Франсуаза Саган - Ангел-хранитель
На следующий день я вернулась домой пораньше. Я решила вылезти из кожи вон, чтобы выглядеть сногсшибательно и добить Пола. Льюис, как обычно, сидел в кресле. Он протянул мне лист бумаги, я подхватила его на ходу. Это был контракт Гранта. Он предусматривал три фильма с участием Льюиса, вполне приемлемую зарплату в течение двух лет и, конечно, исключительные на него права. Просмотрев документ, я предложила Льюису перестраховки ради проконсультироваться еще и с моим адвокатом.
– Вы довольны, Льюис?
– Мне все равно. Если, по-вашему, тут все нормально, я это подпишу. Вы куда-то торопитесь?
– Еду в ресторан, – весело ответила я. – Через час за мной заедет Пол Брет.
Я взбежала по лестнице, закрылась в ванной. Едва я погрузилась в горячую воду, как будущее предстало предо мной в радужном свете. У меня появилась уверенность, что все мне по плечу: Льюис сделает блестящую карьеру; Пол по-прежнему в меня влюблен; мы едем ужинать, будем развлекаться, потом, возможно, займемся любовью. Так что жизнь прекрасна. Я снисходительно изучила свое отражение в зеркале: тело еще стройное, лицо счастливое. Напевая, я накинула очаровательный пеньюар от Порто, присланный дочерью из Парижа. Сев перед зеркалом, извлекла косметику и принялась наводить красоту. И вдруг я увидела отражение Льюиса позади своего. Он вошел без стука. Это удивило, но не возмутило меня, в таком я была прекрасном настроении. Он уселся на пол возле меня. Один глаз я уже успела намалевать, другой ждал своей очереди, и видок у меня был довольно дурацкий. Так что я поспешила покончить с этой процедурой.
– Куда вы едете? – спросил Льюис.
– К «Романофф». Это голливудский кабак, у нас принято там показываться. Скоро и вам придется в нем бывать.
– Не говорите глупостей.
Он произнес это отрывисто и зло. На секунду я замерла с кисточкой в руке:
– Почему глупостей? Это в самом деле очаровательный ресторан.
Он ничего не ответил. Только, как обычно, смотрел в окно. С глазами я закончила, но красить губы при нем мне показалось неловко. Так же непристойно, как раздеваться на глазах у ребенка. Вернувшись в ванную, я нарисовала себе чувственный рот а-ля Крейфорд и надела любимое темно-синее платье – точная копия с модели Сен-Лорана. Пришлось повозиться с «молнией», так что я совершенно забыла о Льюисе и, возвращаясь в комнату, чуть о него не споткнулась. Он по-прежнему сидел на ковре. Он вскочил на ноги и уставился на меня. Я улыбнулась ему, гордая собой.
– Как я вам нравлюсь?
– Вы мне больше нравитесь, когда одеты как садовник, – ответил он.
Я рассмеялась и направилась к двери. Надо было еще успеть смешать коктейли. Но Льюис схватил меня за руку.
– А что буду делать я?
– Что хотите, – его вопрос меня удивил. – Посмотрите телевизор, доешьте тунца. Если хотите, можете взять мою машину и…
Он держал меня за руку и выглядел рассеянным и сосредоточенным одновременно. Он смотрел как бы сквозь меня, и я узнала тот незрячий взгляд, что так поразил меня на экране. Взгляд человека, чужого на этой земле. Я попыталась высвободить руку, но безуспешно. И мне захотелось, чтобы скорее приехал Пол.
– Отпустите меня, Льюис, я спешу.
Я говорила тихо, точно боялась разбудить спящего. Заметив, что по его лбу и щекам стекает пот, я подумала, не заболел ли он. Внезапно он очнулся, увидел меня и выпустил мою руку.
– У вас колье не застегнулось, – пробормотал он.
Протянув руку, он ловко защелкнул застежку на моем жемчужном колье и отступил на шаг. Я улыбнулась. Это продолжалось не более секунды, но я отчетливо ощутила, как от затылка вниз, по спине, поползла капелька влаги. Это было совсем не то ощущение, что возникает иногда от прикосновения мужчины к вашей шее – оно мне хорошо знакомо, – нет, это было нечто иное.
Пол приехал точно в назначенный час. Он весьма мило держался с Льюисом, несколько покровительственно, но мило. Втроем мы выпили по коктейлю, и оптимизм вернулся ко мне. Уезжая, я помахала Льюису рукой, он не шелохнулся. Высокий и стройный, красивый, очень красивый, слишком красивый, он как бы застыл в дверном проеме и глядел нам вслед.
Вечер оправдал мои ожидания. Я встретила множество знакомых, два часа протанцевала с Полом, потом мы поехали к нему. Я была слегка навеселе. И вновь с наслаждением ощутила запах табака, тяжесть мужского тела. В ночной темноте Пол шептал мне на ухо нежные слова. Он сказал, что любит меня, и предложил руку и сердце. Я, разумеется, сказала «да», потому что в постели могу сказать что угодно. В шесть утра я заставила его отвезти меня домой. Ставни в комнате Льюиса были закрыты. Только утренний ветерок колыхал чертополох в моем саду.
Глава 7
Минул месяц. Льюис начал сниматься в каком-то сентиментальном вестерне. Роль ему дали второстепенную, но он и в ней так бросался в глаза, что о нем заговорили. Казалось, это его мало трогает. В свободное время он молча слонялся по студии, стараясь проводить побольше времени в моем кабинете, где за ним нежно ухаживала Кэнди, или же бродил среди старых голливудских декораций. Особенно часто – среди декораций ковбойской «Серии Б», которые никогда не разбирают. Это целые деревни из фанерных фасадов с галерейками и лестницами из дерева, а за ними пустота – зрелище трогательное и болезненно-тоскливое разом. Льюис часами мог ходить по этим фальшивым улочкам, время от времени присаживаясь на крыльцо, чтобы выкурить сигарету. Вечером я привозила его домой, где он все чаще оставался в одиночестве. Полу не терпелось предстать со мной перед священником, и, чтобы сдержать его натиск, мне приходилось мобилизовать все свои дипломатические способности. Окружающие поголовно считали, что я живу сразу с двумя мужчинами. Я приобрела репутацию женщины-вамп. Это возвращало ощущение молодости, хотя и раздражало.
Так продолжалось три недели.
Тому, кто любит жизнь, никогда не хватит слов, чтоб ее описать. Красота дня, очарование ночи. Головокружение от вина и от чувственных наслаждений. Скрипки нежности, азарт работы, здоровье. Немыслимое счастье проснуться утром, имея впереди целый день, огромный день, полный радостей и забот. И можно упиваться им, пока сон, подобно смерти, не скует тебя неподвижностью до следующего утра. Никогда я не найду слов, чтобы отблагодарить небеса, или Бога, или мою мать за то, что я явилась в этот мир, где все для меня: свежесть простыней и их помятость, близость с любовником и одиночество, серо-голубой океан, ровная, гладкая, прямая лента дороги на студию, музыка всех радиостанций и умоляющий взгляд Льюиса.
На нем-то я сломалась. Совесть принялась мучить меня. Стала наведываться мысль, что я бросаю его в одиночестве каждый вечер. Когда я заезжала за ним на съемочную площадку, хлопала дверцей машины и медленной и, надеюсь, изящной походкой уравновешенной женщины направлялась к нему, он шагал мне навстречу задумчивый, зажатый, съежившийся. Иногда мне начинало казаться, что, может, я живу неправильно. Что это счастье бытия, эта радость, любовь мужчин, вся моя жизнь – только нелепая ловушка… Что я должна броситься к нему, заключить его в объятия и спросить… спросить о чем? Где-то в глубине души зарождался ужас. Мне казалось, что меня, словно щепку потоком, несет к чему-то неизведанному, извращенному, но подлинно «настоящему». Я брала себя в руки, смеялась, говорила ему: «Хелло, Льюис», и он улыбался в ответ. Раз или два я видела его на съемках. Перед жадным оком камеры он сдерживал движения, как зверь в засаде, выглядел отрешенным и величественным, подобно утомленному льву в зоопарке, чей взгляд невозможно вынести.
Тогда-то Болтон решил его перекупить. Ему это было нетрудно. Ни один продюсер в Голливуде не посмел бы ему отказать. Тем паче Джей Грант. Болтон вызвал Льюиса к себе, предложил лучшие условия и сообщил, что выкупил первый контракт. Узнав про это, я пришла в ярость. Тем более что Льюис без охоты описывал их встречу. Я вытягивала подробности едва ли не клещами.
– У него большой стол. Он сидел за столом и курил сигарету. Предложил мне сесть, а сам стал звонить какому-то типу.
Льюис говорил неторопливо, скучающим тоном. Мы сидели на террасе, в этот вечер я решила побыть дома.
– А вы?
– На столе у него валялся какой-то журнал. Я взял его и стал читать.
У меня сразу поднялось настроение. Молодой человек, листающий журнал под носом у Болтона, – такая сценка не могла не порадовать.
– А дальше?
– Он повесил трубку и спросил, не думаю ли я, что нахожусь на приеме у зубного врача.
– И что вы ответили?
– Что я так не думаю. И что вообще никогда не был у дантиста. У меня хорошие зубы.
Он наклонился ко мне и пальцем приподнял верхнюю губу, чтоб я могла в этом удостовериться. Зубы у него были как у волка: белые и острые. Я кивнула головой.
– А потом?
– Потом ничего. Он стал ругаться и сказал, что оказывает честь, уделяя мне внимание. Что-то в этом роде. Что он меня покупает и обеспечит завидную, так он, кажется, сказал, карьеру.
