Макар Троичанин - Вот мы и встретились
А сзади прыгал с визгом и толкался мордой под колени дворянин, требуя и своей доли ласки. Ванька присел, поднял пса на колени и к вящей радости того поцеловал прямо в холодный мокрый нос. Псиному восторгу не было конца: Пушок соскочил с колен и как ошалелый заметался по двору, то и дело подбегая к молодому хозяину и прыгая вокруг него чуть ли не до лица. Иван Всеволодович, блаженно улыбаясь, облегчённо вздохнул: «Хорошо дома! И хорошо, что не остался в чужом, там, в неприютной Москве».
- Хватит лизаться-то! – приказал настоящий хозяин. – Пошли в дом. – Взял чемодан сына и пошёл, как и полагается, первым. Но первым всё же, не слушая окриков, протиснулся взбаламутившийся пёс и в доме не отходил от Ивана ни на шаг, успокоившись лишь тогда, когда тот, обойдя комнаты, уселся за кухонный стол.
Мать сразу же приступила к готовке, чтобы как следует накормить изголодавшегося в дальней дороге дитя.
- Мама, может, не надо? – попытался сын остановить её. – Поздно уже, давай отложим на завтра.
- Вот ещё! – возмутилась хозяйка. – Что я, голодным тебя уложу? Иди в горницу, покалякай пока с отцом о политике.
Пришлось подчиниться. Вместе с Пушком они переместились в большую комнату. Политик расположился на диване, а пёс, естественно, у его ног. Отец, стоя у телевизора и просматривая программу, включил для фона Первый канал и, повернувшись к сыну, спросил:
- Что это у тебя с физией? Серёдка загорела, а по краям бело. Шлём, что ли, какой носил?
- Пришлось, - соврал примерный сын, - от комаров, - сказал правду. И вспомнил, как парикмахерша на московском вокзале, когда он попросил убрать начисто всю растительность, долго сомневалась:
- Всю-всю? Не пожалеете? Может только укоротить?
- Косите, - безжалостно настаивал он. – Надоела.
- Давайте сделаю под профессора? – пыталась она отговорить несговорчивого клиента, обходя и осматривая его со всех сторон. – Вам идёт.
- Режьте! – неумолимо приказал он. – Не хочу быть профессором.
- Как скажете, - вздохнула она, и перед его глазами опасно засверкали большие ножницы и бритва. Когда она закончила, он взглянул на себя в зеркало и ужаснулся: смотрящая на него медная харя в бледно-синем обруче была страшнее волосатой и уж, без сомнения, неприятнее. Он заплатил мастерице тройную цену против запрошенной.
- Приходите ещё, - пригласила она, улыбаясь.
- Обязательно, - пообещал он. – Через три года.
- Как раз я к тому времени разведусь со своим гололицым, - рассмеялась она.
В поезде все опасливо поглядывали на него как на прокажённого и на всякий случай сторонились.
- У нас тоже ваши появились, - прервал короткое сыновнее воспоминание отец. – Говорят, нефть ищут. – Не трудно было догадаться, какой за этим последует вывод. – Устраивался бы к ним, и к дому близко. Хватит тебе уже чужих комаров кормить. Или не справишься?
Отщепенец чуть усмехнулся, задорно встопорщив усищи.
- Не в том дело, - произнёс равнодушно и тут же подумал: «А может и впрямь перебраться сюда?». Откинулся на спинку дивана, положив поверху широко раскинутые руки. «И от Москвы недалеко, за день можно туда-сюда смотаться». – Нет, не хочу, - сказал, - здесь не работа, а скучища: каждый день одно и то же, думать-соображать не над чем.
Отец присел рядом.
- Что – работа! – произнёс сердито. – Работа – она везде работа. Восемь часов отмантулил на каторге и беги домой, в семью – жить начинай. А ты корячишься днём и ночью, летом и зимой в интересе, а нет ни кола, ни двора, ни семьи, - и добавил с горечью, - и от нас далеконько. Нахватаешься там таёжных болячек, может каких-никаких значков-медалей да ворох грамотишек нададут – вот и весь твой будущий прибыток. Ни здоровья, ни жилья справного, ни родичей рядом.
Непутёвый сын, сев как следует, обнял отца за плечи.
- Батя, что ты меня раньше времени в пенсионеры списываешь? Если что, обязательно к вам приеду. Пустите?
Отец, сердясь то ли в шутку, то ли всерьёз, пригрозил:
- Колька ранее привалит, - напомнил о младшем сыне, уехавшем на большие заработки в заледенелый Уренгой вместе с молодой бойкой женой. Была у Ивана ещё сестра, но её умыкнул заезжий белгородский металлург, сделал ей пару пацанов, поселил в шикарной двухкомнатной квартире в большущем процветающем городе, и потому она напрочь выбыла из претендентов на родительский дом. – А эти, которые здесь нефть шукают, найдут если что, враз обогатеют. Не только значки, но и премии им приличные отвалят – машину можно купить, живи – не хочу, - неумело подмасливал отец.
- Ладно, - поднялся переросший родителя на голову болванистый сын, - поброжу ещё пару-тройку лет и подумаю. – Подошёл к окну, не оборачиваясь, объяснил привязанность к дальним местам: - Природа там потрясающая, люди свободнее и работа творческая, интересная.
- Причём здесь природа и работа! – опять вспылил опытный жилец. – Заруби себе на носу: главное – семья! Остальное – сбоку!
Сын, повернувшись, примирительно рассмеялся.
- Ладно, ладно, зарублю.
- Мужики, идите снидать, - позвала мать.
Скромный стол украшала рассыпчатая парящая картошка. Рядом расположились крупные краснющие помидоры и пупырчатые солёные и гладкие нежно-зелёные свежие огурцы, умело сохраняемые до зимы. Колобок желтеющего домашнего масла дополнял изобилие. В большой миске лежали кусманы отварной курицы. И среди тарелок скромно затаилась ополовиненная бутылка «Российской».
Уселись каждый на своё место.
- Ничего нет, - сокрушённо повинилась мать. – Да ты сам виноват, - с укоризной посмотрела на сына. – Не сообщил, мы и не ждали. Ну, да ладно – завтра сделаем как у людей. Давай, дед, наливай, чего ждёшь? Берите, кто чего хочет.
Когда гранёные рюмки были наполнены, а белая картошка и желтоватое масло переместились на тарелки, именинник вдруг встрепенулся и хлопнул себя по двуцветному лбу.
- Вот балда! Совсем запамятовал! Ранний склероз! – резво выскочил из-за стола, принёс чемодан, положил на стул, торопясь, расстегнул ремни, отщёлкнул замок, раскрыл чрево и торжественно извлёк четыре большие копчёные кетины, завёрнутые в кальку, а поверх – в белую тряпку. Развернул. – Вот! И ещё! – добавил к ним две литровые банки с красной икрой.
Мать всплеснула руками.
- Ну, Ванёк, ну, уважил, - поднялась, унесла богатый улов на маленький припечный столик. – Сейчас нарежу. – Накромсала крупно, принесла на тарелке. – Страсть как люблю. Особливо с картохой.
- А икру любишь? – ехидно спросил отец, подняв банку и рассматривая искрящиеся на свету янтарно-красные рыбьи зародыши.
- Её – не так, - созналась мать в сермяжных вкусах. – Непривычно.
- Ага, тебе больше по душе ржавая селёдка, - подшутил муж.
- Да ладно! – не стала спорить привередница. – Давайте-ка лучше выпьем за нежданную встречу. – Чокнулись и выпили по рюмашке, заели, кто чем хотел. – Чё на завтра-то сварганить? – спросила заботливая мать.
- Ничего, - грубо отказался заботливый сын.
- Как это? – всполошилась мать, и отец, напрягшись, перестал высасывать помидор.
Пришлось подробно рассказать про горящую путёвку и клятвенно пообещать, что после купания в тёплом южном море и выравнивании загара на лице вернётся и уже задержится дома надолго. «И обязательно выкрою пару-тройку дней на Москву», - подумал про себя.
- Тогда и откормлюсь, - обнадёжил мать. – Смотри, какой хилый, - улыбнулся, взявшись за курицу.
- Да уж вымахал! – с любовью вглядываясь в сына, определила родительница. – И в кого только?
- В деда, - подсказал отец. – Тот был ещё покрупнее.
- Телом вышел, - согласилась мать, - а ум до сих пор непутёвый. Жениться тебе надо, - завела любимую тему.
- Ага, - согласился непутёвый балбес, - ты, наверное, уже и невесту мне подыскала с приданым в два ума – за себя и за меня.
- А чё искать-то? – не отставала мать, капая в каждый приезд на неподдающиеся мозги сына-балбеса. – Любая женщина в два раза умнее мужика. Женишься, детей родишь и сразу поумнеешь.
- А ты у нас умнее впятеро, - обиделся отец, но умная супруга не стала отвлекаться на пустые споры.
- Вон, у соседей через два дома, у Трофимовых, - продолжала долбить, - какая справная доча выросла, Верка, помнишь её?
- Смутно, - вяло ответил сын.
- Учительша литературы, - произнесла сваха с уважением к образованной соседке через два дома. – Умню-ю-щая… все хвалят. И здоровая, тебе под стать.
