Ирвин Уэлш - Одинбург
Два дня спустя он позвонил в дверь Джен и пригласил ее на ужин. Он чувствовал, как сильно стучит его сердце. Она улыбнулась ему и приняла приглашение. «У меня есть книжка про галерею Баррела, — сказала она. — Пролистай перед поездкой. Держи».
Джен протянула ему брошюру в мягком переплете с внушительной вазой на обложке. Он, стыдясь, посмотрел на книгу. Смысл искусства в правде, разве не так? А он пытался обмануть Джен, обмануть друга. Но он не намеревался обидеть ее, нет, он этого не хотел. Так было проще всего.
Она появилась к ужину. Вошла в кухню, помогая ему с тарелками, и на мгновение ему показалось, что она заметила фотографию, но он ошибся. В гостиной, небольшой комнате с тремя стульями и низким столиком, они ели, держа тарелки на коленях. Она говорила о каком-то происшествии на работе, о ссоре между начальником и новым сотрудником, вылившейся во взаимные оскорбления. Он считал странным, что кто-то мог грубо разговаривать с работодателем и так легко отделаться, и вспомнил грубость коллеги-исследователя, который взял моду громко вздыхать, когда говорил профессор. Здесь люди менее почтительны. Да нет, они просто грубы. В этом все дело, в грубости. А он ожидал, что все будет таким корректным, чистым, хорошо отлаженным. Все и было чистым и хорошо отлаженным, но не корректным.
—Ты сегодня молчалив, — сказала она. — Все в порядке?
Он поспешно ответил:
— Да-да. Все в порядке.
Она искоса посмотрела на него.
— Я не всегда уверена, что знаю, о чем ты думаешь, — сказала она. — Ты иногда, как сейчас, замолкаешь. Хмуришься. И выглядишь вот так. И так. Смотри!
Джен рассмеялась, и он невольно улыбнулся. Он знал, что часто хмурится, и это может казаться забавным.
Внезапно она протянула руку и мягко накрыла ладонью его кисть.
— Видишь ли, я считаю тебя... экзотичным, наверное. Это звучит странно? Так говорят о растениях из других стран. Экзотика.
Джон уставился на нее. Вес руки был легким, но он чувствовал, как нагревается его кожа. Он хотел подвинуть ее ладонь, убрать, но не шевелился. Он не смотрел на свою кисть. И не говорил ничего. Он молчал.
Снаружи, с лестницы, донесся звук голосов. Наверху жил глуховатый мужчина. Он говорил со своей женой, словно отдавая приказы солдату. Она кричала в ответ, от натуги ее голос переходил на визг.
— Снова они начали, — сказала Джен. — По-моему, они не догадываются, что мы все слышим.
Он вяло улыбнулся и убрал руку, чтобы взять тарелки.
— У меня есть десерт, — сказал он. — Индийский. Думаю, тебе понравится. Мороженое с ореховым соусом. Ты ведь его любишь?
Она поднялась.
— Обожаю.
Они прошли в кухню, он поставил грязные тарелки около мойки. Потом подвинулся, чтобы пропустить Джен, и тут понял, что она увидела фотографию.
Сначала она молчала. Взяла чайник, собираясь наполнить его водой из-под крана, но замерла, зажав пальцами вентиль и не поворачивая его. Затем медленно сняла с чайника крышку и начала наполнять. Она повернулась и увидела, что Джон наблюдает. Ему надо было отвернуться, чтобы все было не так очевидно, но он не мог пошевелиться. Как будто устроил ловушку маленькому, беззащитному существу и она сработала. Теперь поздно было что-то менять.
— У тебя новая фотография, — сказала Джен тихим и ровным голосом.
Он был уверен, что заметно нервничает.
— Ах, эта, — ответил он. — Да. Она была в комоде. Я давно хотел поставить ее сюда.
Женщина полуобернулась и снова посмотрела на фотографию.
— Кто это?
Джон сглотнул.
— Это девушка.
Она натужно засмеялась.
— Это я вижу. Но кто она?
Он отвернулся, врать было легче, не глядя в глаза.
— Ее зовут Китти да Силва. Эти имена — португальские — часто встречаются в Коччи. Да Силвы теперь индийцы, но их имя пошло с тех времен.
Она пересекла комнату, чтобы включить чайник.
— Чем занимается Китти да Силва?
Он быстро соображал. Она — медсестра. Нет, не то. Может, учительница? Да, пусть лучше будет учительницей. Медсестра — это слишком банально.
— Преподает в школе, — сказал он. — Это маленькая школа для... маленьких детей. Вот чем она занимается.
— Ты давно ее знаешь? — спросила Джен, потом добавила, словно ей только что пришло это в голову: — Полагаю, она для тебя много значит. Раз у тебя есть фотография. Я не знала...
