Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам
Сестричка себя выдала.
Она на самом деле не сердилась. Она притворялась.
И вообще, похоже, у нее было хорошее настроение. Она заходила за спины приложениям и даже сделала маленькие кривые рожки Яну Гузке.
Может быть, это его собственное легкое опьянение спроецировалось на нее? Скорей всего, именно так... То есть не скорей всего, а только так — и иначе просто быть не может...
Кеше в голову вдруг пришла жутковатая и завораживающая идея... Раз уж сегодня День Семьи... Почему бы и нет? Жить надо лихо. Иначе какая это жизнь?
— Сестричка! — позвал Кеша.
Little Sister обязана была откликаться на голосовые команды. Она вышла из-за фонтана немедленно. Но ее лицо стало хмурым — серьезно хмурым. И на нем, кажется, опять проступал синяк. Ну и пусть себе хмурится, подумал Кеша, ничего страшного...
— Слышь, сестричка... Я тут прикинул — а не прогуляться ли мне с моей толстухой? А то столько лет живем вместе, а она у меня на фей-стопе так ни разу и не была...
Сестричка пожала плечами — в том смысле, что ей совершенно все равно.
— Ты это... Ты спрячься за фонтан, ладно?
Так, чтобы она тебя не видела. А то заревнует...
Сестричка отвела глаза и поплелась за фонтан, всем своим видом демонстрируя облегчение — но не забывая поигрывать маленькой попкой в синих шортах. Вечная женственность... Как бы она там не научилась чему плохому у Каналоармейца... Впрочем, о чем это я.
Кеша повернулся к Мэрилин и кивнул порхающим над ее головой голубкам. Площадь размазалась в лучи и звезды, и Кеша оказался в своей супружеской спаленке.
Мэрилин уже ждала на семейном ложе. Она была накрашенной, напудренной — и совершенно голой. В ней было что-то от Клеопатры, пережившей всех своих змей. Она, похоже, обленилась до того, что даже не хотела выбирать наряд. Правда, накрашена и напудрена она была идеально, но Кеша догадывался: если бы ей пришлось проделывать косметические процедуры лично, вряд ли она выглядела бы так же.
Кеша попробовал ущипнуть ее за ухо. Мэрилин не посмотрела на него — только тихо всхрапнула. Кеша почувствовал раздражение. Совсем опустилась, подумал он, что она, абсент запоем пьет?
Впрочем, сегодня он сам был под градусом.
Кеша потянул супругу за руку — прочь из спальни. Он ожидал, что Мэрилин не пойдет сразу, и уже приготовился сослаться на День Семьи. Мэрилин, однако, не возражала. Она перевалилась на его фейстоп с тем же ленивым равнодушием, с которым принимала его ласки. Словно какая-то морская корова, честное слово.
Но особенно Кешу покоробило то, что она не пожелала в последний момент прикрыться — и так и вперлась на его фейстоп голой.
Тут даже слово «вперлась» не подходило.
Кеша сообразил, что она вообще никак не участвует в происходящем — видимость движений, которые совершало большое белое тело супруги, возникала из-за того, что он увлекал с собой ее внимание, а это визуально трансформировалось системой в шаги. Мэрилин не смотрела на фонтан и почетный караул приложений. Она дремала. И чуть похрапывала.
Приложения провожали Кешу и Мэрилин взглядами. Кеша знал, что им все равно — но ему чудилось в их глазах легкое презрение. Ян
Гузка, кажется, даже поднял бровь. Ну давай, зоопидор, давай, скажи что-нибудь интеллектуальное, подумал Кеша. Мы все так ждем.
Сестричка выглянула из-за фонтана и сразу же спряталась назад. Кеша мог поклясться, что при виде голой Мэрилин на ее лице мелькнула ухмылка — в конце концов, сестричка отражала его эмоции, а презрение и есть перевернутое отражение стыда.
Мэрилин все было по барабану. Наверно, так же ее волочили когда-то похмельную после очередной ночной встречи с братьями Кеннеди — вот только грим на ее лице тогда скорей всего размазался, да и шагала она вряд ли так упруго, как сейчас.
Даже сквозь опьянение Кеша ощущал свой позор. Приложения теперь внесут этот опыт в реестр и будут трансформировать свое поведение с учетом новой особенности хозяина. Будут, конечно, все так же рабски глядеть на него, но на дне их глаз появится еле заметная насмешка... Ничего, отучим. Палкой выбьем. Вместе с пылью. А для метадаты так лучше.
Кеша увидел призывно открытую дверь пиццерии — и втащил Мэрилин в крохотный пустой зал. Из пустоты к нему шагнул официант и протянул меню. Но Кеша негромко сказал:
— Вон. Спрячься, чтобы я тебя не видел, Джузеппе. И не выходи, пока не позову.
Официант поспешно исчез за дверью. Видимо, решил не спорить с пьяным клиентом.
Кеша подвел равнодушную Мэрилин к столику у стены и посадил на него. А потом и вообще повалил на спину.
Мэрилин равнодушно глядела в потолок.
Красное сердце над ее головой, однако, горело по-прежнему — и Кеша уже знал, что он сейчас сделает. Он в глубине души знал это с самого начала, просто не хотел раньше времени пугать себя подробностями.
— Сестричка! — нежно позвал он, проведя рукой по щеке супруги.
Мэрилин издала какой-то не вполне романтичный звук — то ли хрюкнула, то ли всхрапнула. Кеша не обиделся. Он говорил не с ней.
В дверном проеме появилась голова с черными хвостами.
А с другой стороны — с зеркальным синхронизмом — замаячила рыже-белая морда клоуна, над которой красным знаком греха горел треугольник с восклицательными знаками.
Кеша не звал клоуна. Он это помнил точно.
Его грудь захлестнуло знакомым страхом — но он тут же вспомнил, что фейстоп мог и сам сгруппировать в пару приложения, постоянно используемые вместе. Потом мелькнуло совсем глупое и поэтому особенно жуткое подозрение, что клоун стучит...
Кеша вдруг отрыгнул шампанской углекислотой — и почувствовал в сердце молодую легкость и силу.
— Люэса бояться — к волчицам не ходить! — громко сказал он.
Почему-то куртуазная пословица успокоила. Дробно кивая загорающимся в пустоте вокруг клоуна опциям, Кеша одним замысловатым движением головы перетащил сестренку на стол и сморфил ее с Мэрилин.
Было непостижимо, как толстая Мэрилин ухитряется ужиматься до ангельски тоненького тела сестрички. Кеше постоянно приходило в голову, что это как если бы большую матрешку прятали внутри маленькой... Но думать про это не хотелось. Кеша заглянул в испуганные — или просто хитрые? — глаза своей тайны, расстегнул пуговицу на синих джинсовых шортах и стянул их с тонких журавлиных ног.
— Не гляди так, не гляди, — хрипло пробормотал он, отводя сестричкину руку.— Для кого ты их надела-то, если не для меня? Тут никого больше нет. Только я — и я сам. Так что иди к большому братику... Хорошо. Вот так, девочка, вот так...
Сестричка молчала. Она насуплено глядела в сторону, и Кеша особо остро ощущал греховность происходящего, заводясь от этого еще сильнее. Скрытая внутри сестрички Мэрилин изредка похрапывала — и при желании звуки можно было принять за вздохи страсти, пробуждающейся в юном теле. Кеша чувствовал, что приближается один из его лучших любовных моментов, который он будет видеть во сне фазы REM и стараться повторить в реальности вновь и вновь.
