Камен Калчев - Новые встречи
— Только бы до города добраться, а там пара пустяков. Там все меня знают. Важно отсюда сдвинуться. Выручите меня. Я заплачу! Наличными!
— Мы бензином не торгуем, товарищ, — сказала Ружа, — но в виде исключения дадим немного, чтоб вы могли доехать до города. Есть у вас какая-нибудь посудина?
— Да, конечно.
И мотоциклистка отошла к своей машине.
Ружа продолжала недоуменно присматриваться к ней. Незнакомка возилась в полумраке около своего мотоцикла. Чтоб легче было двигаться, она сбросила кожушок, который был на ней надет. Под темным пуловером, облегавшим ее тонкую талию, обрисовалась маленькая грудь. И брюки, и пуловер придавали ей совсем мальчишеский вил. И если б не прическа — взбитые и завязанные сзади наподобие конского хвоста волосы, — трудно было бы сказать, парень это или девушка. Вся ее фигура, стройная и гибкая, выражала уверенность и какое-то чисто спортсменское удальство, и это делало ее еще более привлекательной. Даже строгое сердце директора смягчилось при виде этой по-мальчишески ловкой девушки, которая с полным пренебрежением к опасности, рискуя попасть под колеса, остановилась посреди дороги, да еще на таком крутом повороте.
— Я могла доехать еще засветло, — без умолку говорила мотоциклистка, — если бы малость не задержалась в Сокольских лесах… Ах, какие же там перемены! Рестораны, отели!.. И все это вы понастроили?
— Да.
— Так и должно быть… Простите, дайте я сама налью… Незачем вам пачкаться.
И с маленьким бидоном в руках она решительно шагнула вперед, но, попав в полосу света, вдруг удивленно отступила.
— Ха, да ведь мы знакомы с вами, а?
Она поставила бидон и с распростертыми объятиями кинулась к Руже.
— Что же ты молчишь, товарищ Орлова?
Ружа будто одеревенела.
— Не узнаешь меня?
— Как тебя не узнать!
— Почему же ничего не скажешь? Как ты изменилась! Такой важной дамой стала! Прямо не узнать.
— И я не узнала тебя, товарищ Коевская! — сказала Ружа, кинув тревожный взгляд на машину, где, скрытая темнотой, сидела Яна.
— Я тоже изменилась, правда?
— Ну, конечно.
— Нравятся тебе мои брюки?
— Замечательные.
— Сшила их перед отъездом сюда. Да и вообще я часто хожу в брюках. Удобно и шикарно.
— Да, это шикарно, — с усмешкой повторила Ружа, но Гита не заметила иронии, взволнованная неожиданной встречей. Порывисто схватив Ружу за руку, она завопила:
— Ах, я умру от радости! С каких пор не виделись! Как я рада! Это твоя машина?.. Как я рада! А я вот мотоцикл купила. Год тому назад. Но он мне уже опротивел.
Хочу продать и купить другой. Теперь появились новые, итальянские.
Она тараторила, захлебываясь, как будто всю жизнь только и думала об этой встрече. Ружу коробило от ее нежностей, и она нетерпеливо ожидала, когда кончатся все эти излияния. Но Гита не знала удержу.
— Помнишь нашу Минковскую? — сыпала она. — Что поделывает это диво? Как вспомню ее, прямо валюсь от смеха! Роскошно, роскошно!.. Помнишь ее?
— Помню, конечно. Она и сейчас воспитательницей работает.
— Да? До чего же я рада. А что другие товарищи делают?
— Все в порядке. Работают.
— Очень рада.
Вырвавшись из ее объятий, Ружа с дрожью в руках стала наполнять бидон бензином. Гита, вертясь возле нее, продолжала болтать, охваченная внезапным приступом лирики.
— Помнишь, какие чудесные лунные вечера мы проводили вместе?
— Помню.
— И всем этим мы обязаны тете Маре… И музыка, и танцы!.. Помнишь?.. Хорошее было время… Согласись… А теперь разлетелись, как птенцы… Но мы еще опять соберемся… Платьице на тебе шелковое, да? Поди ж ты, как красиво стали у нас шить! На заказ сделано или готовое?
— На заказ.
— Скажешь потом, кто шил… И мне хочется заказать себе платье… Смотри ты, какой шикарной расцветки платья стали делать наши… Лучше заграничных…
Ружа наполнила бидон и пошла к мотоциклу. Гита последовала за ней, забыв, что вызвалась сама заправить машину. И лишь после того, как это сделала Ружа, принялась извиняться, всплеснув руками:
— Ах, какая же я бессовестная! Ты, наверно, выпачкалась! Очень извиняюсь… Ну да ведь вон как давно не виделись…
Она опять надела свой кожушок, застегнулась, нацепила защитные очки и оседлала мотоцикл.
’ — Прошу прощенья, сколько с меня?
— Ничего.