Он не смел взглянуть на нее.
— Я как-нибудь расскажу тебе. — И затем добавил с нарочитой бодростью: — Десерт, я чуть не забыл. Он в холодильнике. Я достану тарелки... Нет, не нужно. Я сам.
10
Джон не видел соседку назавтра, и на следующий день тоже. Он спустился и постучал в ее дверь, нерешительно, снедаемый чувством вины, но ответа не последовало. Ему показалось, что он слышит ее голос, но не был в этом уверен. Он подумал, что стоит поглядеть через щель почтового ящика, но, если она увидит его, это только увеличит взаимную неловкость. Поэтому поднялся к себе и сидел в квартире, неспособный сосредоточиться на работе, которую принес домой, на научных статьях, которые нужно было прочитать. Через пару дней предстоял групповой семинар, где состоится очередное обсуждение прочитанной специальной литературы. Но он не вникал в то, что читал, и иногда, доходя до конца статьи, понимал, что ничего не почерпнул.
Джон осознавал, что отдалился от Джен и сделал это, ничего не объяснив. Не было неловкого обмена сожалениями, не было произнесено ни слова. Что самое главное, она не должна была чувствовать себя отвергнутой. Он этого не хотел.
Но он скучал по ней и все это время ловил себя на том, что думает о Джен в неподходящие моменты. Он снова ходил стучаться к ней в дверь, но в этот раз понял, что ее там нет, и вернулся к себе, гадая, чем она занимается. Он полагал, что запланированная поездка в Глазго и в галерею отменилась. И кто мог винить ее за это!
На следующий день, вернувшись домой, он обнаружил под своей дверью записку. «Мне нужно уехать в Данди на несколько дней, — прочитал он. — Но я вернусь в субботу, довольно поздно. Ты все еще не против съездить в Глазго в воскресенье? Дай мне знать, если нет. Оставь сообщение в офисе. Там знают, где я».
Закончив читать, он ощутил неожиданный прилив радости. Так он чувствовал себя, когда находил свое имя в списке сдавших экзамен в мединституте, — радостное облегчение и возбуждение. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Там было немного людей, и он почувствовал внезапную, необъяснимую любовь к незнакомцам. Какой-то мужчина поднял голову и посмотрел на него. Джон хотел помахать, обратиться к прохожему, но в этом городе так не поступали. Наверняка они по-своему выражают радость, подумал он, но здесь никогда не бывает парадов, танцев на улицах и салютов из разноцветной муки.
Они вместе шли по галерее Баррела. Джен была молчаливой — не холодной, но молчаливой. По дороге в Глазго она говорила о Данди и своей работе. В разговоре не было долгих пауз, но она была задумчивее обычного. Он ощущал радость, просто находясь в ее обществе. Он хотел извиниться, все объяснить, но не мог. Со временем он что-нибудь придумает. Поговорит с ней и все расскажет. Никогда не поздно снова стать честным.
Они присели выпить кофе.
— Как один человек мог столько всего собрать? — спросила она. — Разве это не удивительно?
— Наверное, он был очень богат.
— О да. Судовладелец. Такие люди обычно бывают очень обеспеченными. Взять хотя бы греков.
— В Коччи тоже есть судовладельцы. Большие люди. И очень богатые.
Она рисовала ложкой узор на пенке капучино. Он пытался разобрать, что она рисует. Возможно, цветок, а может, какую-нибудь завитушку вроде кельтских узоров, поразивших его своей красотой и сходством с орнаментом по краям Махальского[18] манускрипта. Художников связывает братство, подумал он, через годы, через века. Да, братство.
— Как поживает Китти да Силва? — вдруг спросила она. — Как она вообще?
Джон некоторое время молчал, молчало его сердце.
— Ее больше нет, — ответил он.
Она уставилась на него, подавшись вперед.
— Как так?
— Она пошла в лес на холмах, — сказал он. — И ее съел тигр.
Она посмотрела на него с изумлением, а потом, все поняв, расхохоталась.
Иэн Рэнкин
Шоу начинается
Посмотреть на него собралось около тысячи человек. Самая большая аудитория в его жизни, и больше, наверное, уже не будет. А вот и он сам, на своем месте как штык. Старый маг Месмер не смог бы лучше. Гипноз — штука такая, иногда он взаправду, а иногда нужно подставное лицо. Потому что есть разница между магией и иллюзией. С этим в наше время соглашаются даже самые знаменитые. Иногда такие ребята, как Пенн и Теллер, показывают, в чем заключается фокус. А еще есть двойной блеф, когда тебе подробно объясняют, как устроен некий «невероятный» фокус, — но лишь для того, чтобы подготовить другой, еще более грандиозный, чем первый.
