Ирвин Шоу - Вечер в Византии
— Не забудет, — сказала она сквозь рыдания. — Всю жизнь будет помнить. Как могут люди так мерзко относиться друг к другу?
— Могут, — намеренно сухо сказал Крейг, боясь излишней мягкостью вновь вызвать у нее слезы. — Не принимай это так близко к сердцу, дорогая. Бывал Уодли и в худшем положении, чем сегодня.
— Подумать только, как ужасно может вести себя человек, — с удивлением сказала Энн, перестав всхлипывать. — Человек, который так чудесно пишет и, казалось бы, если судить по его книгам, так уверен в себе…
— Книга — это одно, а человек, который ее пишет, — другое. Чаще всего книга — это маска, а не портрет автора.
— «Когда звонит телефон и вы знаете, что звоню я, то вас нет дома», — сказала Энн. Она уже не плакала, а только вытирала слезы тыльной стороной ладони, как потерявшийся ребенок. — Как это ужасно — знать о себе такое. Я ненавижу мир кино, папа, — сказала она с силой. — Да, да, ненавижу!
Крейг снял руку с ее плеча.
— Он ничем не отличается от других видов бизнеса. Разве только в нем потеснее.
— Неужели никто не поможет ему? Мистер Мэрфи? Ты?
Крейг с удивлением посмотрел на нее и засмеялся.
— После сегодняшнего… — начал он.
— Из-за сегодняшнего, — упрямо сказала она. — Сегодня на пляже он рассказывал, как вы дружили, как интересно проводили время, каким замечательным человеком он тебя считает…
— Много воды утекло, — сказал Крейг, — с тех пор, как мы интересно проводили время. Люди отвыкли друг от друга. И если он считает меня замечательным человеком, то это для меня новость. По правде говоря, я боюсь, что это заявление не совсем точно характеризует твоего отца.
— Уж хоть ты-то не занимайся самоуничижением, — сказала Энн. — Почему мистер Мэрфи и ему подобные уверены в себе?
— Ладно. — Он взял ее под локоть, и они медленно зашагали по набережной. — Попробую сделать что-нибудь для него, если смогу.
— А знаешь, ты ведь тоже много пьешь, папа.
— Да, пожалуй.
— Почему люди старше тридцати так старательно губят себя?
— Потому что они старше тридцати.
— Брось ты свои шутки, — резко сказала она.
— Когда не знаешь, что ответить, только и остается, что шутить, Энн.
— Ну, хоть при мне не надо.
Некоторое время они шли молча: сделанный ею выговор не располагал к беседе.
— Господи, — сказала она, — а я-то думала, что чудесно проведу здесь время. Средиземное море, этот замечательный город, все эти знаменитости, таланты… И побуду с тобой. — Она печально покачала головой. — Видно, никогда ничего нельзя загадывать заранее.
— Это же только первый вечер, Энн. Будут и приятные дни.
— Завтра ты уезжаешь, — сказала она. — А меня даже не предупредил.
— Как-то неожиданно вышло.
— Можно мне поехать с тобой?
— Боюсь, что нет.
— Я не спрашиваю почему.
— Да я и уеду-то на день-два, не больше, — смущенно сказал он.
Они опять замолчали, слушая плеск воды у причала, где стояли лодки.
— Хорошо бы сейчас сесть в одну из этих лодок и уплыть куда глаза глядят.
— Тебе-то от чего бежать?
— От многого, — тихо сказала она.
— Не хочешь мне сказать?
— Когда вернешься.
«Все женщины, — подумал он, — независимо от возраста умеют заставить человека почувствовать себя так, словно ты их бросил, даже если ты вышел на десять минут купить сигарет».
— Энн! У меня идея. Пока я буду в отъезде, почему бы тебе не перебраться на Антибский мыс? Там и купаться приятнее. Ты сможешь пользоваться пляжным домиком Мэрфи и…
— Я не нуждаюсь в наставниках, — отрезала Энн.
— Я не думал о наставниках, — возразил он, хотя и понял теперь, что подсознательно имел в виду именно это. — Я просто думал, что там тебе будет приятней, есть с кем поговорить…
— Я и здесь найду, с кем поговорить. Кроме того, я хочу посмотреть побольше фильмов. Странно, но я люблю смотреть кино. А ненавижу я только то, что делает кино с людьми, в нем работающими.
Автомобиль, проезжавший по набережной, замедлил ход. В нем сидели две женщины. Одна из них — та, что была ближе к тротуару, — зазывно улыбнулась. Крейг отвернулся, и машина пошла дальше.
— Это проститутки, да? — спросила Энн.
— Да.
— В храмах древней Греции женщины отдавались незнакомым мужчинам прямо перед алтарем.
— С тех пор алтари стали другие, — сказал Крейг. «Не ходите ночью одна», — сказала Гейл, когда познакомилась с Энн у подъезда отеля. Надо бы ей добавить: не ходите даже с отцом. «Проституткам, — сердито подумал он, — следовало бы придерживаться каких-то правил».
— Ты когда-нибудь бывал с проституткой?
— Нет, — солгал он.
— Будь я мужчиной, мне, наверно, захотелось бы попробовать.
— Зачем? — Один только раз. Узнать, что это такое. Крейг вспомнил книгу, которую читал в молодости, — «Юрген» Джеймса Бранча Кебелла. Читал потому, что она считалась непристойной. Ее герой говорил: «Меня зовут Юрген, и я вкушаю каждого вина только раз». Бедный Кебелл, опьяненный славой («Скажите этому сброду, что Кебелл я отроду», — изрек он с высоты своего надменного величия, которое ему казалось непреходящим), бедный Кебелл, мертвый, сброшенный со счетов, забытый еще при жизни, он мог бы сейчас найти утешение в том, что много лет спустя целое поколение людей руководствуется губительным девизом его героя, вкушая каждого вина только раз, каждого наркотика, каждого политического убеждения, каждого мужчины и каждой женщины — только раз.
Энн кивнула на удалявшиеся огоньки машины.
— Может, это помогло бы кое в чем разобраться.
— В чем именно?
— В том, что такое любовь, например.
— Разве любовь нуждается в анализе?
— Конечно. Ты так не считаешь?
— Нет.
— Счастливый ты, если действительно так думаешь. По-твоему, у них роман?
— У кого? — спросил Крейг, хотя и догадывался, кого она имеет в виду.
— У Гейл и Йена Уодли.
— Почему ты спрашиваешь?
— Сама не понимаю. Они так держатся друг с другом… словно между ними что-то есть.
— Нет, — сказал он. — Не думаю. «Сказать по правде, я просто отказываюсь так думать», — решил он.
— Она холодная, эта Гейл, да? — спросила Энн — Я уж теперь не знаю, что люди понимают под холодностью — Она очень самостоятельна. Ни от кого не зависит, красивая, но не на это делает ставку. Конечно, я познакомилась с ней только сегодня и могу ошибаться, но мне кажется, она умеет заставить других поступать так, как хочет она.
— По-твоему, она хотела, чтобы Уодли вел себя как дурак и кончил тем, что его вывернуло наизнанку?
— Возможно. Косвенным образом. Она за него беспокоится и потому хотела, чтобы он сам видел, в каком оказался тупике.
