Борис Виан - Осень в Пекине
— «Мартель»!..
Он стал медленно сползать спиной по стене и в конце концов уселся на пол: голова его ужасно вздулась, в ней гремели чудовищные аккорды — подтяжки же никак не пострадали.
9Аббат Иоанчик гарцевал по тюремным коридорам, вслед за ним семенил надзиратель. Они играли в чехарду. На подходе к камере Клода Леона аббат поскользнулся на какашке девятиглавого кота, взлетел в воздух и совершил там полный оборот вокруг своей оси. Сутана изящно развевалась вокруг его крепких, мускулистых ног, и он так сильно напоминал Лой Фюллер во время танца, что надзиратель обогнал его и, переполненный уважением, снял из вежливости фуражку. В конце концов аббат шлепнулся на живот, а надзиратель радостно вспрыгнул ему на спину. Аббат сказал:
— Чур!
— Вы проиграли, — напомнил надзиратель. — Будете платить мне за выпивку.
Аббат Иоанчик нехотя согласился.
— И, пожалуйста, без обмана, — сказал надзиратель. — Подпишите-ка бумагу!
— Как я могу подписывать, лежа на животе? — возмутился аббат.
— Так и быть, вставайте… — сказал надзиратель.
Вскочив на ноги, аббат радостно расхохотался и бросился бежать. Но впереди была довольно прочная стена, и надзиратель настиг его без особого труда.
— А вы двуличны, брат мой, — сказал надзиратель. — Подпишите-ка бумагу.
— Давайте не будем ничего подписывать, — откликнулся аббат. — Объявляю индульгенцию на две недели.
— Еще чего! — сказал надзиратель.
— Ну ладно, — сказал аббат. — Подпишу…
Надзиратель вырвал из своего блокнота уже заполненный листок и протянул Иоанчику карандаш. Делать было нечего — аббат подписал и направился к камере Клода Леона. Ключ оказался в замке, замок щелкнул, и дверь отворилась.
Клод Леон сидел на постели и размышлял. Солнечный лучик проникал к нему через отверстие от выломанного прута, кружил по камере и уходил в толчок.
— Здравствуйте, святой отец, — сказал Клод Леон, завидев аббата.
— Здравствуйте, дитя мое.
— Надеюсь, моя мама здорова? — спросил Клод Леон.
— Разумеется, — ответил Иоанчик.
— На меня снизошла Божья благодать, — сказал Клод Леон. Он провел рукой по затылку. — Потрогайте. — добавил он.
Аббат потрогал.
— Ну и ну! — воскликнул он. — Я вижу, она на вас просто-таки обрушилась…
— Слава Богу! — сказал Клод Леон. — Я хотел бы исповедаться. Я хочу предстать перед Создателем с чистой душой.
— …После стирки в «Персиле» забудьте о мыле! — проговорили они хором, как и подобает по католическому обряду, после чего осенили себя крестом самым что ни на есть обычным образом.
— Но ведь ни о каком расповешивании речь еще не шла! — сказал аббат.
— Я убил человека, — напомнил Клод. — К тому же он был велосипедистом.
— Вы еще не знаете… — сказал аббат. — Я говорил с вашим адвокатом. Велосипедист оказался конформистом!
— Тем не менее я его убил, — возразил Клод.
— Но Сакнюссем согласился дать показания в вашу пользу!
— Мне в этой жизни уже ничего не надо.
— Сын мой! Вы не можете не учитывать того, что велосипедист этот был врагом нашей святой матери Церкви, рогатой и пузатой…
— Но когда я его убивал, на меня Благодать еще не снизошла… — сказал Клод.
— Пустяки! — успокоил его аббат. — Мы вас все равно отсюда вытащим.
— Зачем? — спросил Клод. — Я хочу стать отшельником. А для этого лучше тюрьмы места нет.
— Хотите быть отшельником? Прекрасно! — воскликнул аббат. — Завтра же вы выйдете отсюда. Епископ накоротке с директором тюрьмы.
— А где еще я могу быть отшельником? — сказал Клод. — Мне здесь так хорошо!
— Да вы не переживайте, — успокоил его аббат. — Мы вам что-нибудь еще более мерзкое подыщем.
— Тогда другое дело. Пошли!
— Не торопитесь, безбожник! — сказал аббат. — Надо соблюсти кое-какие формальности. Завтра я заеду за вами на катафалке.
— А куда мы поедем? — вконец разволновался Клод.
— В Экзопотамии освободилась ставка отшельника, — сказал аббат. — Туда мы вас и направим. Там вам будет очень плохо.
— Замечательно, — сказал Клод. — Я буду молиться за вас.
— Аминь! — сказал аббат.
— Шпиг, хана и пелена!.. — закончили они хором опять же в соответствии с католическим обрядом, что, как известно, освобождает от необходимости осенять себя крестом.
Священник погладил Клода по щеке и как следует ущипнул его за нос, после чего вышел из камеры. Надзиратель закрыл за ним дверь.
Стоя перед маленьким тюремным окошком, Клод преклонил колени и начал молиться, устремившись всем своим астральным сердцем ввысь.
В
Вы придаете слишком большое значение отрицательным сторонам смешанных браков.
(Луи Руссель. Книга воспоминаний. Изд. Сток, 1908, с.60)Анжель ждал Анна и Бирюзу. Сидя на стертой каменной балюстраде, он наблюдал за тем, как в сквере проходила ежегодная стрижка голубей. Это было очаровательное зрелище. Люди в белых халатах и в красных сафьяновых передниках, на которых был выдавлен герб города, орудовали машинками для стрижки перьев (это была специальная модель) и составом для обезжиривания оперения водоплавающих голубей, которых в этом районе относительно общего числа было довольно много.
Анжель ждал того момента, когда пушок, растущий у самого тельца, начинал разлетаться в разные стороны и тут же всасывался цилиндрическими хромированными пылесосами, которые подручные возили за собой на тележках с резиновыми колесиками. Пушок этот шел прямиком в перину Председателя Совета Советчиков. Он чем-то напоминал морскую пену в ветреный день, когда та скапливается на песке большими дрожащими кучами, а если наступить ногой, то проскальзывает между пальцами; она такая нежная на ощупь, а по мере высыхания, поверхность ее затвердевает и становится бархатистой. Анн и Бирюза все не шли и не шли.
Наверняка Анн опять что-нибудь выкинул. Он всю жизнь будет опаздывать и никогда не отдаст машину на технический осмотр. Бирюза, скорее всего, просто сидит и ждет, когда он за ней заедет. Анжель знал Анна уже пять лет, а с Бирюзой познакомился недавно. С Анном он кончал один институт, но он, Анжель, учился хуже, поскольку был лентяем. Анн занимал должность начальника отделения в Компании изготовителей щебенки для тяжелых железных дорог. Анжель, со своей стороны, довольствовался менее прибыльным местом в токарной мастерской, где делали стеклянные трубки для ламповых стекол. Он был техническим директором предприятия, в то время как Анн работал в коммерческом отделе Компании.
Солнце металось по небу и никак не могло прийти к какому-то решению: дело в том, что Запад и Восток играли в уголки со своими двумя товарищами и в шутку решили поменяться местами, а солнце издалека никак не могло понять кто — где. Люди, конечно, от этого только выиграли. Но зубчатые колесики солнечных часов начали вращаться в обратную сторону, ломаясь один за другим со страшным треском и ужасающими стонами, однако радость, вызванная солнечным сиянием, смягчала тяжелое впечатление от этих звуков. Анжель посмотрел на часы. Анн и Бирюза опаздывали на целых полкруга. С этим уже нельзя было не считаться.
Он встал и пересел в другое место. Отсюда можно было наблюдать за одной из девушек, удерживавших голубей во время стрижки. На ней была очень коротенькая юбка, и взгляд Анжеля пополз вверх по ее гладким золотистым коленкам, проскользнул между изящными длинными ляжками; там было жарко; но он прокрался еще чуть дальше, не обращая внимания на попытки Анжеля отвести его, и нашел себе интереснейшее занятие. Анжелю стало неловко, и он с сожалением закрыл глаза. Маленький трупик взгляда застыл на месте, и девушка стряхнула его, так ничего и не заметив, когда несколько минут спустя встала и разгладила на себе юбку.
Лишенные оперения голуби делали отчаянные попытки взлететь, но очень быстро выбивались из сил и тут же падали на землю. После чего они почти не могли сдвинуться с места и не сопротивлялись, когда им прикрепляли крылья из желтого, красного, зеленого и синего шелка, любезно предоставленные городскими властями. Голубям показывали, как ими пользоваться, после чего они возвращались к себе в гнезда, переполненные сознанием собственной значимости, а их и без того величавая походка становилась и вовсе сакраментальной. Анжелю это зрелище поднадоело, и он подумал, что, быть может, Анн не придет вовсе и что он, наверное, повез Бирюзу куда-нибудь совсем в другое место. Анжель снова встал и пошел по аллее парка.
Он шел мимо детишек, которые играли кто во что: одни молотком забивали до смерти муравьев, другие играли в классики, третьи спаривали лесных клопов — в общем, развлекались соответственно своему возрасту. Женщины были заняты тем, что сшивали клеенчатые мешки, которые обычно вешают на шею малышам, чтобы те ели из них кашу, или же просто следили за своим потомством. Некоторые вязали, другие только делали вид, чтобы солиднее выглядеть. Обман тем не менее очень быстро становился явным, поскольку у них не было пряжи.
