Узники вдохновения - Петрова Светлана

Между тем Климов, до вчерашнего дня удачливый бизнесмен средней руки, напился вусмерть по другой причине. Совладелец посреднического предприятия по поставке бытовой техники и друг еще с институтских времен, которому он верил, как себе, не только обманул его, подставил, обобрал до нитки, но и лишил красивой женщины, на которой Климов собирался жениться. Собственно, последняя подлость и была конечной целью всей сложной интриги. На невесту уже была оформлена московская квартира, вилла в Испании и принадлежащая Климову часть акций общего дела. С банкротом обеспеченной красотке оказалось не по пути. И хотя женщина, которую можно увести таким старым, как мир, способом, Климова больше не привлекала, эта потеря была самой обидной. Остатки наличности он за пару ночей проиграл в рулетку, а мелочь просадил в ресторане ЦДЛ, где кормили хорошо, а главное, дорого. Ощущение было катастрофическим: в сорок лет начинать жизнь сначала — желания нет. Все будет повторяться, ничего нового. Ну, лет через десять, работая сутками, ценою здоровья достигнет он опять материального благополучия, ну, не обведут его теперь вокруг пальца, скорее он сам кого хочешь безжалостно обманет, поскольку растерял наконец все иллюзии до последней. Но пора веселой энергии, бьющей через край инициативы, восхищения красивыми женщинами и острого любопытства к тому, что впереди, невозвратима. Каждый прежний прожитый день он ожидал спрятанного за ближайшим углом чего-то прекрасного, а обрел Пустоту и отвратительное послевкусие предательства, словно жабу проглотил. Ни заесть, ни запить жабий вкус не удавалось. Осталось умереть. Ему и правда было плохо. Он закрыл глаза.

Бомжиха напряглась и стала внутри длинных рукавов разминать пальцы, готовясь к работе. В это время тяжелая, дубовая, с медными инкрустациями, дверь старинного особняка не без помощи швейцара распахнулась и из нее вышла женщина выше среднего роста, некрасивая, но фигуристая, хорошо одетая, с кожаной сумкой, крепко зажатой под мышкой, и цветным покрывалом на плечах. То, что покрывало называлось пончо, сделано из тончайшей шелковистой шерсти ламы и привезено женщиной самолично из самого сердца Боливии, бомжихе было без разницы. А вот появление посторонней на рабочем участке оказалось некстати — смотрит слишком пристально, а главное, не уходит. Чего забыла-то? На всякий случай нищенка затрясла головой и вытянула сложенную ладьей ладошку, чтобы оправдать свое пребывание в таком видном месте.

Между тем женщина в пончо глубоко вздохнула и задумалась. Только что она разругалась с Глебом, талантливым журналистом и прожигателем жизни, ибо вдруг отчетливо поняла, что новый претендент на руку и сердце в гораздо большей степени имеет виды на доходы от ее публикаций. Вообще, писательница Василькова легко расставалась с мужчинами, но это не сильно отражалось на нравственности, поскольку сходилась она с ними трудно.

Подружка Надя, балерина, молодая и легкая во всех смыслах, не раз говорила:

— Ну что ты тянешь, словно корову покупаешь! Не понравится — бросишь, поменяешь, да все что угодно!

При скрытом желании подражать лучшей подруге Василькова перебороть собственную натуру не могла, из-за чего в ее довольно длинной жизни, несмотря на склонность к аферам, мужчин можно было пересчитать на пальцах одной руки. Через пять минут ее уже тошнило от очередного соития. Мозг стандартно требовал гормонального разрешения, а тело вполне могло обойтись без этой гадости. Бессмысленные телодвижения, которые даже продолжения рода не предусматривают, а напротив, всячески избегают, казались ей профанацией.

Одно, почти мимолетное, исключение позволяло думать, что она не так холодна, как памятник мужу Валерию, прописанный на Ваганьковском кладбище, Северо-западная улица, 22, квартира 137. Произошло исключение давно и таковым пребывало до сих пор, в остальном можно смело утверждать, что Василькова никогда не любила так, как умела о любви писать, никогда не теряла от любви голову и даже не изменяла из-за нее своим планам. Вместо таланта любить многократно ей был отпущен талант воображения. Не самый гиблый вариант. А слиться с партнером воедино всеми клеточками своего существа и стать общей душой второй раз — она не сумеет. Исчерпано. По этому поводу Надя обзывала старшую подругу максималисткой, изувеченной классической литературой.

— Если бы, ложась в постель с мужиком, ты могла отключать свои мозги, набитые избыточной информацией, жизнь показалась бы тебе намного привлекательнее.

Но мозги или есть, или нет, поэтому и мужей у Рины за плечами тоже не густо — один гражданский и один официальный, третьего, к счастью, она сегодня вовремя притормозила. И даже матерно обругала. Теперь не попросишь подбросить на дачу. Сидеть же в ресторане до утра — не лучший вариант, обязательно кто-нибудь привяжется. Ехать на такси одной за город — опасно, своего шофера она вчера, как нарочно, отпустила на неделю в Саратов на свадьбу сына. Завалиться среди ночи к приятелям — неловко, у всех дети, всем рано вставать на работу, да и нет у нее таких, с которыми можно не церемониться. Родилась, училась отсюда далеко, эти связи потеряны, а знакомства людей зрелых всегда предполагают дистанцию. У второго мужа были друзья со школы, которым он уступал свою спальню, а сам ложился на полу в кухне. У нее таких нет. Кроме Нади, но у Нади завтра спектакль, ее будить нельзя, да и живет она в Митино, оттуда до Петербурга ближе, чем до Большой Никитской. Придется пешком топать на Маяковку, там недалеко до Белорусского вокзала, где можно посидеть в зале ожидания, пока откроется метро.

Василькова медлила. Уходить с ярко освещенного пятачка у подъезда в полутемные улицы не хотелось. А еще центр! В два часа ночи ни одного милиционера или патрульной машины. Зато неподалеку — припозднившаяся нищенка, от которой исходил тошнотворный, почти трупный запах немытого стариковского тела — за время скитаний Рина нанюхалась его вдосталь. А еще ближе — какой-то симпатичный хлыщ неподвижно лежал под стенкой в шикарном костюме и элегантном фирменном галстуке. Дорогущие часы от «Картье» нищенка снять не успела, но уже нацелилась.

Писательница профессионально оценила обстановку и опустилась перед мужчиной на корточки. Обморок? Сердечный приступ? Вряд ли. Слишком молод, но не юноша, конечно. Спиртным тянет жутко, а на алкоголика не похож.

Она вынула из сумки мобильник, и тут он открыл глаза. Спросил не очень пьяно и как-то по-дружески.

— Вы куда звоните?

— В «скорую».

— Не надо, я здоров, как бык.

— Уже отрадно. Тогда 02?

— Не-не. Оставьте меня. Я умер. Во всяком случае, собираюсь.

— Неужели? И каким же образом?

— Не знаю. Но надеюсь, Бог найдет способ меня прибрать.

— Вы полагаете, он так милосерден?

— А разве нет?

— Вы с ним знакомы?

— Очень слабо.

— Это чувствуется.

Мужчина застонал и схватился за голову, видно было, что говорить с перепою ему тяжело.

— Оставьте меня, я хочу умереть.

— Увлекательно, но не верю. Молодой, здоровый, в хорошем прикиде. С какой стати? Не любовь, это ясно.

— Откуда вы знаете? — насторожился Климов.

— Знать все про любовь — моя профессия. Сегодня от любви умирают только очень молоденькие, благополучные, не жившие, ничего не видевшие, чистые, как ангелы. А вы уже к изъянам мира притерлись и умереть хотите не от любви, а от обиды, от злости, от обманутых ожиданий. Так?

Мужчина пошлепал губастым ртом, сглотнул, дернув крутым кадыком, и кивнул согласно:

— Я не все продумал. Тогда возьмите меня к себе — ужасно пить хочется. И выспаться. Может, я вам чем-нибудь пригожусь. Могу утюг починить, все-таки МЭИ закончил.

— Какой самонадеянный молодой человек. Нет у меня утюгов, да я и сама с техникой на «ты». Вставайте и отправляйтесь домой!

Молодой человек сел и привалился спиной к стене.

— У меня уже три дня как дома нет! — сообщил он весело, выпятил нижнюю губу и развел руками. — А вы фея! Именно такой женщины, решительной и без утюга, мне всегда не хватало для душевного равновесия. Скажу по секрету — мною нужно командовать. Возьмите, я хороший, просто не в форме.