Ференц Шанта - Пятая печать
Коллега Бела кивнул:
— Что правда, то правда… Никто еще не видел на фронте министра или премьера! А кто видел одноногого премьер-министра?
— Такого тоже не бывает, — ответил Ковач. — Потому что если бы таким господам тоже приходилось в окопах сидеть, войн вообще не стало бы, уж будьте покойны! Это так же верно, как то, что я сижу на этом стуле…
— А я утверждаю, — Швунг многозначительно поднял вверх палец, — что лучше всего быть простыми людьми вроде нас! Как бы там ни было, а нам не из-за кого испытывать угрызения совести. С чего бы? А возьмите директора банка или завода или землевладельца? Каково им? Вроде и порядок полный, и есть все, что только душе угодно: отличный дом, вилла или дача на Балатоне и в Бёржени или Матре, куча прислуги — лакеев, кухарок, горничных, автомобили, шоферы и все такое…
— И никаких забот, черт возьми! — подытожил трактирщик.
— Тогда они уж небось и не умирают? — зевнул Дюрица.
— Когда тогда?
— Когда у них столько всего?
— А знаете, на кого вы похожи, господин Дюрица? обратился к часовщику книготорговец. — На попугая из бакалейной лавки, от него тоже только и слышишь: «К вашим услугам, к вашим услугам!»
— И это очень правильно, — ответствовал Дюрица — Умница попугай, умнее многих книготорговцев в Европе. В Эйропе, хотел я сказать!
Кирай вскинул голову:
— Чем я вам опять не потрафил?
— Разве и вам что-нибудь сказал?
— Вы думаете, я не расслышал этой вашей Эйропы? Учтите, так говорят весьма образованные люди, я от них и слышал. От таких культурных людей, каких нам, наверное, и видеть не приходилось. И если на их вкус Эйропа — хорошо, то и для вас сойдет!
— Вот и прекрасно! Отныне и по телефону не забывайте говорить хэлло или алё, раз уж вы эйропейский коммерсант.
Дюрица повеселел от собственных слов и с довольным видом посмотрел книготорговцу в глаза.
— Спокойствие, господин Кирай! — вмешался хозяин кабачка, кладя руку на плечо Швунга. — Вы ведь знаете, он без ехидства минуты прожить не может. Ему больно видеть, что нам друг с другом хорошо, что мы мирно беседуем … Поэтому сохраняйте спокойствие!
— Вот увидите, в один прекрасный день явится за ним сатана! — произнес Швунг и отвернулся к остальным. — Итак, вы считаете, что люди этой породы, которых я уже перечислил, могут спать спокойно? Извините! Тогда откуда у них несметные богатства, комфорт и все прочее? Откуда, позвольте вас спросить! А оттуда, простите, что другим нечем хоть как-нибудь брюхо набить…
— Не забудьте про грудинку в портфеле! — напомнил часовщик.
— Верно! А как быть тому, у кого в портфеле нет грудинки? — возразил книготорговец.
— И вообще, — вмешался Ковач, — часто ли она бывает?
Торговец одобрительно кивнул и, раздавив в пепельнице сигарету, продолжал:
— Вот об этом и речь! Оттого они и богаты, что у остальных забот полон рот! Вы думаете, они про это не знают? Я читал у одного писателя, по имени Золя, в его книгах про нищету все сказано. Так вот, я этих книг уже не в одно правление продал! И представьте, многие говорили, что очень любят этого писателя! Стало быть, они наверняка знают, что в этих книгах написано и откуда берется их богатство. К тому же они ведь не глупые люди. Одним словом, я люблю ясность! Каждому из них про себя доподлинно известно, что он подлец…
— Ну… это бы еще ничего, — сказал трактирщик. — А в самом деле, как насчет министров, военачальников и прочих, которые утверждают, что управляют людьми? Вот, к примеру, у одного из моих посетителей нет ноги… Как это военачальник или кто другой, поставивший свою подпись, мог взять на себя ответственность послать его на войну, решился принять на душу чужое несчастье? Вы уж простите, сударь, за откровенность, во ведь это так! Вам уже никогда не стать снова тем человеком, каким вы были прежде!
Ковач, прищурившись и глядя прямо перед собой, заметил:
— Так-то оно так… Но все-таки, коллега Бела, тут могут быть разные трудности. Если посмотреть на дело с такой стороны, правы будете вы, но, с другой стороны, должен ведь кто-то решать, кому и когда на войну идти; я, собственно, что хочу сказать — нельзя обойтись без начальства, которое бы управляло государством, без правительства, премьера или государя, наконец… А раз так, то может наступить время, когда государство потребуется и защищать. Как ни крути, а это тоже правда! Ведь так?
