Катарина Масетти - Между Богом и мной все кончено
Иногда они, наоборот, бывают преувеличенно милыми, вскрикивают от удивления, глядя на самые обычные вещи, такие, как пять пар финских санок, стоящих возле входа в супермаркет «Консум». (Даже не знаю, что меня больше бесит.)
Стокгольмцы, переехавшие к нам недавно, держатся вместе и пытаются не обращать внимания на местных. Я умиляюсь до слез, когда они треплются друг с другом, делая вид, что остальных семисот учеников просто не существует.
Иногда они все-таки позволяют себе милостиво снизойти до нашего уровня и рассказать, как выглядит мир в окрестностях столичного Нюбруплан. Им, как и нам, прекрасно известно, что спутниковое телевидение и канал МТУ вещают на всю страну, но все же им кажется, будто столица — это волшебное и особенное место и те, кто его видел и в нем жил, — совершенно другие люди.
Пия считает, что Швеция страдает водянкой головного мозга. Стокгольм — это раздувшаяся голова, непропорционально большая по сравнению с телом, и гордиться здесь нечем, такие вещи надо лечить. Это относится и к ней самой, потому что когда-то Пия переехала сюда из Стокгольма.
Как-то раз, в начале декабря, какой-то несчастный стокгольмец имел неосторожность проходить мимо нас с Пией на перемене. Помню, я видела, как этот парень ухмылялся, глядя на рождественские гирлянды на улице Эспланаден, — он явно ожидал большего.
Есть такие люди, которые идут, неподвижно глядя вперед, словно пожиная урожай взглядов, которыми их одаривают со всех сторон, и прекрасно знают, что все на них смотрят. Парень был как раз из таких. Это был стильный чувак, так считал не только он, но и мы.
Пия тут же подставила ему ножку.
Он еле удержался на ногах и уже готов был вмазать ей по полной программе, когда она на него посмотрела. Затем просто кивнула на свободный стул, и он сел, не сводя с нее глаз.
Пия улыбнулась.
Он был похож на корабль, пробитый насквозь торпедой.
Наконец он вздрогнул и посмотрел на наши баночки с кока-колой и крошки от марципанов. На лбу у него была написана реплика в духе: «Bartender, another one for the ladies»,[2] но с марципанами это не годилось.
— Бросай кости, — нежно сказала ему Пия, изображая норландский диалект, каким она себе его представляла.
— Чего? — с глупым видом переспросил красавчик стокгольмец.
Улыбнувшись, Пия ответила, снова коверкая слова на манер диалекта.
— Ну вы девчонки, даете, просто нереал! — засмеялся он, выговаривая слова на стокгольмский лад. — Фиг вас поймешь!
Пия спросила, как мне этот тип.
Я ответила на местном сленге, что парень — супер. И мы обе вопросительно на него посмотрели. (Если вы родом не с севера, то даже не пытайтесь понять нашу речь, все равно ничего не получится.)
Он покраснел и заерзал на стуле.
— Вы тут все такие спокойные, — пробормотал он.
Приехали. Вы часто слышите это слово применительно к норландцам? Доколе несчастных норландцев, самых нервных людей во всей Швеции, будут считать «спокойными»?
Мы вытянулись в струнку на своих стульях и стали немного раскачиваться. Пия тихонько запела, не раскрывая рта.
Красавчик с ужасом посмотрел на нее. Пия пела все громче и громче. Народ за соседними столиками стал оборачиваться. А она продолжала раскачиваться, постепенно пение перешло в вой с непонятными словами.
Стокгольмец в страхе замахал руками. Пия закрыла глаза и запела еще громче. Он встал и заковылял прочь. Похоже на этот раз он понял, что мы далеко не такие спокойные, как кажется на первый взгляд.
— Лох стокгольмский, шуток не понимает, что тут поделаешь! — крикнула Пия ему вслед, подражая норландцам. Кругом заржали, а красавчик скрылся в дверях, стараясь держать осанку.
— Он ведь ничего плохого не сделал! — сказала я.
— Это его не оправдывает, — ответила Пия.
ДЕКАБРЬ
Я хочу населить всю тундру!
— Любовь, любовь! — сказала Пия. — Все зависит от климата.
Осеннее полугодие подходило к концу, мы сидели в заднем ряду актового зала и играли в крестики-нолики. Со сцены вещали что-то о специализации в старшей школе, и большинство учеников перерисовывали на бумажки дурацкие столбики, изображенные на большом экране над головой лектора по профориентации. Возле столбиков были нарисованы стрелки вверх, вниз и в стороны, а текст в самих столбиках, как всегда, прочесть было невозможно.
