Ричард Бротиган - Аборт. Исторический роман 1966 года
Обзор книги Ричард Бротиган - Аборт. Исторический роман 1966 года
Ричард Бротиган
Аборт. Исторический роман 1966 года
ПОСВЯЩЕНИЕ
Фрэнк,
заходи —
читай роман —
он на столе
в гостиной.
Я вернусь
часа через
2.
Ричард
КНИГА 1:ДЕВЧОНКИ-ПАСТУШКИ, ПОШЛИ ПОГУЛЯЕМ?
Библиотека
Прекрасная библиотека, своевременная, соблазнительная, очень американская. Время — полночь, и библиотека глубока, таинственна, ее уносит во тьму этих страниц, точно уснувшее на руках дитя. Хотя она «закрыта», мне не нужно идти домой — она и есть мой дом — уже много лет мой дом здесь, и я должен быть в нем все время. Это моя обязанность. Не хотелось бы казаться мелким чиновником, но я боюсь даже подумать, что случится, если кто-нибудь зайдет, а меня на месте не окажется.
Я сижу за этим столом уже несколько часов и смотрю на сумеречные полки с книгами. Мне очень нравится их соседство, нравится, как они почитают доски, на которых нашли покой.
Я знаю — пойдет дождь.
Весь день тучки заигрывали с синим изяществом неба — развешивали по нему свои тяжелые черные наряды, но дождя пока не случилось.
Я «закрыл» библиотеку в девять, но если кто-то принесет книгу, на двери имеется колокольчик, и я открою, что бы ни делал: спал, готовил еду, ел или занимался любовью с Вайдой, которая скоро сюда придет.
Она заканчивает работу в 11:30.
Колокольчик привезли из Форт-Уорта, Техас. Человек, который его нам привез, уже умер, и никто никогда не узнал, как его зовут. Он просто принес колокольчик и поставил его на стол. Ему было неловко, и он сразу ушел — просто чужой человек, много лет назад. Колокольчик невелик, но он задушевно путешествует по серебряной тропинке, которой известна карта к нашему слуху.
Книги приносят поздно вечером и рано утром. И я должен их встречать. Такова моя работа.
Я «открываю» библиотеку в девять часов утра, а «закрываю» в девять вечера, но сам остаюсь внутри и круглые сутки, семь дней в неделю встречаю книги.
Пару дней назад одна старушка принесла книги в три часа ночи. Во сне я услышал звон колокольчика, точно мне в ухо с большой высоты вылили небольшую шоссейную дорогу.
Вайду он тоже разбудил.
— Что это? — спросила она.
— Колокольчик, — ответил я.
— Да нет же — книга.
Я сказал ей не вылезать из постели и уснуть снова — все сделаю сам. Я встал и оделся, как подобает для встречи новой книги.
Одежда у меня не дорогая, но приветливая, аккуратная, и внешний вид мой располагает. Людям становится лучше, когда они на меня смотрят.
Вайда снова уснула. Она красивая — длинные черные волосы разметались по подушке веером темных озер. Я не смог удержаться и приподнял покрывало — полюбоваться на нее.
Над этой невероятно странной штукой — ее телом, лежащим сейчас недвижно и драматично, — воздушным садом парил цветочный аромат.
Я вышел и зажег свет в библиотеке. Стало довольно жизнерадостно, несмотря на три часа ночи.
Старушка дожидалась меня за тяжелым стеклом парадной двери. Библиотека у меня очень старомодная, и эта дверь вызывает у посетителей какое-то истовое почтение.
Женщина отчего-то волновалась. Она была очень стара, лет восьмидесяти, я бы сказал, и одета так, как обычно свойственно беднякам.
Но — неважно… богатые, бедные… принимаю я всех одинаково, по-другому никогда и быть не может.
— Я только что закончила, — произнесла она через толстое стекло еще до того, как я открыл дверь. Хотя стекло сильно замедляло голос, из него рвались веселье, выдумка и чуть ли не молодость.
— Я очень рад, — ответил я через дверь. Я просто не успел еще ее открыть. Радость через стекло у нас была общей.
— Всё! — сказала она, войдя в библиотеку в сопровождении восьмидесятилетней старушки.
— Поздравляю! — сказал я. — Написать книгу — это так чудесно.
— Я всю дорогу пешком прошла, — сообщила старушка. — Вышла в полночь. Была бы моложе — дошла бы и быстрее.
— Где вы живете? — спросил я.
— В отеле Кита Карсона[1], - ответила она. — И я написала книгу. — И она торжественно вручила ее мне, точно самую драгоценную вещь на свете. Так оно и было.
Тетрадь с отрывными листами — их в Америке можно найти повсюду. Нет такого места, где бы их не продавали.
К обложке была приклеена большая этикетка, и поперек нее толстым зеленым карандашом значилось:
МИССИС ЧАРЛЬЗ ФАЙН АДАМС
ЦВЕТОВОДСТВО ПРИ СВЕЧАХ
В НОМЕРАХ ГОСТИНИЦ
— Какое изумительное название, — сказал я. — Я уверен, во всей библиотеке у нас не найдется такой книги. Ваша — первая.
Широкая улыбка играла у нее на лице — оно состарилось сорок лет назад, его изъели газы и изгнанная юность.
— На эту книгу у меня ушло пять лет, — сказала она. — Я живу в отеле Кита Карсона, и в номере вырастила множество цветов. Номер у меня без окон, поэтому приходится жечь свечи. С ними получается лучше всего.
Кроме этого, я выращивала цветы при лампаде и под увеличительным стеклом, но им не очень удается, особенно — тюльпанам и ландышам.
Я даже пыталась разводить цветы при свете фонарика, но совершенно разочарована. Три или четыре фонарика истратила на ноготки, а ничего путного так и не вышло.
Самое лучшее — свечи. Цветам, кажется, нравится запах тающего воска — понимаете, о чем я, да? Лишь покажите цветку свечу, и он начинает расти.
Я пролистал книгу. Этим здесь тоже приходится заниматься. На самом деле, никто больше ее листать не будет. Книга была написана от руки красным, зеленым и синим карандашами. В ней были рисунки — гостиничный номер и цветы, что там росли.
Номер у нее был очень маленький, а цветов — много. Они росли в жестяных банках, бутылках, кружках в окружении горящих свечей.
Комнатка напоминала собор.
Еще там имелись рисунки бывшего управляющего отеля и гостиничного лифта. Похоже, лифт в отеле — очень унылое место.
На портрете управляющий выглядел несчастным, усталым, явно нуждался в отпуске. Кроме того, он как бы смотрел через плечо на то, что вот-вот попадется ему на глаза. Видеть ему это совсем не хотелось, но оно вот-вот появится. Под рисунком было написано:
УПРАВЛЯЮЩИЙ ОТЕЛЯ КИТА КАРСОНА,
ПОКА ЕГО НЕ УВОЛИЛИ
ЗА РАСПИТИЕ СПИРТНОГО В ЛИФТЕ
И КРАЖУ ПРОСТЫНЕЙ
В книге было около сорока страниц. На вид — очень интересная, она станет ценным пополнением нашего собрания.
— Вероятно, вы устали, — сказал я. — Присядьте, а я сделаю вам чашечку растворимого кофе.
— Это было бы чудесно, — ответила старушка. — Я пять лет писала книгу о цветах. Я очень старалась. Я люблю цветы. Жалко, конечно, что в комнате нет окон, но я обошлась и свечами. Тюльпаны сильно вытянулись.
Когда я вернулся к себе в комнату, Вайда крепко спала. Я включил свет и разбудил ее. Она заморгала, а в лице ее появилось что-то мягкое и мраморное — как у всех красивых женщин, если их неожиданно разбудить, а они еще не совсем проснутся.
— Что случилось? — спросила она. — Еще одна книга, — ответила она на свой же вопрос.
— Да, — подтвердил я.
— О чем? — машинально спросила она, словно нежный человеческий фонограф.
— О том, как выращивать цветы в гостиничных номерах.
Я поставил воду для кофе и присел рядом с Вайдой, а она свернулась калачиком и положила голову мне на колени, омыв их потоками черных волос.
Выглянула грудь. Просто невероятно!
— Так и что там с цветоводством в гостиницах? — спросила Вайда. — Наверное, не очень просто. В чем суть истории?
— В свечах, — ответил я.
— Угу, — сказала Вайда. Лица ее я не видел, но все равно знал — она улыбается. Смешные представления у нее о библиотеке.
— Ее написала одна старушка, — продолжал я. — Она очень любит цветы, но у нее в номере совсем нет окон, поэтому цветы она выращивает при свечах.
— Ох, мамочки, — сказала Вайда тем тоном, которым всегда говорила о библиотеке. Ей кажется, что здесь жутко, и вообще это место ей не нравится.
Я не ответил. Вода закипела, я зачерпнул ложкой растворимого кофе и высыпал его в чашку.
— Растворимый кофе? — спросила Вайда.
— Да, — ответил я. — Нужно угостить женщину, которая только что принесла книгу. Она очень старая, и ей пришлось пройти пешком долгий путь. Мне кажется, ей нужно выпить чашечку растворимого кофе.
— Судя по всему, да. И, может быть, даже заесть амилнитратом[2]. Шучу, шучу. Тебе помочь? Я сейчас встану.
— Не надо, милая, — ответил я. — Я сам справлюсь. А мы съели все печенье, которое ты испекла?
— Нет, — сказала она. — Печенье вон там, в пакете. — Она показала на белый бумажный пакет на столе. — Мне кажется, еще осталась пара шоколадных.
