Сергей Власов - О светлом будущем мечтая (Сборник)
Алеша снова вошел в сеть, и тут же Масчер вышел на связь.
– Ты прочитал? Ну, что скажешь?
– Все это хорошо, я понимаю, но сейчас-то что делать? Или время уже упущено?
– Упущено? Да. Но кое-что сделать можно. Прежде всего, нужно, чтобы люди поняли: они смогут жить нормально только тогда, когда к управлению придут умные люди. И не только поняли, но и захотели изменить положение. А для этого нужно, чтобы кто-нибудь рассказал им, как можно жить лучше и как к этому прийти. Рассказал человек, которому они верят, которого понимают и любят. Через газеты, через журналы, через литературу надо доводить это до простого человека. Как? В первую очередь, надо увлечь этой идеей интеллигенцию. Писателей и журналистов. Просто умных людей.
– А получится ли их увлечь?
– Далеко не всех, но многие поддержат, а это уже немало.
– Хорошо, их мы увлекли, но где гарантия, что эта идея увлечет и всех остальных?
– Да, с этим сложнее. Большинство ныне живущих спят и видят, что им с неба упадет богатство. Американцы в фильмах это пропагандируют очень успешно. Чудесное обогащение у них чуть ли не в каждом фильме. А богатые почти во всех фильмах тупые, да еще и мафиози. Конечно, с таким направлением пропаганды далеко не уйдешь. Но ведь можно и другую литературу, и другие фильмы создавать. Вот и найди таких людей. Свяжись с ними по Интернету, объясни свою мысль, найди поддержку. В одиночку, конечно же, ничего не добьешься. Ну, все, пока. Вопросы обговорим после. А сейчас улаживай свои дела.
– Пока. Надеюсь, на этот раз свяжемся быстрее. Я уже за тебя забеспокоился.
– Все будет в порядке, не волнуйся. Пока.
Отец отключился, и Алеша отправился домой.
Глава 6. Все будет в порядке
Алексей наметил себе дальнейший план действий. Первым делом он сходил в травмпункт. Рассказал все, как было, объяснил: не пришел сразу с утра, потому что проспал и вынужден был бежать на работу. В травмпункте ему дали понять, что о таких происшествиях вынуждены сообщать в милицию. Алёша ничего не имел против, и дал свой адрес и телефоны. Потом он зашел к Светлане и Лидии Михайловне и обрисовал им ситуацию, пояснив, что узнал обо всем от знакомого по Интернету. Те тут же побежали снимать побои и писать заявление о нападении. Казалось бы, всё улажено, но не тут-то было. В подъезде собственного дома его уже ждали. Он не успел ничего сделать или сказать, как его, завернув за спину руки в наручниках, уже очень грубо заталкивали в машину. Объяснять никто ничего не пожелал, выслушать тем более. Запихнули в камеру, и на все попытки добиться телефонного звонка или адвоката просто не обращали анимания. Не только следователя, но даже старшего по смене вызывать никто не собирался. Ребята выполнили приказ, остальное до фени. Единственное, что как-то сглаживало всю эту муру – надежда, что всё-таки разберутся и отпустят. Хорошо еще, что в камере он был один. До утра так никто и не появился, утром к нему тоже не торопились. Несмотря на бессонную ночь, Алексей не терял оптимизма. Кормить его, по-видимому, не собирались, а следователь появился только часа в два. Конечно, возмущаться Алеша уже и не думал, хотелось только, чтобы все поскорее кончилось. Следователь молча что-то писал, и минут через двадцать сунул на подпись признание в совершенном преступлении.
– Подписывай. Много не дадут, а с учетом того, что в первый раз, вообще отделаешься условным сроком.
– Но, я же ни в чем не виноват.
– Челюсть сломал?
– Да, но я же защищался, и девушку защищал.
– Превысил степень защиты. Тебе же ничего не сломали.
– У них был нож, вот и руку мне разрезали.
– У кого был нож, мы не знаем, и доказать ты ничего не сможешь. Может, он твой? Да и не найдено никаких ножей на месте преступления. Стеклом где-нибудь порезался, а выдаешь за нож.
– Но их же трое было, а я один.
– Ну и что, у тебя подготовка вон какая, за несколько секунд всех уложил. Какую школу единоборств закончил?
– Не заканчивал я никакой школы.
– Ну, это мы проверим. Обычный гражданин, без подготовки, на такое не способен. И потом, о каких таких троих ты говоришь? Потерпевший один был. Ну, поглядел не так на твою девчонку, ну, сказал что-то не так, это же не повод челюсти ломать. Ладно, подписывай, не тяни время, и отправляйся домой. На суд вызовут повесткой. И вот подписку о невыезде получи.
– Какой суд? Над кем суд? Подонки насилуют девчонку, я вступаюсь, и меня под суд?
– Какую девчонку? Кто насилует? Что ты мелешь?
– А вы поинтересуйтесь, может, найдете заявление о нападении в районном отделении?
– Ну что же, сиди, раз не хочешь подписывать. А я поинтересуюсь. Не сегодня, конечно. Сегодня и без тебя дел много. Но на днях обязательно.
