Фасолевый лес - Кингсолвер Барбара

Ризобии не являются его частью – это отдельные существа, но они всегда живут в союзе с бобовыми, будто подпольная сеть ячеек, незаметно пронизывающая все корни.

– Смотри, как интересно, – говорила я Черепашке. – Ты их не видишь, а они там есть. Целая невидимая система, которая помогает растению.

Мне очень понравилась эта мысль.

– У людей тоже так. У Эдны есть Вирджи, а у Вирджи – Эдна, у Сэнди – детский центр, и у всех нас есть Мэтти. У всех и у каждого кто-то есть.

Как я объяснила Черепашке, глициния худо-бедно обошлась бы и своими силами, но вместе с ризобией они творят чудеса.

В четыре мы отправились в здание Окружного суда Оклахомы, чтобы забрать документы об удочерении. Следуя указаниям мистера Армистеда, мы нашли большой светлый офис, где не меньше двадцати женщин одновременно печатали бумаги. Все вместе они производили страшный шум. У той, что вышла к стойке для посетителей, под розовым хлопковым блейзером бугрились могучие мускулистые плечи, а на голове красовалась полуотросшая перманентная завивка на прямых индейских волосах – ее тело явно стремилось вернуться в свое природное состояние. Узнав наши имена, она сказала, чтобы мы присели, потому что придется подождать. Я немного нервничала, хотя ни одна из них не выглядела достаточно важной, чтобы остановить процесс, который двигался к своему закономерному финалу. По сути, это была всего-навсего большая комната, набитая пишущими машинками, фиалками в горшках и фотографиями детей всех этих женщин. Они просто занимались своей работой… Но мне все равно было страшно показаться неуверенной, будто кто-нибудь из них сейчас увидит, как я ерзаю, вскочит и завопит: «Это никакая не мать, это – самозванка!» У меня перед глазами вставало, как все они, услышав этот истошный крик, вскочат со своих мест, отбросив стулья, и набросятся на меня, стуча своими высокими каблуками и шурша узкими юбками.

Мне срочно нужно было чем-то заняться, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. Я спросила, есть ли в здании междугородный телефон, на что мускулистая женщина кивнула головой и отправила нас с Черепашкой по коридору, в конце которого висел аппарат.

Я набрала Лу Энн. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем нас соединили, и когда это наконец произошло, то оказалось, что Лу Энн нервничает еще больше, чем я, что не помогало делу.

– Все нормально, Лу Энн, все хорошо. Я звоню за твой счет, потому что у меня кончились четвертаки. Но я коротенько, а то мы разоримся на телефоне.

– Да и черт с ним, Тэйлор!

Лу Энн моментально успокоилась, как только поняла, что нас не расплющило в лепешку в автокатастрофе.

– Знала бы ты, сколько раз за эту неделю я говорила, что готова отдать миллион долларов, лишь бы поговорить с Тэйлор. Так что счастье мне улыбнулось! Просто такое чувство, будто произошло все и сразу. Скажи, где тебя черт носит?

– Я пока в Оклахома-Сити, но уже собираюсь домой.

Несколько мгновений поколебавшись, я спросила:

– Так что там у тебя произошло? Ты решила пустить Анхеля обратно? Или собралась поехать жить в его юртле или как ее там?

– Анхеля? Еще чего. Не пущу, даже если ты мне заплатишь. Слушай, знаешь, что мне сказала его мать? Она сказала, Анхель хочет только того, что не может получить. Как только я решу поехать к нему в Монтану, он тут же решит, что я ему надоела. А еще она сказала, что я стою пятерых или шестерых таких, как Анхель.

– Его собственная мать так сказала?

– Ну, представляешь? Понятно, она говорила это все по-испански, поэтому я не все поняла. Только общую суть. Но в этом есть смысл, тебе не кажется? Как там говорится, нечего бросать любовь на ветер?

– По-моему, это поговорка про деньги. «Бросать деньги на ветер».

– В общем, про любовь так тоже можно сказать. Ой, подожди минутку, ладно? Дуайн Рей что-то тащит в рот.

Пришлось ждать, пока Лу Энн в тысяча пятисотый раз спасет сына от неминуемой смерти. Обожаю Лу Энн.

Черепашка играла в ту игру, где надо добраться как можно дальше, не касаясь пола и используя только мебель. У нее отлично получалось. В коридоре стоял длинный ряд старомодных деревянных скамеек с кручеными спинками и подлокотниками. Мне почему-то представилось, что здесь могла бы сидеть целая банда в наручниках или, к примеру, большая семья в ожидании важных новостей. Сидели бы рядком и держались за руки.

Лу Энн вновь появилась на проводе.

– Все нормально, – сказала она. – Я вернулась. Да, есть еще кое-что. Помнишь про звездный дождь? Я позвонила Рамоне в Сан-Диего. И знаешь что? Никакого дождя тогда и не было. Совсем никакого! Поверишь? Это стало последней каплей.

– Ну и слава небесам, – сказала я.

А про себя подумала, что никто на свете, кроме меня, не понял бы, о чем говорит Лу Энн.

– Короче, Анхель в прошлом. Теперь я встречаюсь с парнем с работы, которого зовут Камерон Джон. Камерон у него – имя, а Джон – фамилия. Представляешь?

– У нашего учителя биологии было то же самое, – сказала я. – Так что, вам на работе выдали пособие по сексу для упаковщиков соуса чили? С инструкцией, как заниматься этим, не прикасаясь друг к другу руками?

– Тэйлор, ну что ты, честное слово. Он работает на линии, где чистят физалис, а я теперь сама ничего не делаю, только командую. Мне так хочется, чтобы ты его поскорее увидела и сказала, что думаешь. Моя мама, я в этом уверена, сразу бы окочурилась, как только его увидела – он семи футов ростом и черен как пиковый туз. Но, Тэйлор, он такой милый. Я все время говорю себе, что не заслужила, чтобы ко мне так хорошо относились. Он пригласил меня на обед и приготовил потрясающее блюдо с рисом, арахисом и еще всяким. Он раньше был растафарианцем.

– Чем?

– Растафарианцем. Это такая религия. И еще у него есть собака. Доберман-пинчер. И звать его Мистер Т. Это не Камерон его так назвал, а прежний хозяин. И у него проткнуты уши и вставлены маленькие золотые колечки. Тэйлор, мне до сих пор не верится, что я пошла на свидание с таким парнем. Это я с тобой стала такая смелая. Полгода назад я со страху бы умерла, если бы мне довелось пройти мимо него на улице.

– Мимо кого? Камерона или Мистера Т?

– И того, и другого. А еще, знаешь, я прямо описать не могу, как хорошо он обходится с Дуайном Реем. У меня прямо слезы навернулись, даже сфотографировать захотелось, когда я увидела, как этот огромный дядька играет с крохотным беленьким младенцем.

– Так вы собираетесь съехаться или как?

Я изо всех сил старалась сохранить спокойный радостный тон.

– Съехаться? Ну уж нет! Каким бы славным ни был Камерон, пока я предпочитаю, чтобы все оставалось по-старому. По правде говоря, с тобой мне легче жить, чем было бы с Камероном и Мистером Т.

– Ну что ж, я очень рада.

– Тэйлор, помнишь тот раз, когда ты рассердилась, потому что не хотела, чтобы мы жили как одна семья? Ты еще говорила, что нам не хватает маленькой собачки по кличке Пятныш. Так вот, не злись, но я сказала кое-кому, что ты, Дуайн Рей и Черепашка – это моя семья. На работе меня спросили, есть ли у меня семья. И я, даже не задумываясь, ответила «да». Про вас троих. Это потому, что мы с вами и через огонь вместе прошли, и через воду, и Бог знает еще через что. Знаем, что в каждом из нас хорошего, что плохого. И никто больше этого не знает.

Я даже не знала, что сказать.

– Не в том смысле, что… что, скажем, пока смерть нас не разлучит и все такое… Ну, ты понимаешь, – продолжала Лу Энн. – Но ведь на нашей земле нет никаких гарантий, ни для чего. Я много об этом думала. И про то, что твои дети – они вовсе не твои, а ты просто за ними присматриваешь и надеешься, что, когда они вырастут, вы все равно будете единым целым и будете друг друга любить. Я хочу сказать: все, что у нас есть, дано нам взаймы. Ты меня понимаешь? Есть смысл в том, что я говорю?

– Еще какой! – сказала я. – Это как с библиотечными книгами. Рано или поздно их все равно приходится сдавать.

– Именно! Так о чем же тогда беспокоиться? Наслаждайся всем этим, пока оно у тебя есть.