Ричард Бротиган - Аборт. Исторический роман 1966 года
— Здесь, — сказал я.
— Вы живете прямо здесь, в библиотеке?
— Да. У меня в глубине здания есть большая комната с кухней и туалетом.
— Дайте посмотреть, — сказал она. — Мне вдруг про вас все стало интересно. Такой молодой старик, как вы, работает в таком жутком месте, как это, — получается, что в игре вы сами не слишком обгоняете.
— Как четко вы все разлиновали, — сказал я, потому что она попала в самое яблочко.
— Это я могу, — ответила она. — Может, я, конечно, больная на всю голову, но ведь не дурочка. Покажите мне свою комнату.
— Ну-у… — сказал я, артачась. — На самом деле, так не полагается.
— Вы шутите, — сказала она. — Вы хотите сказать, что в таком заведении могут быть какие-то правила? Прямо не знаю, как вам сообщить эту новость, но у вас тут место довольно шизанутое. У этой библиотеки явно не все дома.
Она встала и неловко потянулась, а остальное описать довольно трудно. Я никогда в жизни не видел женщину, наделенную столь совершенным телом, — и ее чары уже начинали на меня действовать. Разумеется, я повел ее показывать комнату — с той же неизбежностью, с какой морские приливы стремятся к берегам.
— Я пожалуй захвачу пальто, — сказала она и повесила его на руку. — После вас, господин библиотекарь.
— Я никогда раньше этого не делал, — сказал я издалека, словно ни к кому не обращаясь.
— Я тоже, — ответила она. — Мы первооткрыватели.
Я попытался было еще что-то сказать, но язык затянуло мутными абстракциями, он стал далеким и бесполезным.
— А сейчас библиотека вроде как не работает, правда? — спросила она. — То есть, после полуночи она открыта только для особых книг, для опоздавших полуночников, вроде моей, да?
— Да, она «закрыта», но…
— Но что? — спросила она.
Сам не знаю, откуда взялось это «но», — но оно так же быстро испарилось, вернувшись в свое забвение предлогов и союзов.
— Ничего, — сказал я.
— Тогда лучше погасите здесь свет, — сказала она. — Зачем зря жечь электричество?
— Да, — согласился я, наощупь закрывая за собой дверь и чувствуя, как эта робкая на первый взгляд, несчастная девушка оборачивается, оборачивается чем-то сильным, и я не знаю, что мне с этим делать.
— Я лучше выключу свет, — сказал я.
— Да, — сказала она.
Я выключил свет в библиотеке и включил у себя в комнате. Но пока за нами дверь закрывалась, а перед нами открывалась, зажегся не только свет.
— У вас очень простая комната, — сказала она и положила пальто мне на кровать. — Мне нравится. Должно быть, вам в ней очень одиноко — со всеми этими недотепами и придурками, которые носят сюда свои книги, — включая меня.
— Я называю это место домом, — ответил я.
— Грустно, — сказала она. — И давно вы здесь?
— Много лет, — ответил я. И черт с ним.
— Вы слишком молоды, чтобы жить здесь так долго, — сказала она. — Сколько вам лет?
— Тридцать один.
— Хороший возраст.
Она повернулась ко мне спиной и стала рассматривать буфет у меня в кухне.
— На меня можно смотреть, — не повернув головы ни на пядь, произнесла она. — Странно, но я почему-то не возражаю, чтобы вы на меня смотрели. На самом деле, мне это даже приятно, поэтому не стоит так по-бандитски таиться, когда вы меня рассматриваете.
В ответ я рассмеялся.
Неожиданно она развернулась и посмотрела на меня — сначала вполовину, потом целиком, а затем мягко улыбнулась.
— Мне действительно было очень непросто.
— Кажется, я почти понимаю, — сказал я.
— Вот и славно, — сказала она. Потом подняла руку и смахнула назад длинные черные волосы. За ушами вихрем пронесся смерч летучих мышей.
— Я бы выпила кофе, — сказала она, глядя на меня.
— Сейчас поставлю, — ответил я.
— Нет, давайте я сама. Я умею варить хороший кофе. Это моя особенность. Зовите меня Королевой Кофеина.
— Вот же черт, — сказал я, несколько смутившись. — Простите, но у меня только растворимый.
— Тогда пусть будет растворимый, — сказала она. — Мы знали, на что шли. Может, и с растворимым справлюсь как-нибудь особенно. Кто знает? — И улыбнулась.
— Я сейчас вам все достану, — сказал я.
— Нет-нет, — сказала она. — Давайте, я сама. Мне любопытно, что у вас за кухня. Я хочу узнать о вас как можно больше, и лучше всего начать с этой маленькой кухни. Я уже вижу, что мы с вами похожи. Вы в этом мире не дома.
