Анчи Мин - Императрица Орхидея
— Но... то есть, я хотела спросить, не испытывал ли принц Гун хоть бы тени зависти?
— Ничего такого за ним никто не замечал. Вот за госпожой Цзинь замечали. Ее сильно опечалило предпочтение, оказанное не ее сыну. Но она научилась прятать свои чувства.
Зима выдалась очень суровой. После каждой снежной бури на улицах Пекина находили тела замерзших людей. Все, что я зарабатывала, я отдавала матери, но на оплату счетов этого все равно не хватало. В наш дом постоянно стучались кредиторы, дверь регулярно выпадала из своей рамы. Одиннадцатый Дядюшка чувствовал за нас неловкость, и эти чувства ясно читались у него на лице: он хотел, чтобы мы поскорее покинули его дом. Мать нанялась было на грязную работу по уборке чужих домов, но заболела на следующий же день. У нее началась горячка, она с трудом вставала с постели и постоянно задыхалась. Сестра Ронг заварила ей целебное питье. По предписанию доктора, туда входили не только горькие травы, но и коконы шелковичных червей. От моей одежды и волос распространялся тяжелый запах. Брата Гуй Сяна послали по соседям занять хоть немного денег, но ему даже не открывали дверей. Мать достала из сундука дешевую погребальную одежду и целыми днями ее не снимала.
— Когда я умру, тебе не придется меня переодевать, — сказала она.
Однажды Дядюшка привел к нам своего сына, о котором я раньше только слышала. Его звали Пин, что значит «бутылка». Я знала, что у Дядюшки есть ребенок от местной проститутки и что он его прячет. Но я не знала, что этот ребенок умственно отсталый.
— Орхидея может стать Пину хорошей женой, — сказал Дядюшка моей матери, выталкивая Пина на середину комнаты. — За это я дам вам денег на оплату всех долгов.
Кузен Пин был узкоплечим и сутулым парнем. Формой своего лица он оправдывал свое имя. На вид ему было больше шестидесяти лет, хотя на самом деле ему было только двадцать два. Кроме заторможенности в развитии, он был к тому же курильщиком опиума. Глядя на нас, он улыбался от уха до уха. Руками он постоянно подтягивал штаны, которые тут же опять сползали.
— Кроме того, Орхидее нужна приличная одежда, — продолжал Дядюшка, не обращая внимания на мать, которая при виде Пина с ужасом отвернулась и ударилась головой о спинку кровати. Дядюшка достал из грязного холщового мешка розовый жилет, расшитый синими орхидеями.
Я выбежала из дома, не обращая внимания на мороз. Мои башмаки очень быстро промокли, и я перестала чувствовать свои ступни.
Через неделю мать мне сообщила, что я обручена с Пином
— Что я буду с ним делать? — в ужасе завопила я.
— Это несправедливо по отношению к Орхидее, — вкрадчивым голосом поддержала меня Ронг.
— Дядюшка желает свободно распоряжаться своими комнатами, — сказал Гуй Сян. — Ему за них предлагают хорошие деньги. Выйди замуж за Пина, Орхидея, и тогда Дядюшка нас не выгонит.
Мне так хотелось набраться мужества и сказать матери «нет»! Но у нас не было другого выхода. Ронг и Гуй Сян были слишком молоды, чтобы помогать семье. Ронг к тому же страдала от ночных кошмаров. Когда она спала, постороннему человеку могло бы показаться, что она находится в пыточной камере. Словно одержимая, она рвала на кровати простыни. Даже днем она постоянно чего-то боялась, нервно вздрагивала от каждого шороха, все время была начеку. И двигалась она, словно испуганный зверек, постоянно оглядывалась, иногда замирала на ходу. Когда она садилась, слышался громкий звук выпускаемых газов, когда она ела, постоянно барабанила пальцами по столу. А вот брат был другим. Ленивый, легкомысленный и рассеянный, он забросил книги и не желал даже пальцем пошевельнуть, чтобы помочь семье.
Целыми днями, работая у Большой Сестрицы Фэнн, я слушала истории о прекрасных и благородных людях, которые проводят жизнь, не спешиваясь с коней, побеждают всех своих врагов и в конце концов становятся императорами. А дома меня ждала неприглядная реальность и перспектива к весне стать женой полоумного Пина.
Как-то раз мать окликнула меня с постели, и я к ней подошла. На нее было страшно смотреть: кожа да кости. Она сказала:
— Твой отец любил повторять: «Больной тигр, не способный найти свой путь на равнине, слабее ягненка. Когда на пиршество соберутся дикие собаки, он не сможет дать им отпор». К сожалению, такова наша судьба, Орхидея.
Однажды я расчесывала волосы, а с улицы раздалась песня нищего:
Уступить — значит принять свою судьбу.
Уступить — значит создать мир.
Уступить — значит победить.
Уступить — значит иметь все.
Нищий прошел мимо нашего окна. Глядя на меня, он поднял свою пустую плошку. Руки у него были иссохшими, как сухое дерево.
— Каши, — попросил он.
— Мы сами сидим без риса, — ответила я. — Я копаю в огороде белую глину, смешиваю ее с пшеничной мукой и делаю из этой смеси лепешки. Хочешь, я дам тебе одну?
— Разве ты не знаешь, что глина засоряет кишечник?
— Знаю, но нам больше нечего есть.
Он схватил лепешку и исчез на другом конце улицы. Еще более удрученная и подавленная, я отправилась к Большой Сестрице Фэнн. Там я взяла свои инструменты, села на скамейку и начала работать. Фэнн вошла, дожевывая свой завтрак. Она взволнованно сообщила, что только что видела на городской стене указ.
— Его Величество император Сянь Фэн объявляет набор наложниц, — сказала она — Представь себе, кому-то теперь посчастливится попасть во дворец!
Она красочно описала событие, которое носило название «Выбор императорских невест».
После работы я решила сама сходить и взглянуть на указ. Прямой путь к Запретному городу был перегорожен, и мне пришлось долго плутать по разным переулкам, так что до нужного места я добралась только на закате солнца. Текст указа был написан черными чернилами. Под мокрым снегом буквы расплылись. Но по мере чтения мои мозги начали лихорадочно работать. Кандидатки должны были быть маньчжурками и иметь чистое и доказанное происхождение от одного из высших знамен (не ниже синего). Я вспомнила слова отца о том, что среди четырехсот миллионов китайцев маньчжурами являются только пять миллионов. В указе также говорилось о том, что кандидатки должны быть в возрасте от тринадцати до семнадцати лет. Все маньчжурские девушки, отвечающие этим требованиям, должны зарегистрироваться в Дворцовой палате и пройти предварительный отбор. Никто из них не имеет права выходить замуж до тех пор, пока император их не отвергнет.
Я бросилась к Большой Сестрице Фэнн.
— Почему ты считаешь, что у меня нет шансов? — плакала я. — Ведь я маньчжурка, и мне семнадцать лет. А мой отец принадлежал к синему знамени.
Фэнн только качала головой:
— Орхидея, по сравнению с придворными дамами и императорскими наложницами ты просто грязный мышонок.
Тогда я отхлебнула из ведра воды и немного пришла в себя. Слова Большой Сестрицы Фэнн меня здорово обескуражили, но все же не настолько, чтобы заставить окончательно отказаться от своих надежд. По сведениям Фэнн, императорский двор в октябре проводит предварительный просмотр кандидаток. А до этого по всей стране губернаторы отряжают посыльных для поиска красивых девушек. В обязанности посыльных входит составление списков имен.
— Они меня пропустили! — плакалась я Большой Сестрице Фэнн.
Я узнала, что в этом году за отбор отвечает Дворцовая палата и что красавицы из всех частей страны уже начали прибывать в Пекин для регистрации в специальном комитете. Главный евнух, представляющий самого императора, должен будет осмотреть более пяти тысяч кандидаток и выбрать из них около двух сотен. Именно они предстанут для окончательного выбора перед великой императрицей госпожой Цзинь и императором Сянь Фэном.
Большая Сестрица Фэнн сообщила, что Сянь Фэн выберет себе семь официальных жен, но, кроме того, он имеет право «осчастливить» любую придворную даму или наложницу в Запретном городе. После выбора официальных жен остальные финалистки останутся жить в Запретном городе. Вполне возможно, что им так и не представится счастливого случая встретиться с Его Величеством, но достойное ежегодное содержание до конца дней им точно обеспечено. Это содержание находится в прямой зависимости от ранга и титула претендентки. Поговаривают, что для императора в этом году выберут три тысячи наложниц. В отличие от жен, которым для жительства будут предоставлены прекрасные дворцы, наложниц поселят в бараки на задворках этих дворцов, причем большинство из этих бараков находятся в полуразрушенном состоянии и едва пригодны для жизни.
Я расспросила Большую Сестрицу Фэнн также о евнухах, которых в Запретном городе обитало две тысячи. Она рассказала, что большинство из них вышли из низов, из самой крайней нищеты, и что их семьи решились на такое, только когда окончательно потеряли всякую надежду. Хотя на эти должности принимались только кастрированные мальчики, но не всякому кастрированному мальчику было гарантировано место при дворе.
