже иди, садись в кабину, — сказал сержант девушке. — Тебе сейчас стоять много вредно.
— Ничего, — сказала девушка и пошла к машине.
— Скоро вы? — крикнул сержант солдатам.
— Еще три минутки!
— Петро! — крикнул сержант младшему лейтенанту. — Иди сюда! Покурить успеем.
— Устраивайся поудобнее, — говорил младший лейтенант своей девушке. — На колени ничего не клади, не дай бог тряхнет...
Он глазами показал на живот девушки и стал запихивать вещмешок и сумку за сиденье.
— Иди, иди, покури, — улыбнулась девушка. — Ты за меня не беспокойся.
А в это время заведующий складом боепитания — хитроглазый старшина лет двадцати семи, стоял в проеме дверей склада и говорил сержанту.
— Как же! Держи карман шире! Женится он на ней! На каждой жениться — жизни не хватит. А у него ее и не было...
— Чего? — не понял сержант.
— Жизни. Что он видел-то? С шестнадцати лет до двадцати — четыре года от Москвы вот до сюда топал. Передовая да санбаты... Вот и вся его жизнь. А теперь она за свои же прегрешения...
— За какие еще прегрешения? — удивился сержант.
— «За какие, за какие»! — захохотал старшина. — Что ты думаешь, он у нее один был?
Сержант сгреб старшину за гимнастерку и тихо сказал:
— Ну-ка, иди сюда... Я тебе кое-что объясню...
И сержант неторопливо стал втягивать старшину в темноту склада боепитания.
— Пусти, кому говорят! — послышался оттуда полузадушенный хриплый голос старшины.
Затем раздался звук удара обо что-то мягкое, и сразу же за ним грохот каких-то падающих предметов, звон стекла и металлический лязг.
Из ворот темного склада, как ни в чем ни бывало, вышел сержант. Он вышел как раз в тот момент, когда к складу уже подходил младший лейтенант, доставая на ходу из кармана пачку «Беломора».
Из склада, прихрамывая, появился старшина. Верхняя губа у него вздулась, а на гимнастерке не хватало двух пуговиц.
— Это где тебя так угораздило, Сазоныч? — удивился младший лейтенант.
Старшина осторожно потрогал губу и, не отвечая, стал отряхивать штаны.
Сержант беспечно рассмеялся и легко сказал:
— Я ему сколько раз говорил: «Проведи ты свет на свой склад, а то там в темноте и убиться недолго».
Он прикурил у младшего лейтенанта и отвернулся от старшины.
— Ладно, поговорим еще... — мрачно сказал старшина.
— Обязательно! — улыбнулся сержант.
Он повернулся к младшему лейтенанту и спросил:
— На свадьбу-то позовешь?
— Тебя хоть куда позову, — сказал младший лейтенант. — Хоть на свадьбу, хоть на именины, хоть на праздник престольный!
— То-то...
— Катюшку повезешь — не гони. Потихонечку, — озабоченно сказал младший лейтенант.
— Ладно, ваше благородие, держите хвост морковкой! Это вам не «ура» кричать — тут дело тонкое. Пошли, глава семейства!
И они оба направились к фургону, а старшина посмотрел им вслед и снова осторожно потрогал свою распухшую верхнюю губу.
* * *Провожали артистов. Руки им пожимали. Дарили на память трофейные безделушки. Подсаживали в фургон.
— Передайте наш фронтовой привет всему многонациональному советскому государству! — надсадно прокричал толстенький начпрод.
В кабине ЗИСа неподвижно сидела беременная девушка, а печальный млад-ший лейтенант стоял на подножке и держал ее за руку.
Ни о чем они не говорили и даже не смотрели друг на друга. Потому что вокруг фургона стояла веселая суматоха и девушка стеснялась плакать, а младший лейтенант пребывал в растерянности и смятении.
К машине шли командир полка и замполит.
Они вели заслуженную артистку, желая ее устроить поудобнее — в кабине. Но замполит первым увидел, что кабина занята, и незаметно подтолкнул командира полка.
Полковник тоже увидел в кабине девушку-старшину и, не останавливаясь, провел заслуженную артистку к задней двери фургона.
Замполит подошел к кабине и смущенно спросил:
— Значит, покидаешь нас, Катя...
— Покидаю, — деревянно ответила девушка.
— Так, значит... — сказал замполит.
Девушка кивнула.
— Ну, не забывай, значит... Скоро вся петрушка кончится, мы твоего в первую очередь демобилизуем.
— Спасибо, — сказала девушка.
— Вот так, значит, — сказал замполит. — В штаб дивизии приедешь, скажи, чтоб тебя с комсомольского учета сняли и личное дело на руки выдали. Скажешь, что я разрешил...
— Слушаюсь.
— Ну, прошай, Катя. Будь здорова. Рожай парня! Чтобы, значит, мальчишка был!
— Можно ехать? — спросил сержант.
— Давайте! — ответил замполит.
Младший лейтенант спрыгнул с подножки.
Они впервые посмотрели с девушкой друг на друга.
— Петенька! — шепотом прокричала девушка и в ужасе зажала рот ладонью.
Сержант перевесил автомат поближе к себе и тихонько тронул с места.
* * *И снова сквозь тополя под колеса катилась дорога.
В фургоне сидели уставшие артисты, и каждый по-своему кушал свой «банкетик». Только старая певица, накинув ватник на плечи и надев совсем старушечьи очки на нос, пыталась читать книгу.
В кабине сержант смотрел на дорогу, на обочины и назад — в зеркальце на крыле. Руки его почти неподвижно лежали на руле.
— Конечно, — говорила девушка-санинструктор, — без наговоров все это не обойдется... Пойдут шушукаться по дворам! У нас бабы злые. В мирное-то время злые были, а уж сейчас-то, наверное, и вовсе... Так и слышу их! Господи! Хоть бы Петенька скорей приехал...
Сержант внимательно огляделся по сторонам, остановил машину.