— Давайте, я вам хотя бы кофе достану, — сказал я. — Он…
— Сядьте, — велела она. — Не суетитесь. Растворимый кофе может делать только один человек. Я сама все найду.
Я сел на кровать рядом с ее пальто.
Она нашла все и приготовила кофе так, будто это был парадный обед. Я никогда не видел, чтобы к чашке растворимого кофе подходили с такой заботой и красноречием. Как будто кофе — балет, а она сама — балерина, что описывает пируэты между ложкой, чашками, банкой и кастрюлькой с кипятком.
Она разгребла завалы на моем столе, но потом решила, что кофе нам следует пить на кровати, потому что там удобнее.
Мы уютно устроились на кровати, словно пара клопов в матрасе, пили кофе и разговаривали о жизни. Она работала техником-лаборантом в маленьком институте, ставившем эксперименты на собаках в надежде разгадать более насущные тайны науки.
— Как вы нашли эту работу? — спросил я.
— По объявлению в «Кроникл».
— А что случилось в университете Сан-Франциско?
— Надоело. В меня влюбился преподаватель английского. Я сказала, чтобы он проваливал, а он провалил меня. Я разозлилась и перевелась в университет Калифорнии.
— А там?
— Та же история. Прямо не знаю, что у нас с преподавателями английского. Стоит им меня увидеть, и они падают, как гильотины.
— Где вы родились?
— В Санта-Кларе. Ладно, я уже наотвечалась на ваши вопросы. Теперь вы мне расскажите, как нашли эту работу. Что скажете, господин библиотекарь?
— Я ею просто завладел.
— Я так понимаю, никакого объявления в газете не было?
— Не-а.
— И как же вы ею завладели?
— Парень, работавший здесь до меня, терпеть не мог детей. Он боялся, что они сопрут его ботинки. Я принес ему свою книгу, он стал записывать ее в Гроссбух Библиотечного Фонда, и тут прибегают двое детей — парень заорал, как ненормальный, а я сказал, что лучше сам займусь библиотекой, а он пусть поищет место, где не бывает детей. Он ответил, что у него и так уже крыша едет, и я получил работу.
— А чем вы занимались до того, как пришли сюда?
— Дурака валял: консервные фабрики, лесопилки, заводы. Пару лет меня содержала одна женщина, но потом ей надоело, и она дала мне пинка под зад. Не знаю, — сказал я. — До того, как я пришел работать сюда, все было довольно запущенно.
— Что вы собираетесь делать, когда бросите эту работу, и собираетесь ли вы ее бросать?
— Не знаю, — ответил я. — Что-нибудь появится. Может, найду другую работу или другую женщину, чтобы меня содержала, а может, напишу роман и продам его киношникам.
Это ее развеселило.
Мы допили кофе. Смешно, потому что мы вдруг заметили, что пить нам больше нечего, а мы оба по-прежнему сидим на кровати.
— Что будем делать? — спросила она. — Кофе больше нет, и уже поздно.
— Не знаю, — ответил я.
— Наверное, будет слишком банально — просто улечься вдвоем в постель, — сказала она. — Но я не могу придумать ничего лучшего. Я не хочу ехать домой и спать одна. Вы мне нравитесь. Я хочу остаться здесь с вами.
— Это странно, — сказал я.
— Вы хотите спать со мной? — сказала она, не глядя на меня, но не глядя и в сторону. Ее глаза были где-то между полувзглядом на меня и полумыслью о чем-то еще.
— Идти нам больше некуда, — сказал я. — Если бы вы ушли сегодня, я бы чувствовал себя преступником. Очень трудно спать с чужими. Я бросил это много лет назад, но мы ведь с вами не чужие. Правда?
Она обратила на меня 3/4 взгляда.
— Нет, мы не чужие.
— Вы хотите спать со мной? — спросил я.
— Я не знаю, что в вас есть, — ответила она. — Но мне с вами очень хорошо себя чувствовать.
— Это все одежда. Она успокаивает. Такое у нее свойство. Я знаю, где брать одежду, от которой людям рядом со мной становится лучше.
— Я не хочу спать с вашей одеждой, — сказала она и улыбнулась.
— Вы хотите спать со мной? — спросил я.
— Я никогда не спала с библиотекарем, — ответила она, обернув ко мне 99 %. Последний 1 % ждал своей очереди. Я заметил, как он начинает поворачиваться.
— Сегодня я принесла сюда книгу, в которое мое собственное тело отвергалось как абсурдное и слоновье, но теперь мне хочется взять эту неуклюжую машину и уложить рядом с вами, вот в этой странной библиотеке.
Отсчет к Тихуане
Что за абстракция — впервые раздеваться перед посторонним человеком. Не этим мы собираемся заняться на самом деле. Тело чуть ли не отворачивается от себя — в этом мире оно чужое.