— Пожалуйста, Ружка! Не могу же я даром…
Гита запустила мотор, и старая машина заскрежетала, как испорченная лесопилка. Едкий синеватый дым распространился вокруг. Шум мотора заглушал голос Гиты. Белели только ее зубы.
— Чао, Ружка! — прокричала она. — Чао!
Ружа ничего не поняла. Незнакомо ей было это «чао», хотя в устах Гиты Коевской оно прозвучало вполне естественно. Она взмахнула рукой.
— До свиданья!
— До завтра! На «Балканской звезде»! Жди меня! Я зайду туда!
И, слегка наклонившись над машиной, тоненькая и стройная, она с громом и треском понеслась вниз по шоссе. Какой-то лоскуточек весело развевался за ее спиной, пока мотоцикл не скрылся за поворотом.
Ружа долго стояла, вглядываясь в темноту. Наконец все стихло.
— До того глупо, что дальше некуда! — проговорила она, подойдя к машине.
Яна сидела, вся сжавшись, стиснув руки на коленях, бледная и неподвижная. Ружа взялась за руль, и машина медленно двинулась. Летняя ночь была темна и холодна в этом ущелье. Ничто не радовало взгляд. Было так глухо, словно они проезжали через тоннель.
— Узнала ее?
— Узнала.
И вновь наступило тягостное молчание; слышался только рокот мотора-.
4
Вскоре на шоссе замелькали первые электрические фонари. Машина подъезжала к «Победе Сентября». Еще несколько поворотов, и перед глазами возникла кирпичная стена фабрики. Высокие тополи и развесистые осины скрывали часть здания. «Победа» подкатила к главному подъезду, и женщины увидели продолговатое здание с множеством окон и стеклянной крышей.
— Вот и дворец Манчева, — сказала Ружа, давая гудок.
Из будки вышел старик в форменной одежде и заулыбался, увидев знакомую машину. Он открыл ворота., «Победа» медленно въехала во двор, свернула на обсаженную высокими деревьями асфальтированную аллею и неожиданно оказалась у самого входа в административный корпус.
Ружа быстро выбралась из машины. И сразу ее охватил холодный горный воздух, словно она окунулась в ледяную воду. Поплотнее запахнув пальто, Ружа открыла вторую дверцу.
— Ну, Яна, давай поскорее, замерзну.
— Нельзя ли без меня? — нерешительно спросила Яна.
— Не говори глупостей.
Ружа наклонилась в темную глубину машины и чуть не силой вытянула оттуда Яну.
— Что ты скорчилась? Распрямись!
Взяв Яну за подбородок, она заглянула ей в глаза.
— Смелей! Смелей!
Потом подхватила под руку и, прижав к себе, быстро зашагала по гладкому асфальту, чтобы согреться и ободрить подругу.
Все было тихо кругом. Раздавался только по-военному четкий шаг Ружи. Но, подойдя ближе к фабрике, они ясно различили знакомый шум ткацких станков. А где-то неподалеку послышался плеск воды из незакрытой колонки. Возле каменных ступеней у входа била высокая струя и, рассеивая брызги, падала в цементный бассейн. Яна подошла к колонке и начала умываться, стараясь угасить сжигавший ее огонь… И чем дольше плескала она себе в лицо ледяной водой, тем яснее становилось случившееся. Нет, то был не сон, не наваждение.
Из чесального цеха вышел высокий, чуть не в два метра ростом, человек, полный и массивный. За ним следовал низенький рабочий, может быть мастер, который что-то объяснял высокому, отчаянно жестикулируя. Высокий молчал.
— Товарищ Манчев! — крикнула Ружа. — Товарищ Манчев!
Высокий остановился, всем корпусом повернувшись на голос. Он напряженно хмурился, словно собираясь с мыслями.
— Гостей принимаете? — продолжала Ружа. — Извините, что заявились в такое неурочное время, но…
Пристально посмотрев на подошедших женщин, Манчев протянул руку.
— Пожалуйста, пожалуйста, без извинений! Милости просим!
А своему спутнику, все еще разводившему руками, сердито заметил:
— Все-таки, Цветан, чесальные машины — это легкие текстильного предприятия! Ясно тебе?
— Ясно, товарищ Манчев.
Кивнув головой, рабочий вернулся в цех. Манчев пригласил женщин в свой кабинет.
— Постоянно приходится разъяснять самые элементарные вещи, — пробормотал он, вытаскивая из кармана тяжелую связку ключей. — Трудно, трудно, товарищ Орлова!
Он открыл дверь и неуклюже склонился в вежливом поклоне. Кабинет был тесный, вытянутый, с одним окном, обращенным к лесу. Казалось удивительным, как Манчев помещается в этом коридоре. Кроме письменного стола и деревянной скамьи для посетителей, никакой другой мебели в комнате не было. Манчев сел за стол, перебирая в руках ключи. Он явно чувствовал себя смущенным.
