Харуки Мураками - Кафка на пляже
– Как это – не знает?
– Не знает. Но узнает, когда поедет туда. А пока надо ехать по Томэю на запад. А что дальше – Наката потом будет думать. В любом случае, Накате на запад нужно.
Девушки переглянулись – слова Накаты звучали как-то особенно убедительно. Да и старичок симпатичный. Покончив с бэнто, девушки отправили пустые коробки в урну и поднялись со скамейки.
– Пойдемте с нами, дедушка. Как-нибудь уладим ваше дело, – сказала черненькая.
Вместе с девушками Наката вошел в огромное здание поблизости. Бывать в таких больших домах ему еще не доводилось. Девушки посадили его в вестибюле, и, сказав несколько слов секретарше за стойкой, попросили его немного подождать, а сами упорхнули куда-то на одном из лифтов. Мимо сжимавшего в руках зонтик и брезентовую сумку Накаты один за другим шли служащие, возвращавшиеся с обеда. Такого зрелища Наката тоже раньше не видел. Все такие красивые, точно сговорились. Мужчины в галстуках, женщины с блестящими сумочками, на высоких каблуках. Все спешили в одном и том же направлении. Наката не мог взять в голову, чем может быть здесь занята такая уйма народу.
Наконец появились знакомые Накаты. Их сопровождал высокий тощий парень в белой рубашке с галстуком в полоску. Девушки представили ему Накату.
– Это, – заговорила крашеная, – Тогэгути-сан. Он как раз едет сейчас на машине в Иокогаму и возьмет вас с собой, Наката-сан. Высадит на Томэе, на автостоянке в Кохоку – есть такое место. А дальше найдете другую машину. Походите, поищите, скажете, что едете на запад. Если кто-нибудь согласится вас взять, в знак благодарности угостите его разок в столовой на какой-нибудь стоянке. Поняли?
– Дедушка? А денег-то у вас хватит? – спросила черненькая.
– Хватит-хватит. Деньги у Накаты есть.
– Тогэгути-кун [36]! Наката-сан наш знакомый, так что будь с ним полюбезнее, – сказала шатенка.
– А вы со мной, – промямлил парень.
– Ладно, когда-нибудь… – пообещала черненькая.
– Вот вам, дедушка, на прощание. Закусите, когда проголодаетесь. – Девушки вручили Накате купленные в магазине коробку с нигири и шоколад.
Наката просто не знал, как их отблагодарить.
– Огромное спасибо. Наката вам так признателен за доброту. Слов нет. Наката будет изо всех сил молиться, чтобы у вас все было хорошо.
– Вся надежда на ваши молитвы, – сказала крашеная, рассмешив черненькую.
Тогэгути посадил Накату на переднее сиденье «хай-эйса» рядом с собой и с городского хайвея выехал на Томэй. Дорога была забита, и по пути они успели о многом побеседовать. Тогэгути был застенчив и поначалу больше молчал, но постепенно перестал стесняться и дальше говорил почти все время один. У него много чего накопилось на душе, и он откровенно выложил все Накате, с которым скорее всего судьба свела его в первый и последний раз. Поведал, что несколько месяцев назад его бросила любимая девушка, обещавшая выйти за него замуж. Что она завела себе другого. Долго пудрила ему мозги, встречаясь и с ним, и с новым ухажером. Рассказал, что у него нелады с начальством, и он даже подумывает, не уйти ли ему из фирмы. Его родители развелись, когда он учился в школе. Мамаша тут же снова вышла замуж, а новый муж оказался аферистом – занял деньга у близкого друга, а возвращать не собирается. И у студента из соседней квартиры до поздней ночи на всю катушку орет музыка, так что не заснешь.
Наката добросовестно слушал его, время от времени поддакивая и вставляя кое-какие замечания. Когда они подъехали к парковке в Кохоку, он уже знал о жизни этого парня почти все. Многое осталось для него непонятным, но в общем он решил, что Тогэгути стоит посочувствовать – хочет человек нормально жить, а ему столько всего мешает.
– Большое спасибо, что подвезли. Вы очень выручили Накату.
– Да нет, замечательно, что мы вместе поехали, Наката-сан. Мне теперь легче стало. Выговорился с вами. Я же до этого никому про себя рассказать не мог. А вы мою бестолковую болтовню слушали. Не надо было мне грузить вас всем этим.
– Ну что вы! Накате тоже было очень приятно поговорить с вами, Тогэгути-сан. Не беспокойтесь, пожалуйста. Я думаю, у вас обязательно все будет хорошо.
Парень достал из бумажника телефонную карточку и протянул Накате.
– Возьмите, пожалуйста. Телефонная карточка нашей фирмы. Вам еще ехать… Это на память. Извините, что такой пустяк.
– Спасибо. – Наката взял карточку и бережно вложил ее в бумажник. Он никогда никому не звонил и не знал, как пользоваться такими карточками, но решил не отказываться. Было три часа дня.
Поиск водителя, который довез Накату до Фудзикавы, занял чуть не целый час. Он работал на рефрижераторе, перевозившем свежую рыбу. Крупный такой мужик, лет сорока пяти, руки толстые, как бревна, живот вперед.
– Только у меня рыбой воняет, – предупредил он.
– Наката любит рыбу.
Водитель рассмеялся:
– Чудной ты какой-то!
– Да-да. Обо меня иногда так говорят.
– А я люблю чудаков. А тем, кто с виду как все, такие правильные… им, наоборот, не верю.
– Неужели?
– Правда. Вот такое мое мнение.
– А у Накаты никакого мнения нет. Наката угря любит.
– Тоже мнение. Любишь угря.
– Разве это мнение? Про угря-то?
– Еще какое! Мнение что надо. Первый класс.
Так и ехали до Фудзикавы. Водителя звали Хагита-сан.
– Ты как думаешь, Наката-сан, что дальше с миром будет?
– Извините, но у Накаты голова плохо работает, поэтому в таких вещах он совсем не разбирается.
– Когда свое мнение имеешь и когда котелок неважно варит – это ж разные вещи.
– Хагита-сан, но если человек не соображает, значит, он и думать не может.
– Но угря-то ты любишь? Так ведь?
– Так. У Накаты угорь – любимая еда.
– Вот тебе, пожалуйста, взаимосвязь.
– Да ну?..
– А оякодон [37] любишь?
– Очень. Оякодон – тоже любимая еда.
– Опять, выходит, взаимосвязь, – сказал водитель. – Вот так эти связи накапливаются одна за одной, и сам собой смысл получается. Чем больше взаимосвязей, тем глубже смысл. Тут все подходит: и угорь, и оякодон, и жареная рыба. Понимаешь?
– Не очень. Это к еде относится?
– Не только к еде. И к электричке, и к императору. К чему угодно.
– Наката на электричке не ездит.
– Это не важно. Я вот что хочу сказать: пока жив человек, с кем бы ему ни приходилось иметь дело, у всего, что его окружает, смысл появляется. Сам собой. Самое важное – как: естественно или не естественно, а не то, какая голова – хорошая или плохая. Увидишь ты это своими глазами или нет? Вот в чем дело-то.
– У вас, Хагита-сан, голова хорошо работает.
