Росарио Ферре - Дом на берегу лагуны
Обычно матронам достаточно было пару раз навестить будущую королеву, чтобы она дала свое согласие относительно того или иного кандидата, которого они назначили ей в короли. Часто это был невзрачный подросток с прыщавым лицом, худой, угловатый и неловкий, однако будущая королева на него почти и не смотрела. Ее куда больше интересовали роскошное платье, мантия и корона, которую на нее наденут: обшита ли мантия пурпурными кружевами или золотой канителью, а корона – украшена она перьями фазана, или это настоящие павлиньи перья? Словом, королева обычно сразу соглашалась с тем, что ей предлагали. Со своей стороны родители будущего короля были весьма заинтересованы, чтобы выбрали их сына, потому что это означало бесплатное членство в «Испанском казино» на целый год, а ведь членство было недешево. Если же родители и без того были членами «Испанского казино», то их сыну предоставлялась стипендия на один семестр для обучения в одном из самых престижных университетов Соединенных Штатов.
В момент, когда Ребеку Арриготию выбрали королевой, капитаншей Комитета по составлению пар была донья Эстер Сантиэстебан, супруга дона Мигеля Сантиэстебана. Донья Эстер уже была на грани отчаяния, поскольку она успела пять раз посетить Ребеку, и все пять раз девушка отвергла кандидата, которого выбрал комитет. Ребека была единственной дочерью, и родители умоляли ее со слезами на глазах, но она точно знала, чего хотела. Полдюжины юношей прошли мимо ее дверей и были безоговорочно «гильотинированы», а она продолжала гордо покачивать кудрявой головкой. У этого до того изысканные манеры, что он вот-вот рассыплется; тот зануда и бормочет ей на ухо всякие глупости; а этот такой худой, что, кажется, подует ветер и он улетит, а уж этот последний и вовсе дурак, чего Ребека совершенно не выносила, потому что больше всего на свете хотела, чтобы ее король, прежде всего, был умен.
Ребека мечтала о настоящем монархе, который покорит ее с первого взгляда. О господине, которого жаждало все ее существо: начиная с марципановой шейки, плеч, похожих на сбитые сливки с карамелью, и груди, этой трепетной мякоти кокоса, – до самых ступней, будто слепленных из риса с молоком, не говоря уже о тайной расщелинке цвета корицы. Она мечтала о мужчине, который возьмет ее всю, выжмет из нее соки, как из созревшего плода, и выпьет ее, будто драгоценную влагу; в объятиях которого сотрутся и исчезнут воспоминания о послушной кукле, которую родители столько лет ревниво холили в самой удаленной спальне дома, куда не проникали ни пыль, ни шум, ни дыхание улицы, но где крутились мощные крылья сновидений, заставлявшие ее каждую ночь метаться под влажными простынями. Ребека хотела, чтобы у ее короля были плечи морского пехотинца и бедра кавалериста; он должен быть генералом с пятью звездами, и он будет командовать всей армией ее прелестей, развернув знамена, готовый к сражениям.
Донья Эстер Сантиэстебан уже совсем было выдохлась от предпринятых усилий и решила, что им вообще не удастся найти подходящего для Ребеки короля. Как раз в эти самые дни ее муж привел Буэнавентуру Мендисабаля к ним на обед. Буэнавентура пришелся ей по душе, но донья Эстер огорчилась, увидев, как он неискушен. У молодого человека, когда он принялся за еду, не было ни малейшего представления о том, как пользоваться столовым прибором, он пролил вино на скатерть, уронил нож в тарелку и едва не упал со стула, резко откинувшись, когда мальчик, прислуживающий за обедом, подошел к нему с подносом, чтобы обслужить. Донья Эстер подумала, что надо бы заняться молодым человеком, чтобы ввести его в дальнейшем в избранное креольское общество, и в тот же день стала объяснять ему основные правила этикета.
После обеда перешли в гостиную выпить кофе. Донья Эстер объяснила Буэнавентуре, что сахар нужно брать серебряной ложечкой, слегка отставив мизинец в знак своей утонченности; нужно вставать, если в комнату входит дама, и открыть даме дверь, если она собирается выйти, а не ломиться в дверь впереди нее, как бык, которому не терпится оказаться на лугу. Когда он собрался уходить, она упросила его сходить завтра в ателье к своему знакомому фотографу, чтобы тот сделал его портрет. Она хотела послать его своим подругам, Анхелите и Кончите, в Вальдевердеху, дабы они смогли убедиться в том, что их юный племянник пребывает в добром здравии, несмотря на москитов и нездоровую воду Острова.
