Джузеппе Куликкья - Всё равно тебе водить
Разумеется, самым трудным и стрессовым моментом в этой работе были учительницы.
— Алло, это СОБАК?
— Вас слушают, говорите, — почти лаяли мы в ответ.
— Здравствуйте, я преподаватель из Абруцци, я работаю с кочевниками.
— Да-да, синьора, мы знакомы.
Еще бы! Она звонила изо дня в день.
— Сегодня дети цыган пришли в школу испачканными.
— Дети часто приходят в школу испачканными, синьора.
— Да, но сегодня у них были ещё и бородавки!
— И что?
— Я не хочу, чтобы у меня в классе были дети с бородавками. То есть, мамы других детей возражают, чтобы цыгане были в контакте с их детьми.
— Я понимаю, синьора. Медицинский осмотр по поводу бородавок будет проведен на следующей неделе. Скажите мамам, чтобы они подождали еще несколько дней.
— А вдруг и я подцеплю эти бородавки? Я совершенно не намерена так рисковать!
Но случались не только бородавки.
— Алло, это СОБАК?
— Да, синьора, говорите.
— Я преподаватель из Пульи. Дайте пожалуйста вашего руководителя.
Старая лиса Волчино велел нам тщательно фильтровать телефонные звонки.
Особенно из школ…
— Сейчас его нет на месте, синьора. Говорите, я оставлю ему на столе записку.
— Сегодня цыганские дети пришли в школу без завтраков.
— Так. И что?
— Остальные дети жалуются, им страшно, как бы цыгане не украли их завтраки.
— Понятно. И что, по-вашему, мы должны делать?
— По-моему, вы должны купить детям завтраки, прежде чем отправлять их в школу.
— Но мы же не мама для всех этих детей!
— А мне как прикажете поступить?
Удавиться! Но разве от них дождешься. Наоборот, без конца продолжали подавать признаки жизни, просто пугающие.
— Алло, я попала в СОБАК?
Это из Абруцци, та самая лоханка.
— Вас слушают, говорите.
— Знаете, чтобы проверять тетради цыганских детей, мне пришлось купить пару перчаток.
— Пару перчаток?
— Вот именно. Лично я не хочу подцепить бородавки.
— И что?
— Я заплатила за них пять тысяч лир(22). Бухгалтерия отказывается мне их возместить. Вы должны мне их вернуть.
Трёхнутые.
7
Каждое утро была одна и та же история. Мы приходили в офис, и начиналось:
— Алло, это СОБАК?
— Вас слушают, синьора, говорите.
— Я преподаватель из Калабрии.
— Да, синьора.
— Сегодня цыганские дети опоздали в школу.
— Понятно.
— Цыганские дети не должны опаздывать в школу.
— А разве другие дети никогда не опаздывают в школу?
— Другие дети — не цыгане.
— И какое это имеет значение?
— Вы должны позаботиться, чтобы по утрам они просыпались вовремя.
Я ушам своим не верил.
— Что-что?
— Вы должны будить их по утрам.
— Синьора, мы государственное учреждение, а не мать Тереза.
— Я сообщу директору. Я это дело так не оставлю, вот увидите.
Школы, между прочим, тоже работают восемь часов. И продолжалось это весь день.
8
Через какое-то время я понял, почему Волчино писал своё имя на каждой принадлежащей ему вещи и настаивал, чтобы с каждого документа делалось несколько копий. У него была мания порядка. И очень навязчивая.
Однажды я не заметил, как в ксероксе кончилась бумага. Меня, как обычно, держала на телефоне какая-то учительница, как вдруг ко мне подлетел Волчино. Весь багровый.
— ТЫ ОБЯЗАН СЛЕДИТЬ ЗА КСЕРОКСОМ, ЯСНО?! — заорал он мне в лицо.
Из трубки в это время неслась ураганная речь училки. Я пытался объяснить ей, кто такие однофамильцы. Мы не записывали дважды одного и того же ученика, их было двое, и если при перекличке в классе всегда оказывалось на одного цыганенка больше, дело тут было скорее в ней самой.
— Слушайте, мне не надо, чтобы вы меня учили! — говорила мне будущий нобелевский лауреат.
— МНЕ НАДО СДЕЛАТЬ КОПИИ С ВАЖНЕЙШИХ ДОКУМЕНТОВ, А БУМАГА КОНЧИЛАСЬ!
Я стал говорить ему, что, в конце концов, достаточно сходить в магазин купить пачку. Меня прервала учительница:
— В списке учеников явная ошибка, а эти мальчишки ею пользуются и с ума меня сводят.
— КОГДА КОНЧАЕТСЯ БУМАГА, ГОВОРИ МНЕ НЕМЕДЛЕННО, ЧТОБЫ Я ЭТО ЗАПИСАЛ, Я НАСТАИВАЮ!
Он был весь красный. Я сунул ему в руку телефонную трубку и спустился в магазин за углом, рядом с баром. Купил бумагу и взял одно пиво. Когда я вернулся, Волчино всё еще говорил с училкой. Я швырнул пачку ему на стол. Моя карьера шла гигантскими шагами.
9
Выходя из офиса в пять, я попадал домой к шести, а то и к половине седьмого(23).
В автобусе мне становилось ясно, что реклама не всегда меняет поведение масс кардинальным образом(24). Уровень использования дезодорантов оставался, например, крайне низким.
Добирался до дому, затаив дыхание, как ныряльщик. В голове у меня голоса учительниц со всего света взмывали над трелями телефона. Перед ужином обязательно принимал душ. Потом отец брал в руки свой чертов пульт и прилипал к телевикторине. Телевикторины стали его навязчивой идей.
— Гляди, тут люди миллионы выигрывают, а ты ещё ни гроша не заработал.
— Мне было бы стыдно так зарабатывать деньги.
— А ничего не давать в семью тебе не стыдно?
— Пока я прохожу гражданскую службу, я живу на триста тысяч в месяц. И ничего у вас не прошу.
— Да? А что ты ешь? А в чьей воде моешься? Знаешь, сколько твоя мать за воду платит?
Мать резала салат.
Не доужинав, я убегал в свою комнату. Но вопли были слышны даже через стены.
Я врубал Teenage Lobotomy «Ramones» и пытался заниматься. На следущее утро будильник поднимал меня с кровати одетым, с книгой в руке, а диск всё еще пылился на проигрывателе.
10
Когда я приходил в офис, Паскуале уже говорил по одному из телефонов. Не успевал я снять куртку, как начинал звонить другой.
— Алло, я попала в СОБАК?
— Да, синьора, — рычал я в ответ.
— Здравствуйте, я преподаватель из Абруцци.
Ты смотри, жива ещё!
— Я вас слушаю.
— Цыганские дети не молятся перед уроками.
— Они мусульмане, синьора.
— Они — что?
— Мусульмане. Это религия такая.
— Ну так почему же они не молятся?
— Потому что это другая религия, синьора.
У меня живот начинал болеть.
— Мы все дети Бога. Они тоже должны молиться.
— И что по-вашему мы должны делать?
Например, оттарабанить её, как настоящие непротивленцы.
— Обратите их. Если они хотят ходить в школу, они должны молиться, как другие.
Обратите их!
11
Началась избирательная кампания.
Однажды Волчино велел нам подготовить все данные, какие только возможно, касающиеся охвата кочевников системой школьного образования. Количество детей, задействованные школы, часы занятий, посещаемость, успеваемость, вакцинация — всё, что можно. Мы с Паскуале целый день подбирали эти сведения и печатали их на машинке.
Неделю спустя появилась статья в газете. Под статьей была фотография улыбающегося Волчино, с телефоном. Заголовок гласил:
РУКОВОДИТЕЛЬ СОБАК СВОИМ ТРУДОМ ПРИВЕЛ В ГОРОДСКИЕ ШКОЛЫ СВЫШЕ СОТНИ ЦЫГАНСКИХ ДЕТЕЙ, ИЗБАВИВ ИХ ОТ ВОРОВСТВА И ПОПРОШАЙНИЧЕСТВА.
Продолжалась статья в таком же духе, ближе к концу была как бы невзначай упомянута партия, от которой Волчино выставлял свою кандидатуру на выборах.
Ясно, что журналист был его другом. Манипуляция новостями добралась и до бородавок.
12
Выборы приближались. СОБАК зависел от городских властей. Городским властям тоже нужны голоса избирателей. А как же! Нам сказали, что мы должны искать работу для цыган постарше, от пятнадцати лет и выше. Среднему избирателю не нравится, что государственное учреждение возится с людьми, которые никогда не работали и не платят налоги. Каждый знает, что цыгане посылают детей воровать, а жен — гадать по руке и побираться, и этим живут. Все взрослые цыгане жирные, с холёными руками, без мозолей. Целый день перебрасываются в карты, перешучиваются и прячут краденое. Прямо как члены городского совета.
13
Мы пригласили в офис цыганского барона. Его звали Карло. Встреча была назначена на понедельник утром. Он предстал перед нами в пятницу вечером.
Когда он вошел в нашу комнату, Паскуале тут же вскочил из-за своей пишущей машинки, и распахнул окно. Карло был совершенно пьян. Капли пота на нём воняли граппой. Пальцы его рук были в огромных золотых кольцах. Пальцы же ног — покрыты коркой грязи с кровью: Карло вышагивал в стоптанных пляжных шлепанцах.
На нём была зеленая тирольская охотничья куртка, прямо поверх майки, и брюки из шотландки, слишком для него короткие. Имел стиль.
— Что у тебя с ногами, Карло? — спросил я.
— Я был пьян, понимаешь?
