Сесилия Ахерн - Как влюбиться без памяти
— Упал?
Он быстро взглянул на меня, потом опять вниз, снова на меня, и наши взгляды встретились.
Ему лет тридцать, подумала я. Твердо очерченный подбородок, волосы спрятаны под черной шерстяной шапкой. Большие перепуганные глаза, зрачки такие огромные, что синей радужки почти не видно. Под наркотиками или пьяный?
— Вы шутите? Думаете, я что, боюсь упасть? Вы считаете, я сюда случайно попал?
Он отвернулся и попробовал выкинуть меня из головы, сосредоточенно глядя в воду.
— Как вас зовут?
— Отстаньте, — отрезал он, а потом тихо добавил: — Пожалуйста.
Ему так плохо, а он проявляет вежливость.
— Не могу же я равнодушно на это смотреть. Понятно, у вас что-то случилось. Я хочу помочь.
— Не нужна мне ваша помощь.
Он перестал обращать на меня внимание и упорно смотрел вниз, в воду. Я видела, что костяшки пальцев у него то бледнели, когда он ослаблял хватку, то краснели, когда снова брался покрепче. Всякий раз, как он немного разжимал пальцы, сердце у меня начинало биться как безумное, я боялась, что он разомкнет их вовсе. Времени у меня совсем мало.
— Давайте поговорим. — Я придвинулась на полшажка.
— Пожалуйста, уходите. Оставьте меня одного. А этого всего не надо. Я не собираюсь устраивать спектакль, я хочу просто взять и сделать это. В одиночестве. Не думал, правда, что… это будет так долго. — Он нервно сглотнул.
— Послушайте, никто к вам не подойдет, никто вас не тронет. Так что не надо никакой паники, не дергайтесь, а спокойно все обдумайте. Времени у нас полно. Все, о чем я прошу, это чтобы вы со мной поговорили.
Он молчал. Я мягко задала еще несколько вопросов, но ответа не получила. Я была готова выслушать его, готова произнести разумные, правильные слова, но он молчал, и это сбивало с толку. С другой стороны, он пока не прыгнул, а это уже немало.
— Скажите хотя бы, как вас зовут.
Никакого ответа.
И снова передо мной возникло лицо Саймона, он смотрел мне в глаза и жал на спуск. На меня накатило отчаяние, хотелось кричать, выть и рыдать от бессилия. Но этого нельзя, ни в коем случае. Ужас охватывал меня все сильнее. Я была на грани — еще немного, и я бы сдалась, развернулась и пошла обратно к небольшой толпе зевак, сказать им, что я не смогла, что я не хочу быть в ответе еще за одного человека. И тут он сказал:
— Адам.
— Вот как. — Мне слегка полегчало, наконец-то он откликнулся.
В памяти всплыл совет из книжки: надо напомнить человеку, который решил покончить с собой, что есть те, кому он дорог, кто — понимает он это или нет — его любит, но я боялась, как бы мои слова не вызвали обратную реакцию. А что, если он здесь как раз из-за них или потому, что считает себя для них обузой? Я лихорадочно соображала, что делать дальше. В справочниках было множество разных указаний на этот счет, но мне сейчас важно одно — помочь ему.
— Я хочу помочь вам, Адам, — в итоге сказала я.
— Напрасно.
— Ну вам же есть что сказать, вот и скажите мне. — Важен позитивный настрой. Слушайте внимательно, не говорите «не делай», не говорите «не сможешь». Я быстро перебирала в уме все, о чем читала. Ошибиться нельзя. Ни в одном слове.
— Вам меня не отговорить.
— Сейчас вам кажется, что это единственный выход, но, если вы мне позволите, я смогу показать, что есть много других, куда лучше. Вы очень устали — давайте я вам помогу. Перелезайте сюда, и мы вместе найдем подходящее решение. Возможно, его трудно углядеть так сразу, но оно существует. Всегда есть варианты. Однако здесь не самое подходящее место, перебирайтесь на мост, и мы все обсудим.
Он не отвечал. Он просто смотрел на меня, и я узнала этот взгляд. У Саймона было такое же выражение.
— Простите.
Он уже почти не держался за перила, согнулся и сильно наклонился вперед.
— Адам!
Я рванулась к нему, просунула руки сквозь прутья ограды и крепко обхватила его, с такой силой, что его буквально припечатало к ограждению. Моя грудь тесно прижалась к его спине, я уткнулась в черную шерстяную шапочку, зажмурилась и напряглась в ожидании. Если он начнет вырываться, то надолго меня не хватит, и он, конечно, это понимает. Ну, черт побери, может быть, кто-то из толпы догадается прийти мне на помощь? И где же полиция, я с готовностью уступлю место профессионалам! Мне это все не по силам, и о чем я только думала, когда в это ввязалась? Стоя с закрытыми глазами, я невольно вдыхала его запах — отчетливый аромат крема после бритья, точно он только что вышел из ванной. Так пахнет тот, кто полон жизни, кто собрался куда-то по делам, а вовсе не прыгать с моста. И тело у него живое, сильное, мне с трудом удалось сомкнуть руки на его широкой груди. Нет, я ни за что его не выпущу, ни за что.
