Михаил Барановский - Чужие сны
– И что?
– И ничего.
– Ты смотрел на нее взглядом тигра?
– Нет, это она смотрела на меня взглядом тигра.
– Он так и лежит, – говорит Борька, указывая на Алика. – Странный какой-то. Алик, ты не спишь?
– Мужики, помогите, – стонет.
– Что с тобой?
– Загляните под лежак.
– Что там такого, чего мы не видели? – говорю.
– Загляните, – просит.
Мы с Борькой наклоняемся, и тут с нами случается смеховая истерика.
– Как они туда попали? – спрашивает Борька.
– Не знаю, – говорит Алик. – Я спал, а они, наверное, вывалились из трусов и как-то перекрутились, что ли… Не вытаскиваются. А руками я не достаю, – демонстративно обхватывает лежак. – Хорошо, что вы пришли. Полине неудобно было сказать…
Я говорю:
– Какой ужас! Что же делать?
– Попробуйте их покрутить… – предлагает Алик.
– Руками?! – спрашиваю.
– Ладно тебе, – говорит Борька. – Помоешь потом.
– Мужики, помогите. Я уже обгорел весь. Очень вас прошу.
Мы возимся под лежаком, пыхтим, пытаемся как-то помочь. Периодически Алик коротко вскрикивает. Мы ничего не можем сделать.
– Ничего не получается, – говорит Алику Борька. – Они у тебя опухли и не пролезают между досками.
– Что же делать?
– Надо в МЧС звонить, – говорю.
– Не надо в МЧС, – просит. – Вон там, на лодочной станции… Может, у них есть какой-нибудь инструмент… Ну, кусачки или что-то в этом роде…
Я в ужасе:
– Кусачки?
– Ну да – доски отодрать…
– А…
Вскоре мы возвращаемся с огромным гвоздодером.
Борька спрашивает на ходу:
– Ты когда-нибудь видел такие огромные яйца?
– Только у памятника Юрию Долгорукому, – отвечаю.
– Так то же конь!
– Вот именно… Я понял: у меня нет шансов.
Борька говорит:
– Алик, как ты думаешь, это нам поможет? – И показывает гвоздодер.
– Попробуйте отодрать доску. Только, пожалуйста, осторожнее.
– Конечно. Что ж мы, не понимаем?
– И это… – говорит, – постарайтесь не привлекать внимания.
Мы долго возимся. Пытаемся не привлекать внимания и отодрать доску. У нас не получается ни то, ни другое.
– Я думаю, надо отдирать лежак целиком, – говорю. – Нужно отнести его куда-нибудь в кусты и там попробовать провести более тонкую операцию.
– Да, это правильно, – соглашается со мной Борька. – Смотри, он уже красный, как рак.
С помощью инструмента мы отделяем лежак с Аликом от ряда лежаков и несем его, как санитары носилки с больными. Люди, загорающие поблизости, неодобрительно наблюдают за происходящим. Кто-то говорит, что нужно вызывать милицию. Какая-то женщина, выбежав из лодочной станции, припускает за нами.
Она кричит на весь пляж:
– А ну стойте! Верните лежак на место! Хулиганье!
К ней присоединяются еще какие-то люди. Все они галдят, окружают нас и лежащего на оторванном лежаке Алика. Слышен свисток милиционера. Сквозь толпу протискивается Полина:
– Что случилось? Что с Аликом?
– Не знаю, как тебе и сказать… – говорит Борька.
Он похож на хирурга в коридоре лечебного учреждения, который после многочасовой операции выходит к заждавшимся родственникам и сообщает им о том, что все, что было в силах врачей, они сделали и даже больше, но спасти больного не удалось.
– Полина, уходи! – кричит Алик со своего лежака.
– Полина, я приехал за тобой, – говорю я. – Я должен тебе сказать что-то очень важное.
– Полина, уходи! – кричит Алик.
Тут появляется милиционер:
– Так, граждане, расступитесь! Что здесь происходит?
– Полина, я хочу тебе сказать… Я тебя люблю.
– Это как-то не вовремя, – говорит.
– У меня уже нет секретов от Алика, – отвечаю.
– Что с ним?
– Полина, ты уйдешь когда-нибудь или нет. Уходи! – кричит Алик.
Я говорю:
– Ты слышала, что я тебе сказал?
– Ему плохо? Что с ним? – явно игнорирует мои слова.
– С ним все хорошо, – говорю. – А мне плохо. Ему всего-то яйца прищемило, а мне – сердце. Мужчина, – обращаюсь к стоящему рядом пенсионеру, подержите, пожалуйста, – передаю ему свой конец лежака. – Я ненадолго. – Я беру Полину за руку: – Полина, у меня нет ни сестры, ни брата, – зачем-то говорю я, плохо соображая. – Я не умею играть на саксофоне. У меня не такие большие яйца. Я не бизнесмен. Но я очень тебя люблю. Ты будешь полной дурой, если…
Все дальнейшее тонет в вое сирены «скорой помощи», которая увозит Алика и Полину. Толпа тут же рассеивается, а я и Борька, мы еще продолжаем некоторое время молча стоять.
16Мне плохо. Кажется, меня уже никто никогда не полюбит, и я уже никого никогда не полюблю. Мне себя жалко. Так жалко, как не было жалко еще никогда. Слезы текут по щекам. Я знаю, что это не по-мужски, но я ничего не могу с собой поделать.
Наверное, нет на Земле среди населяющих ее шести с половиной миллиардов человек и одного, кто мог бы как-то успокоить меня сейчас.
В таком случае зачем мне все эти шесть с половиной миллиардов равнодушных, безучастных ко мне людей?
Похоже, что и в толстенном словаре русского языка С. И. Ожегова, который стоит у меня на полке, среди пятидесяти двух тысяч слов нет ни одного, которое могло бы как-то утешить меня в настоящий момент.
В таком случае зачем мне все эти пятьдесят две тысячи абсолютно никчемных, бесполезных слов?
Может быть, бабушка была права, когда говорила маме о том, что у меня депрессия? Я вспоминаю, что видел в одном из журналов статью на эту тему. Я лезу в тумбочку, в которую обычно складываю старые журналы. Я хорошо запомнил иллюстрацию к статье про депрессию. Там был изображен молодой человек в галстуке. Его в прямом смысле расколола депрессия. Она молнией вонзилась прямо ему в темечко. От темечка пошла большая трещина через всю голову и в районе грудной клетки разошлась множеством мелких трещин. Неприятное зрелище. Я бы не стал на месте главного редактора печатать в журнале такие иллюстрации. Понятно, что человек с подобной трещиной, пусть даже и в галстуке, долго не протянет. По-видимому, иллюстратор погнался за эффектным визуальным решением и совсем не подумал о том, какое впечатление это может произвести на подписчиков.
Я никогда не носил галстуков, хотя один висит у меня в шкафу. Мне подарил его Борька на день рождения. Борька сказал, что нужно обязательно носить галстук. Он сказал, что я одеваюсь, как неудачник, и от этого все мои проблемы. Успешные люди носят галстук. «Галстук – пропуск в мир удачи». Так он сказал. Люди, на шее которых повязан галстук, производят хорошее впечатление на окружающих, их намерения серьезны, на них всегда можно положиться, они соблюдают корпоративную этику, умеют вести деловые переговоры, им можно доверить большую сумму денег и даже коммерческую тайну. Борька настаивал на том, чтобы я немедленно надел галстук и почувствовал, как меняется к лучшему моя жизнь. Но никто из нас не умел завязывать галстук. И тогда я решил обратиться к своему соседу – Якову Абрамовичу.
Тот говорит:
– Конечно, Кирилл, я с радостью помогу вам. Ложитесь на стол.
Я говорю:
– Это еще зачем?
Он говорит:
– Вы должны лечь, если хотите, чтобы я действительно хорошенько повязал вам галстук.
– Я не против лечь. Но зачем же на стол? – спрашиваю.
– Дело в привычке, – говорит. – Привычка – вторая натура. Когда я жил в Америке, я десять лет проработал в похоронном бюро, одевая покойников. Когда Яков Абрамович завязал галстук, выяснилось, что у меня нет костюма. То есть это было известно задолго до Якова Абрамовича, потому что костюма, как и галстука, у меня не было никогда. Просто я об этом как-то не подумал до того, как Яков Абрамович завязал галстук. С тех пор галстук так и висит в шкафу. И вот, когда я в первый раз обратил внимание на молодого человека в галстуке, расколотого депрессией, я, помню, подумал, что вот и галстук ему не помог. Хотя, казалось бы, что может случиться с человеком в галстуке?
«Депрессия – распространенное заболевание, – говорится в статье. – Вероятность заболевания депрессией весьма высока. Основными симптомами депрессии являются: подавленное (тревожное или тоскливое) настроение; утрата интересов и способности получать удовольствие от того, что прежде его доставляло. Могут быть и дополнительные симптомы: чувство безнадежности, самоосуждения, виновности; неспособность сосредоточиться, нерешительность; нарушение сна; чувство усталости, утраты энергии, заторможенность; беспокойство, неусидчивость, раздражительность; частые мысли о смерти». Так и есть, все симптомы совпадают. У меня депрессия. Чем я успел переболеть за свою жизнь: краснухой, свинкой, воспалением легких, ОРЗ, гриппом… Вот вроде бы и все. Теперь к этому списку прибавилась депрессия. А там не за горами и облитерирующий эндартериит, и мне отрежут ноги…
«В прошлом депрессию обычно расценивали как проявление слабости, – читаю дальше. – В настоящее время точно известно, что депрессия – заболевание, имеющее биологическую причину, как артрит, астма и т. п. Депрессия – это не слабость характера и не порок личности, а болезнь, которую можно и нужно лечить.