– А я что же, все это время в каталажке проведу?
– А что поделаешь? В интересах следствия необходимо. Дурак ты. Не знаешь, с кем связался. У этого мальчика такие предки, таких адвокатов найдут, не отмажешься.
– И что же делать?
– Что делать? Подпиши, получишь свой год условно, и домой.
– Но это же нечестно, несправедливо, так не должно быть.
– Наивный… Да сейчас везде и всюду так. Ты думаешь, что-нибудь можно доказать по этому сопляку, которого ты отделал? Да ни фига подобного. Он сейчас тысячу свидетелей приведет, что ты девчонку изнасиловать пытался, а он вступился. Купят и прокурора, и суд, и всех, кого захотят. У них бабок немерено. Так что, подпишешь?
– Нет. Это нечестно.
– Ну, сиди.
– Можно мне хоть на работу позвонить, а то выгонят?
– Звони. А выгнать все равно выгонят. Фирма ведь частная, хозяевам тоже жить охота.
Следователь ушел. Звонить Алеша не стал. И так все узнают. Больше всего страдал Алексей от бессилия и невозможности побеседовать с отцом. На следующий день его привели к другому следователю. Этот не был похож на милиционера. Что-то подсказывало, что он имеет отношение к спецслужбам. Это не прибавило оптимизма, но заставило собраться. Сначала разговор шел ни о чем конкретном. Спрашивали о родителях, родственниках, об учебе в школе, институте. О том, кто устроил на работу. Где научился обращаться с компьютером. Как начал программировать. Какие программы писал. С кем общался по Интернету. Как защищается информация. Вот тут Алексей и порадовался, что забыл дискету с кодами у Светланы. Забыл совершенно случайно, но, как выяснилось, очень вовремя. Он уже понял, что его прощупывают насчет связи с отцом. Все-таки они что-то засекли, но не смогли разобраться. Разговор у следователя не клеился. Но он не собирался отступать, и пошел ва-банк.
– Твое положение почти безнадежно. Но мы бы могли тебе помочь, если бы ты помог нам.
– Чем я могу вам помочь?
– Мы знаем, что ты связываешься по ICQ с неизвестным абонентом. Мы его не можем вычислить. Но, судя по всему, это мощный хакер. Есть подозрение, что он взломал секретную сеть. Поможешь поймать его – мы поможем тебе.
– Но я не знаю никаких хакеров.
– А зачем тогда кодируешь некоторые письма?
– По просьбе моих знакомых, чтобы на работе не обвинили в безделии и занятии посторонними делами. А есть и такие, что скрываются от родни и знакомых. Да и о ком вы вообще говорите? У меня в сети масса знакомых.
– Мы о Масчере. Думаю, ты и сам догадался.
– Да ни о чем я не догадался. Был недавно один контакт с подобным абонентом, но я на связь не выходил, он ведь не представился, и обратный адрес скрывал. Он что-то натворил, а я за него отвечать должен? Что мне теперь, за каждого отвечать, кто на связь выйдет?
Алексей врал, краснея при этом, как кумач. Если бы не условия, в которых он находился, его, наверное, сразу бы раскусили, а так все сошло за злость невинно осужденного.
– Ну что ж, может вы и правы, – сказал следователь, помолчав, – но все же подумайте, может, сможете чем-нибудь помочь. Надумаете, дайте знать. А там и мы вам постараемся помочь.
Алеша знал, что лучше сядет в тюрьму, чем выдаст отца. А в сущности, что он мог выдать? Коды кодировки? Ну, прочтут они письма, так ведь они уже все переправлены по другому адресу, чтобы не вызывать подозрений. И, тем не менее, совесть подсказывала, что надо молчать. Он еще не понимал почему, но решил стоять на своем. Пусть будет хуже, хотя каким-то непонятным для себя образом он чувствовал, что все кончится хорошо. На чем основывалась эта уверенность, откуда она взялась, Алексей понять не мог, но она была. Абсолютная уверенность, не вызывающая ни тени сомнения. Вся логика доказывала, что уверенности быть не может, но вот она, с ним, в нем, и никуда от нее не деться. Ни чем себя не переубедить. Что это? И еще он чувствовал, что хочет что-то записать. Тоже ничем не объяснимое желание. Никакая логика этого объяснить не могла. Он попросил в камеру бумагу и карандаш. Сел, и как будто отключился на короткое время. Когда сознание вернулось, он увидел, что на бумаге написано: «Сынок, не удивляйся, это я. Как это получилось, я не понимаю, но я могу слышать твои мысли. Стоит тебе подумать словами, как я воспринимаю их, словно написанный текст, только не с экрана, а с того нового источника, про который я тебе говорил. И знаешь, такое ощущение, что в этом замешана твоя мама. Я не понимаю, но ощущение ее присутствия сейчас особенно отчетливое. И еще это как-то связано с твоими действиями в моменты отключения сознания. Я не все понимаю, но ты сейчас пишешь мои мысли на бумаге. Похоже, нам больше не понадобится компьютер для общения. Если бы ты еще мог понимать меня напрямую, без посредства бумаги!»