Коллега Бела подался вперед:
— Вы кто по профессии, господин Ковач?
— Как это — кто?..
— Я просто так спросил.
— Да? Ну столяр…
— Вы хорошо знаете свое ремесло?
— Разумеется!
— И людям всегда будут нужны стулья, кровати, столы и прочая мебель, которую вы делаете?
— Ну, если на то пошло, конечно…
— А вас могут лишить права заниматься вашим ремеслом?
— Ну, это вряд ли… То есть надо бы так сказать: ежели работать честно, без обмана — никто не лишит!
— Вот видите!.. Тогда какой вам интерес знать, кто ваш заказчик? Кто с кем хочет воевать? Каким бы ни был окружающий мир, вы так или иначе останетесь столяром, в вас и в вашем ремесле всегда будет нужда. Верно я говорю, господин Кирай?
— На это совсем не так просто ответить, — поглаживая затылок, ответил книготорговец. — Совсем не просто, потому что человек все-таки любит родину, а легко может случиться, что ее интересы окажутся важнее…
— Не шутите, господин Кирай! Разве могут быть такие интересы, которые оправдывали бы войну? Ладно, я человек необразованный, и этого никогда не скрывал, но уж настолько-то разбираюсь и готов перед кем угодно заявить: не бывает интересов, чтобы из-за них войну начинать, чьи бы они ни были!
Фотограф, прокашлявшись, сказал:
— Позвольте мне вставить словечко, я вашим терпением не злоупотреблю: предположим, к примеру, кто-нибудь стал бы утверждать — заметьте, не я сам, это только предположение, — так вот, если бы кто-то высказал утверждение, что вы не правы, что бы вы в таком случае сделали?
Хозяин кабачка пожал плечами:
— Пусть себе высказывает! На здоровье!
Кирай хотел было уже что-то сказать, но фотограф сделал ему знак помолчать и продолжил:
— А если, предположим, он сказал бы не только это, а стал бы утверждать, что всякий рассуждающий в таком роде глупец?
Коллега Бела, часто моргая, уставился на фотографа.
— Только прошу вас, — добавил тот, — я не хотел бы, чтобы меня неправильно поняли; это говорю не я, но кто-то мог бы так сказать! Предположим! Что бы вы тогда сделали?
Хозяин кабачка, подобно всем сильным, порядочным, но обычно не слишком сообразительным людям, попытался сперва уразуметь вопрос, чтобы ответить как можно точнее. Он наморщил лоб, сложил на столе руки и уперся в них подбородком. Потом неуверенно оглянулся;
— А хрен его знает, что бы я сделал… Извините за выражение… — спохватился он, оправдываясь.
— А все-таки?..
— Но ведь это, наверно, зависит от того, что за человек со мной говорит!
— И все же?..
— Тогда… тогда бы я ответил ему, что он не прав, потому как глупостей я не говорил…
Дюрица рассмеялся. Рассмеялся впервые с тех пор, как все общество уселось вокруг стола. И если читатель в состоянии представить себе одно из тех неприятных лиц, на котором при улыбке отражается почти ребяческая невинность, значит, он видит перед собой нашего часовщика.
Рассмеявшись, Дюрица сказал:
Вы честный малый, но глупец, коллега Бела!
— Теперь это не интересно, — с живостью отозвался книготорговец. — Но скажите, коллега Бела, что бы вы сделали, если бы этот некто, этот пижон, все равно стал бы утверждать, что вы сказали глупость?
— …И что бы вы ему ни говорили, настаивал бы на том, что вы дурак! — добавил фотограф.
Коллега Бела потер подбородок, растерянно посмотрел на столяра. Потом, уставившись на свою ладонь, широко растопырил пальцы.
— Такого не бывает, чтоб кто-то безо всякой причины обзывал человека дураком!
Книготорговец хлопнул ладонью по столу.
— Благослови вас бог, но ведь причина просто в том, что этот кто-то думает иначе, чем вы!
— Или же он убежден, что вы дурак… И будет на улице и повсюду кричать вам вслед, что вы дурак!
— Если так… — заговорил коллега Бела, и кадык его угрожающе задвигался, — если так, то я, наверное, был бы вынужден побить названного человека, раз он без причины оскорбляет меня!
Кирай и фотограф переглянулись.
— Вот видите! — сказал книготорговец. — Вот так и начинаются войны! Ведь и вы из-за такой вот мелочи лезете в драку, да, не дай бог, еще и погибнете в ней или сами кого убьете…
Фотограф поднял указательный палец:
— Вот-вот… Это значит, что пустяк вовсе не пустяк.
Как видите, тут есть одно обстоятельство, на которое вы не обратили должного внимания…
Книготорговец с некоторой досадой, но уважительно взглянул на фотографа:
