Оставь надежду... или душу - Ним Наум
Режимник все подталкивал, подталкивал Слепухина в спину и втолкнул наконец в дежурку. Там малость притомившийся с утра отрядный Боря втолковывал что-то хмурому мужику, а тот все кривился, едва успевая разгонять в стороны проникновенные слова увлеченного в воспитательном угаре отрядного.
— Мы тебе, выродок, яйца-то прищемим… ты у меня выше головы обпоносишься… Ишь, возомнил себе, ишь, бледво, хвост задрал.
— Я не бледво, — встрепенулся мужик.
— Бледво-бледво, — успокоил Боря. — А, может, ты хочешь спросить с меня за слова? — Боря развеселился. — Так спроси, спроси… — на всякий случай он пододвинул к себе деревянную дубинку, что всегда была под рукой у ДПНК, и глянул на режимника, который, чуть склонив голову к плечу, с веселым любопытством и даже с наслаждением слушал весьма воспитательную беседу.
— Это кто? тот самый твой кляузник?
— Так точно, он, товарищ майор… Ему, видите ли, жратвы мало, боится, наверное, что избессилиет и по выходу бабу трахнуть не сможет.
— Так и не сможет, — поддержал режимник, — если выйдет еще. Не для того мы сюда поставлены, чтобы эти мрази плодили себе подобных. Скоро и вообще мы первым делом трахалки оттрахивать здесь будем. А глянь-ка на этого шкворня — полные карманы свиных ушей, и чешет себе прямо из свинарника. Это же додуматься надо — прокрался на свиноферму и у живых поросят уши отчикал!..
— Так они же вроде жареные, — засомневался Боря.
— Вот и я говорю: отчикал и изжарил… Смотри-ка на эту милую блевотину — ни паспорта на нем, ни вида положенного — чей же такой будет? Ты слышишь?! Тебе-то уши еще не отчикали? Из какого отряда?
Слепухин злорадно ждал, когда же толстошкурый отрядник допрет, что грозный рык режимника «Из какого отряда?» одинаково грозен сейчас и Слепухину, и его отрядному Боре, даже, пожалуй, Боре-то погрознее. Ага, допер-таки, начал объяснять что-то… вон уже и уши заполыхали…
— Что, точно он? — переспросил режимник. — Пусть тогда катится к чертям. Слышишь, ты, — это уже к Слепухину и погромче. — Ты, ты, чего заоглядывался? чего завертел гребнем?.. то есть… в общем, иди себе и пойми, что нехорошо живодерствовать… прямо-таки стыдно за тебя: воспитываешь вас, воспитываешь, а ты вдруг до такой, можно сказать, жестокости… уши с живых поросят обкорнать… иди себе…
Выходя из дежурки, Слепухин слышал, как режимник наседает на оставшегося мужика.
— Так тебе жратвы не хватает, блевотина занюханная? так ты не об том болеешь, чтобы вину искупить, а об том, чтобы брюхо набить, кишкоблуд вонючий?.. Тут вот от петуха хвосты свинячие остались — на, пососи, может, тебе и хватит, бери, пожалуйства, в последний раз предлагаю: возьмешь — в отряд отпущу…
Обошлось, не дотумкали недоумки, выпустили себе на погибель. Запасы, к сожалению, ополовинили, но выпустили все-таки… Слепухин шел к выходу из коридора дежурной части медленно, наполняя всего себя сознанием значительности этого момента — еще немного, и исчезнет коридор этот, здание это, режимник и отрядный, исчезнет все…
На зону валил пушистыми хлопьями белейший снег. Он опускался непроглядным пышным сугробом и, может, даже не опускался, а наоборот — наполнившаяся воздушными пузырьками свежая земля с тихим шипением поднималась к небу. Только вот вряд ли земля могла быть такой ослепительно чистой, значит, все же опускалось небо… Нет, скорее всего, белая пряжа снегопада сшивала землю и небо в одно, заштопывала эту вот рану, расковыренную здесь уродами-слепухиными, сшивала кошмарную прореху.
За ровным снежным шорохом вскребывался в уши тяжкий надрыв больших жестяных лопат — шкварные в жилой зоне начали борьбу со снегом, принялись ковырять заново еще и не затянувшуюся рану.
Перед Слепухиным выросла здоровенная шинель с красной повязкой ДПНК на рукаве.
— Ты что здесь прохлаждаешься, петушачий отброс? Эй, воин, дай-ка ему лопату — пусть крылья поразомнет…
Кто-то сзади ткнул в спину Слепухина лопатой, и Слепухин взял ее. Перед ним махали руками, объясняя, что расчистить ему надо все дорожки в штабной зоне. Наконец, надоедливые голоса и тыркающие со всех сторон сапоги потонули в еще более загустевшем снежном обвале.
Слепухин отошел от крыльца дежурной части, пока все здание не проглотил снегопад (да и отойти для этого понадобилось на каких-то пару шагов). Он стоял, чуть навалившись на лопату, отдаваясь на волю стихии, согласный быть погребенным в одном сугробе со всем этим местом, лишь бы занесло все это по самые верхушки сторожевых вышек. Ему стало смешно от трусливой суеты ДПНК. Заиграло очко, забегал… Лопату сует… ну, не баран ли? Лопатой против такой небесной атаки? — все равно, что ложкой горе вычерпать…
Было тепло, и Слепухин все стоял, не меняя позы, обрастая снежными навалами по плечам, по голове, по рукам, скрещенным на черенке лопаты. Немного грустно было от того, что так и не дойдет он до полюса, так и не встретит преданных вчера друзей, но ведь, можно считать, что он уже в пути, а значит, судьба его завидна — не всем дойти туда, но он все-таки попробовал…
Главное, что ему удалось заручиться поддержкой небес, и он исправит свою ошибку, и даже очень правильно, что засыплет вместе с собой… каждый должен искупать свои грехи…
Очнулся Слепухин, когда проступили вновь зоновские фонари и зачернела за поредевшей снеговой пряжей ограда с различимыми уже ажурными стропилами вышек. Господи, как же огромна эта рана, если даже в небесах не хватает нежного матерьяла для заживления ее!..
— Ты все еще отдыхаешь. пидер ленивый?
Слепухина начали пинать сразу и не мене пяти сапог и шести кулаков, но замутившиеся слезами глаза не могли рассмотреть эту диковинную шестирукую пятиножку. Он принялся шоркать лопатой — только бы отстали от него, только бы оставили в покое и тишине для того, чтобы мог он хоть что-нибудь сообразить…
Хорошо, пусть небеса оставили его, но ведь у Слепухина есть еще и свой план… он и сам знает, как взорвать все это… Засыпать эту гниль снегом, конечно же, было бы лучше, эстетичнее, но если не хватает снега, то черт с ней, с эстетикой!.. Все равно Слепухин все это разрушит и, может, еще дойдет до вчерашних друзей… Все равно разрушит… все равно… все-рав-но-все-рав-но…
Слепухину удалось в запаренности работы растопить обиду на обманувшие надежды, укрепиться в прежних замыслах и даже повеселеть от того, как ладненько у него планируются ровные дорожки штабного городка, как ловко этими искусными дорожками он замазывает любые возможные подозрения на свой счет.
Снег уже совсем прекратился, и небо очистилось, поглядывая россыпью зорких глаз за Слепухиным. Шкварные в жилых зонах управились со своей работой, но сюда, на помощь Слепухину, их не вызвали, видимо, решили, что он справится и сам — вон ведь как красиво у него получается.
Слепухин расчистил большую площадку перед зоновскими воротами и стоял, оглядываясь и соображая, надо ли еще где приукрасить. Очень уж хотелось на виду у многочисленных глаз сверху все сделать наилучшим образом. Пока же Слепухин даже подмигнул в сторону одной близкой совсем звездочки. Он был уверен, что она глядит на него не равнодушно, как остальные, а с теплым сочувствием. В чем другом, но в сочувствии Слепухин обмануться не мог — именно этого напрочь лишен уродливый мир, по которому протянул он сейчас несколько изумительно ровных дорожек.
Появившийся рядом майор — начальник роты охраны что-то гудел в самое ухо, что-то приказывал про дорогу от шоссе к воротам лагеря, что-то сулил за быструю работу и совсем уж надоедливо шоркал про особую ответственность и про его, Слепухина, сознательность, на которую майор рассчитывает. Заткнулся бы скорее, псина, и не отвлекал… Глаза не могли оторваться от жалостливого ласкового взгляда сверху.
Пока майор шуровал у себя в дежурке, а потом колдовал над железным ящиком на стене, пока раскрывались от его манипуляций зоновские ворота — Слепухин все стоял столбом, не отрываясь от своей звезды.
— Сейчас я вызову наряд, — снова отвлек начальник охраны Слепухина, — и открою наружную дверь шлюза. Только ты там без глупостей, а то воины тебе все кости переломают. А расчистишь по-шустрому — с меня плита чая. (Ах, как он волновался, рискнул нарушить инструкцию… даже не облаял ни разу за столько длинных слов… Но ведь и не хотелось вызывать расконвойников и караулить потом за ними из ворот шлюза почти два часа кряду — этот-то петух вон как быстро управляется… а попробуй не расчистить хозяину дорожку к утру — сживет…)