Через несколько дней, когда донья Эстер возвратилась от Ребеки в шестой раз, она, измученная, вошла в гостиную и опустилась в плетеное кресло. На мраморном столике лежала фотография Буэнавентуры. Донья Эстер заранее попросила фотографа принести ей снимок домой, потому что на следующий день собиралась послать его в Испанию. Она проворно вскочила и поднесла портрет к глазам, чтобы лучше его рассмотреть.
«Ну и дура же я! – подумала она. – Таскаюсь по городу чуть живая, готова найти в короли Ребеке какого угодно сопливого мальчишку, а в это время у меня в гостиной – ни дать ни взять, настоящий монарх!»
На следующий день донья Эстер вместе с несколькими дамами из комитета явилась к Ребеке, неся под мышкой портрет Буэнавентуры в рамочке из красного бархата.
– Настоящий король, – сказала она ей, показывая снимок. – Ему двадцать три, немного старше, чем нужно. Только что приехал из Эстремадуры, и видно, что из хорошей семьи. У него с собой старинный документ – его генеалогическое древо производит впечатление. Думаю, тебе надо с ним познакомиться.
Взглянув на портрет, Ребека дважды думать не стала. Буэнавентура показался ей самым красивым мужчиной на земле, и она согласилась видеть его своим королем еще прежде, чем увидела во плоти и крови. Буэнавентура пришел к ней с визитом на следующий день и поцеловал руку. Роль короля бала ему очень нравилась, и он старательно вникал во все детали этикета. В день коронации он держался так, что Ребека и вправду, когда он сопровождал ее к трону, чувствовала себя королевой Антильских островов; а в день свадьбы, месяц спустя, он шел с ней от алтаря, поддерживая ее под локоть и выступая, будто белый журавль. Он не просто казался аристократом, он вел себя так, будто был им на самом деле. За добрую милю видны были воспитание и элегантность, которых ему никто не прививал, но которые он впитал с молоком матери.
4. В тени акул
В начале века наш остров неожиданно приобрел в глазах заправил Рейха важное стратегическое значение. Кинтин фанатично увлекался историей, особенно много знал как раз о том периоде времени и часто, когда мы еще были молодоженами, рассказывал мне всякие интересные вещи. То была эпоха приключений, и я с удовольствием слушала рассказы об адмирале Альфреде фон Тирпице. «Адмирал, – рассказывал Кинтин, – постоянно настаивал во время бесконечных аудиенций при дворе кайзера Вильгельма II, чтобы в Пуэрто-Рико была немецкая военно-морская база с целью охраны торговых путей между Антильскими островами и Мексиканским заливом». Кроме того, превращение Эль-Юнке в пушечное гнездо Круппа означало для немцев больший контроль над Панамским каналом, который приобретал все более важное значение для североамериканского флота. По нему свободно ходили суда, охранявшие границу на всем ее протяжении, от самых отдаленных берегов Калифорнии до портов Балтимора и Нью-Йорка.
Эта тема меня заинтересовала. В результате деятельности фон Тирпица немцы высадились на Острове, и в 1917 году, в год свадьбы Ребеки и Буэнавентуры, Остров жестоко страдал от этой осады. Окруженный немецкими подводными лодками, Остров был похож на дельфина, преследуемого голодными акулами. Субмарины кишели всюду. Они прятались в закоулках морской впадины Пуэрто-Рико, заселенных красными кораллами и ядовитыми анемонами на все двадцать семь тысяч миль глубины, и изучили эти закоулки так же хорошо, как собственную ладонь. Подводные лодки были прекрасно видны с плоских крыш Старого Сан-Хуана, где народ развлекался тем, что разглядывал, как они погружаются и всплывают, в такие же бинокли, какие носили на ипподром, чтобы наблюдать за скачками.
Наше стратегическое значение стало очевидным и побудило Соединенные Штаты разместить на Острове военно-морские базы, где поселились тысячи американских солдат. Каждый день они пускали ко дну какое-нибудь судно, которое приносило Нептуну в подарок все, чем были нагружены его внутренности: канистры с бензином, рулоны типографской бумаги, мешки с бобами, рисом и солью. С полок магазинов стали исчезать товары. Люди жили только за счет Чрезвычайной программы правительства Соединенных Штатов, согласно которой все получали военный паек, что доставляли американские конвойные суда, закамуфлированные так же, как те, на которых прибывали солдаты.
Торговцы Сан-Хуана подсчитывали свои барыши, но не золотом и серебром, а каучуком, цистернами бензина и соленым пшиком, которые они тайно копили на складах своих магазинов, и Буэнавентура был одним из них. Остальное население, привыкшее туго затягивать пояс на пустом животе, перебивалось кое-как ячменным кофе с ромом и бататом, сваренным в апельсиновом чае, а дети бродили босые, завшивевшие, со вздутыми животами. Когда эти бесплотные создания бегали по улицам, то казались обрывками папиросной бумаги, которые туда-сюда носит ветер.