— Что вы творите? — спросил он, тяжело, прерывисто дыша.
Я оглянулась и посмотрела на людей, столпившихся у входа на мост. Потом на набережную — нет, ни полицейских машин, ни желающих броситься мне на помощь. Ноги у меня дрожали, словно это я собиралась прыгнуть в темную воду Лиффи.
— Не делайте этого, — прошептала я и расплакалась. — Пожалуйста, не надо.
Он попытался обернуться, чтобы посмотреть на меня, но я стояла прямо за ним, и он не мог увидеть мое лицо.
— Вы что… вы плачете?
— Да. — Я шмыгнула носом. — Пожалуйста, не делайте этого.
— Господи. — Он снова попытался оглянуться и посмотреть на меня.
Я расплакалась еще сильнее, не в силах сдержать горькие всхлипы. Плечи ходили ходуном, а руки по-прежнему сжимали его изо всех сил.
— Какого черта? — Он слегка подвинулся и встал вдоль выступа, чтобы иметь возможность повернуть голову и видеть мое лицо.
Наши взгляды встретились.
— Вы… с вами все в порядке? — Он немного смягчился и, похоже, вышел из состояния транса.
— Нет. — Я пыталась успокоиться и перестать плакать. Хотелось вытереть нос, из которого ручьем лило, но я боялась отпускать его.
— Я вас знаю? — Он растерянно всматривался в меня, удивляясь, чего я так из-за него переживаю.
— Нет. — Я снова шмыгнула носом. И обхватила его покрепче. Так крепко мои руки не обвивали никого уже давным-давно, с самого детства, с тех пор как умерла мама.
Он глядел на меня как на сумасшедшую, точно из нас двоих он в здравом уме, а я спятила. Мы стояли почти нос к носу, он пристально изучал меня, как будто выискивал что-то большее, чем видно глазами.
И вдруг наше единение нарушилось. Какая-то сволочь с набережной громко крикнула: «Прыгай!» И он с отчаянной злостью начал выдираться из моих рук.
— Пустите меня, — прохрипел он, яростно пытаясь высвободиться.
— Нет. — Я помотала головой. — Пожалуйста, послушайте… — Я помолчала, выбирая слова. — Все не так, как вы себе представляете.
Я посмотрела вниз, в черную холодную воду, и попыталась увидеть ситуацию его глазами, ощутить то, что ощущал он. Как же все должно быть паршиво, чтобы человек захотел покончить с проблемами таким способом.
Он больше не отпихивал меня и слегка повернулся ко мне.
— Вы не хотите перестать жить, вы хотите, чтобы вас отпустила боль, которая мучает вас беспрерывно, и сейчас тоже. Может быть, никто из близких этого не понимает, но поверьте, я понимаю вас на все сто. — Глаза его наполнились слезами, мне удалось зацепить его. — Но ведь эта мысль, она не постоянно сидит у вас в голове, а приходит и уходит. Это уже вошло в привычку — думать о том, что вы можете покончить со всем одним махом. Но ведь бывает, что вы думаете по-другому. Правда?
Он внимательно смотрел на меня, ловя каждое слово.
— Это лишь мгновение, и больше ничего. Мгновение пройдет. Если вы его преодолеете, то потом вам не захочется расставаться с жизнью. Вы, вероятно, считаете, что всем наплевать или что они как-нибудь переживут и без вас. Может быть, даже думаете, что они будут только рады. Это не так. Никто на самом деле не желает другому смерти. Да, иногда кажется, что выхода нет, но он есть, есть. Вы сможете его отыскать. Перелезайте обратно, и давайте обо всем поговорим здесь. Что бы там ни было, справиться можно с чем угодно. А это просто одно из мгновений жизни, ничего больше. — По щекам у меня текли слезы.
Он нервно вздохнул и мрачно, напряженно уставился вниз, словно взвешивал все за и против, решая, жить или умереть. Краем глаза я посмотрела сперва на набережную Веллингтона, а потом на противоположный берег, но с обеих сторон по-прежнему не было видно ни полиции, ни желающих помочь мне. Впрочем, на данном этапе меня это даже порадовало. Мне удалось вовлечь его в разговор, и я не хотела, чтобы его что-нибудь отвлекло и заставило переключиться, он мог опять впасть в панику и сделать непоправимый шаг. Мы молчали. Я думала, что мне ему еще сказать, какую тему можно затронуть без опаски, чтобы потянуть время до приезда профессиональных спасателей. Главное — не произнести ничего лишнего, ничего, что могло бы его встревожить. И тут он заговорил сам:
