Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем
— Зачем мне памятник, сынок. Для меня самое главное, чтобы ты был здоровым и уважаемым человеком в деревне «Таппикасод». Я хочу, чтобы ты не одичал и не сошел с ума от одиночество — сказала Купайсин, продолжая надрывно плакать.
— Эх, мамань, ты знаешь, чек рано или поздно все ровно станет одиноким и будет лежать в могиле до самого судного дня. Представляешь? Так что чек должен тренироваться при жизни, чтобы овладеть сложной наукой одиночества. Быть одиноким не каждый может. Ибо одиночество — это изящное и тонкое искусство. В одиночестве адепт приобретает космическое сознание, распознает суть своего существование и предназначение — объяснял Поэт Подсудимов, выпивая саке, налитое в консервную банку. Потом, громко рыгнув, поблагодарил Купайсин, за то что она принесла ему еду.
— Спасибо тебе, маманя, за еду. Знаешь, ты сильно не переживай за меня и не приноси мне еду. Что я, маленький, что ли? У меня, слава Богу, есть удочка, и я иногда ловлю рыбу, сидя на берегу реки, варю уху и ем на здоровье. Лишнюю засушиваю на солнцепеке на зиму в запас. Может, я кажусь тебе бедным человеком, но на самом деле это совсем не так, мамань. Я иногда питаюсь яйцами диких перепелок, словно богатые аристократы, которые кушают яичницу по утрам из яиц Австралийского страуса. Иногда в петли, которые я расставляю на ветках деревьев, попадают певчие птицы, и я, тщательно зажарив их на костре, ем словно дичь, которую подают в китайских дорогих ресторанах Торонто. Если хорошенько зажарить тушу птицы, то её кости тоже будут хрустящим деликатесом. Ты, мамань, не обращай внимание на смех неандертальцев. Вот когда мировая общественность признает мои литературные труды, издатели сами прибудут сюда из-за океана и будут умолять меня с горькими слезами на глазах, чтобы я подписал контракт на миллиарды долларов США. Тогда мои книги начнут издаваться многомиллионными тиражами по всему миру! Эх, знала бы ты, какие бешенные деньги я буду зарабатывать тогда, Господи! Мы с тобой будем путешествовать по миру, и я покажу тебе, людей которые читают мои книги в Нью-Йоркском метро и в английском двухэтажном автобусе, который несётся с бешенной скоростью, лихо поворачивая в сторону Трафальгарской площади в туманном Лондоне, где бродят призраки шерлок холмсы и доктора ватсоны. Придет время, и я стану самым знаменитым поэтом мира! Мне присудят Нобелевскую премию, и мои книги превратятся в настольные книги для всех, от простого жителя планеты до президентов развитых стран Запада и Европы! Вот тогда я буду жить в многоэтажном дупле огромной сосны, которая растет в швейцарских Альпах. У меня будет много детей. В роскошном дупле установим большой аквариум с рыбами. В свободные время я буду поднимать свое настроение, глядя на рыб, которые лежат вверх брюхом в аквариуме, наполненном кипятком. А когда постарею, я оставлю своим детям завещание, чтобы они после моей кончины смело заходили к хирургу, ну, к моему знакомому, который работает в морге. Он один вскрывает там трупы в полнолуние, гремя хирургическими инструментами, тихо запевая жуткую песню, при этом иногда хихикая. Скажу мол, дети мои, попросите у этого хирурга, чтобы он, вырезав мое сердце, аккуратно положил его в стеклянный сосуд, наполненный формалином и, плотно закрыв крышку этого сосуда, отдал его Вам. А потом, спустя годы, мои сыновья продадут моё вырезанное сердце на аукционе, и оно уйдет с молотка за бешенные деньги. После чего сердце мое, которое лежит в сосуде наполненном формалином, будет помещено в знаменитый колониальный музей Амстердама, как охраняемый мощной системой сигнализациями экспонат, и в этот музей будут приезжать поклонники и фанаты моих произведений со всего света, чтобы своими глазами увидеть этот уникальный антикварный артефакт. Но к тому времени злоумышленники уже успеют похитить тот сосуд, в котором лежит мое сердце, чтобы перепродать контрабанду на подпольном рынке за колоссальную сумму денег (в долларах, разумеется). Покупатели сердце знаменитого поэта тоже, как говорится, не лыком шито, правильно? То есть они тоже тщательно обследуют сердце, чтобы твердо убедиться в подлинности этого бесценного товара, и неожиданно обнаружат в нем ДНКА совсем другого человека, который никогда не писал стихи, особенно хокку. А в это время тот хирург, ну этот, мой знакомый, который работал в морге и вырезал мое сердце в полнолуние, запевая жуткую песню об одиночестве и гремя хирургическими инструментами, хихикая иногда самому себе, успеет скрыться с соквояжем, где лежало мое настоящее сердце в стеклянном сосуде наполненном формалином, чтобы реализовать его за бугром. А сердце-то бесценное, принадлежавшее когда-то великому поэту, то есть мне. По этой простой причине поднимут таможенников всех государств, в том числе ФБР, Интерпол и прочие заведения. ФБР быстро арестуeт того хирурга с саквояжем в руках в международном аэропорту Маями. Но когда они попытаются скрутить ему руки прямо у трапа самолета, злоумышленник хирург вытащит из саквояжа тот стеклянный сосуд с моим сердцем, поднимет высоко над своей головой и, угрожая, бросит на землю хрупкий сосуд с дорогим «мотором» великого поэта, то есть с сердцем, принадлежавшем когда-то мне. Тут сотрудники ФБР замрут в ужасе, конечно, и убедительно попросят хирурга, чтобы он не делал глупостей, то есть не бросал на землю тот стеклянный сосуд с бесценным артефактом. Естественно, тут же ФБР вступят в переговоры с преступником, чтобы предотвратить катастрофу международного масштаба, а злоумышленник начинает диктовать свои условии, требуя у ФБР обеспечит полную его безопасность, дать ему политическое убежище и, конечно, ключи от ядерного чемодана, взамен сохранение стеклянного сосуда с моим сердцем. Поэтому мои сыновья будут умолять меня стоя на коленях, чтобы я не делал такого рода завещания, так как это не к чему хорошему не приведет. Наоборот, мое слишком дорогое сердце может спровоцировать ядерную войну на нашей планете — сказал Поэт Подсудимов и снова выпил сакэ.
Услышав слова сына, Купайсин зарыдала и, собрав вещи, собралась уходить домой, в дом престарелых по узкой тропе, которая извивалась словно змея среди зарослей хлопчатника.
5 глава Оперная певица на хлопковом поле
Тихая, задумчивая осень любимое время года Поэта Подсудимова. Он сидит в дупле тутового дерева, наблюдая за движениями хлопкоробов, которые вдалеке собирают хлопок, передвигаясь среди кустов хлопчатника словно буйволы, которые переплывают широкую бурную реку, устремляясь на другой берег, где растет сочная трава.
В этот момент недалеко от его тутового дерева женский голос запел арию «Отмагай тонг» из оперы «Тахир и Зухра». Женщина пела таким божественным нежным голосом, что Поэт Подсудимов замер от восторга, словно околдованный. Песня буквально загипнотизировала его. Ему казалось, что там поёт не человек, а небесный ангел. Поэт Подсудимов слушал песню и не шевелился, чтобы не вспугнуть певицу и не помешать ей своим шумом. Он хотел, чтобы это песня не кончалась никогда. Это была не песня, а невидимая река без берегов, которая течет при тихо сияющей луне. Голос и исполнение были как у профессиональной певицы, которая обладает редким талантом. Поэт Подсудимов, глядя в щель дупла тутового дерева увидел певицу и ахнул от восторга. Это была красивая женщина среднего роста лет тридцати, с черными лоснящимся волосами и с красивой фигурой.
— Господи, какая красивая женщина, и какая несправедливость! Поёт она лучше чем певицы профессионалы, которые почти каждый день поют на телевидении, ездят с гастролями по стране и шляются по свадьбам до утра, сгребая бешенные деньги. А скромные, талантливые самородки, такие как она, трудятся на хлопковых полях, оставаясь в тени. Это не голос, а чистые звуки скрипки Страдивари, на которой играл легендарный скрипач Микола Паганини — подумал Поэт Подсудимов.
А женщина всё пела арии из различных опер. Поэту Подсудимову очень хотелось увидеть лицо певицы и узнать, кто она такая. Но он боялся, что когда он выйдет из дупла, женщина увидит его и перестанет петь. Хотя Поэт Потсудимов сидел в дупле затаив дыхание, словно зритель, который сидит в концертном зале без билета, но он всё же был рад тому, что слушает такие красивые песни, причем бесплатно. Голос поющей женщины летел по просторам хлопковых полей словно птица, которая освободилась из золотой клетки.
Между тем, солнце начала садится на горизонт. В такие моменты, когда всё вокруг утихает, человек может четко услышать голоса даже издалека. То есть Поэту Подсудимову казалось, что песню, которую пела неизвестная певица, люди слушали даже вдалеке, на другом краю хлопковых полей. Но когда прозвучал крик табельщика в хирмане, призывая хлопкоробов, чтобы они прекратили сбор и принесли хлопок, которые собирали на взвешивание, песни неизвестной певицы прервались. Поэт Подсудимов, чтобы не потерять навсегда певицу, спешно вышел из дупла и увидел эту красивую, грудастую женщину лет тридцати, с изящной фигурой. Кроме неё поблизости никого не было. Когда Поэт Подсудимов незаметно подошел к месту, где стояла женщина, она испугалась и быстро заговорила.