(По-моему, эти самые столбики со стрелками всегда показывают на проекторах. Иногда они изображают комитеты риксдага, иногда химические элементы в углеродном цикле.)
Лектор все объяснял и показывал, народ записывал, а наискосок передо мной сидел Маркус. Пия выиграла в крестики-нолики три партии подряд, потому что я все время исподтишка смотрела на темноволосый затылок Маркуса, вздыхала и не могла сосредоточиться. Пия недовольно зафыркала.
— Любо-о-овь! Все дело в климате!
— В каком еще климате? — прошипела я, в очередной раз покосившись на Маркусов затылок.
— На полюсах Земли холодно, а на экваторе жарко, верно? — спросила она, жирно перечеркивая свои крестики. — Понимаешь, бестолковая ты голова?
— Ну и?..
— Люди живут на всем земном шаре, правильно? Чернокожие греются под солнцем на экваторе, а стойкие эскимосы мерзнут на полюсах. Климат там совершенно разный. Ты не задумывалась о том, что и люди там разные?
— Не понимаю, к чему ты клонишь? По-моему, Маркус уснул. Прошло полчаса, а он даже не пошевелился!
— Замолчи и послушай, что говорят умные люди, я ведь тебе помочь хочу! Люди разные, есть женщины, а есть мужчины, и природа всякий раз смешивает их гены, поэтому и люди каждый раз получаются разные. Если б мы размножались почкованием, то дети всегда бы в точности воспроизводили своих родителей. Тогда бы никаких эскимосов и в помине не было! А тебе бы не пришлось таращиться на Маркусов затылок, думая о том, что смысл жизни в любви!
— Ты что, думаешь, тот хвост из парней, который вечно за тобой таскается, просто-напросто хочет населять разные климатические зоны Земли?
— В каком-то смысле да. Однако здесь требуется комплексный подход. На самом деле необходимы только женские особи, которые могут вынашивать ребенка. Но поскольку природе нужны дети разных фасонов, она создала биологический вид, позволяющий внести в мир некоторое разнообразие. Вот нам и свалились на голову эти самцы со своими вечными гормонами, из-за которых все живое кругом хочет спариваться. Таково их главное предназначение. Но я еще не готова способствовать увеличению населения тундры, поэтому стараюсь сначала немного присмотреться. Чего и тебе желаю! Хорош глазеть, на тебя без слез не глянешь!
— А я б с удовольствием населила всю тундру, если бы Маркус не отказался! — ответила я, с тоской отводя взгляд. — Давай-ка сыграем еще одну партию.
Но мы даже начать не успели. Лектор оттарабанил последние фразы, и все стали складывать свои дурацкие записи. Точнее говоря, все, кроме нас, — ведь мы знали, что все эти столбики нам раздадут на ксероксах. Какой-то долговязый кекс из другого класса закрутился возле Пии, как влюбленная цапля, пытаясь заговорить с ней.
— Давай отсюда, в мире уже достаточно эскимосов, — сказала она, и, выходя из зала, мы уже ржали, не в силах сдержаться. (О, Маркус, нам надо позаботиться о населении тундры!)
Я споткнулась, схватившись за Пию.
— Какую специализацию собираешься выбрать? — спросила я, чтобы сменить тему — Ну, то есть ты кем хочешь стать?
Пия задумалась, положив руку на лоб.
— Слесарем со знанием греческого и латыни! — наконец выпалила она. — Ты что, не слышала, как лектор сказал, что надо найти свою нишу? Надо научиться делать то, чего больше никто не делает, и стать в этой области лучшим. Тогда у тебя непременно будет работа. Если я его правильно поняла, то такие придурки, как мы, со своим обыкновенным образованием, ее никогда не получат. А смысл жизни в том, чтобы найти работу! Ты что, не слушала?
— Да мне хотя бы гимназию закончить, оставшись в здравом уме, — ответила я. — Я уже решила, что стану летчиком-каскадером, если выберусь живой из этих стен.
— Слышала, сегодня нелегко получить диплом летчика, придется тебе расплачиваться за него собственным телом! — строго сказала Пия. — Но если ты прекратишь болтать глупости, я возьму тебя с собой, будем вместе работать слесарями. У меня есть бизнес-идея. Небольшая эксклюзивная слесарная мастерская только для избранных, с безумно высокими ценами! У нас будут униформы от лучших модельеров страны. Ты будешь держать поднос с инструментами, как медсестра в операционной, а я буду лежа чинить всякие трубы, выставив задницу напоказ. Потом мы будем озабоченно переговариваться на латыни о том, что там у них за поломка. А в конце сдерем с них крутые бабки — здесь осечки не будет! — Она взяла меня под руку. — У нашей мастерской должно быть свое лицо! Или по крайней мере, пара красивых задниц.
