Виктория Райхер - Йошкин дом
Смертельный номер. Последний. Три красавицы небес.
Пре.
Три красавицы небес
Шли по улицам Мадрида:
Донна Клара, Донна Рэс
и прекрасная Пепита.
Всё правильно, красавиц было три. Эти стихи дедушка часто читал, я помню, хотя и странно: такие простоватые, в общем—то, стихи — от моего безукоризненного строгого дедушки. Но читал. Красавиц было три, всё правильно. Старшая красавица была удивительно хороша собой, младшая красавица верила словам больше, чем зеркалам, а средняя красавица была похожа на обеих сразу. Донна Клара, Донна Рэс (у этой, безусловно, самые длинные рэсницы) и прекрасная Пепита. Прекрасная Пепита — это, конечно, я.
— Ася, ты помнишь те стихи, их еще дедушка всегда читал? Про трёх красавиц?
— Помню, конечно. Я всю жизнь была уверена, что старшая красавица — это ты.
— Я? Ну ты скажешь. Разве я была когда—нибудь красавицей?
— Была, конечно, еще как, ты что, не помнишь?
— Я—то помню. Я, Ашуля, красавицей никогда не была.
— Ну да!
— Ну да.
Смеюсь. Красавицей она не была, как же. А кто же тогда шел по улицам Мадрида? Я что ли, одна? Ну нет. Три были, втроём и шли. И никому не удастся выкрутиться из мелькающей карусели, даже самым скромным из нас — и тут речь, боюсь, не обо мне. Но не суть. Итак.
1.
Три красавицы небес
Шли по улицам Мадрида:
Донна Клара, Донна Рэс
и прекрасная Пепита.
У Рахили Соломоновны пятеро детей, пятеро мальчиков. Яков, Ефим, Иосиф, Марк и Александр. Все они на редкость хороши собой, просто глаз не оторвать, младшие, Марик и Шурик — особенно. Рахиль — красавица, в юности из—за неё, говорят, стрелялись. У Рахили — темно—зелёные «перевёрнутые» глаза, редкая такая форма — глаз уголками вниз. У Рахили всегда железная осанка и сжаты ровные губы под носом с горбинкой, маленькая Юля её побаивается. У Рахили ни одного седого волоса в высокой черной короне. У Рахили чистый суховатый голос, говорит она мало и негромко. Рахиль правит домом несгибаемо и спокойно. Мальчики называют её «мамочка». Все её мальчики, всю свою жизнь — «мамочка». Рахиль Соломоновна носит прямые юбки в пол, кружевные воротники и высокие ботинки на каблуках. У Юлиной мамы таких воротников и ботинок нет, они с Рахилью вообще мало похожи, даже не верится, что родные сёстры.
У Юлиной мамы мягкое круглое лицо и ямочки на полных щеках. Юлина мама рыжая, как бледный мак, и её лицо и руки густо, как маковыми зернышками, покрыты веснушками. Из шестерых её детей только одна — Феня, Фаина — получилась темноволосой, остальные — один другого ярче, все разных оттенков.
Женя — светло—пшеничная.
Вера — бледно—золотая.
Эмма — золотисто—оранжевая.
Брат Саша — ярко—оранжевый, почти красный.
Сама Юля медная, потемнее.
И веснушки на руках. У всех.
Юля — самая маленькая. Феня надевает ей платье, Женя плетёт косы, Эмма приносит ленты, Вера ставит на высокий стул у окна, держит за талию и говорит «Смотри!». Юля смотрит по направлению Эмминой руки, там, на улице, брат Саша стоя катается с ледяной горы. С ним катаются мальчики, Юлины двоюродные братья: Яков, Иосиф, Ефим и Марк. Шурик еще маленький, он почти моложе Юли, он не катается, а сидит внизу и тоже смотрит. Юля видит Шурика, но Шурик её не интересует. Ей нравится Яков, он старший и почти взрослый, а еще — Марик, у него огромные глаза и он красивее всех.
Иногда девочек и брата Сашу отпускают гулять вместе с мальчиками Рахили, и тогда они всей толпой кружат по городскому саду и разговаривают. Впрочем, разговаривают больше сестра Женя и Яков, малышня дурачится, а Юля молчит. Она обычно бойкая, её называют «Огонёк», но при мальчиках Рахили она молчит. Юленька, почему ты молчишь, ты что, стесняешься, наклоняется к её уху заботливая Вера, ты что боишься кого—то из них, кого, Яшу? Юля мотает головой и вдруг вырывается и бежит по аллее. Она не знает, почему бежит, но старается изо всех сил. Её медно—рыжие косы расплетаются, лента выскальзывает и яркий лисий хвост колотит по спине. Длинная аллея обсажена кленами, между стволами мелькает солнце, девочка с рыжими волосами бежит сквозь зеленые тени через золотые блики, и каждый блик зажигает искру в её рыжем хвосте. Сестры что—то кричат ей вслед, но о них она в этот момент не помнит. Не помнит она и о тех, других, тоже глядящих ей в спину. Сестра Женя потом по секрету расскажет сестре Вере, что внимательней всех на бегущую Юленьку почему—то смотрел строгий Иосиф. Но даже внимательная Женя не заметила, но даже Феня, ругающая Юлю за неподобающее поведение в парке, даже она не обратила внимания, что на самом деле дольше всех, не отрываясь, смотрел на бегущую девочку маленький Марик.
1.1
Три красавицы небес
Шли по улицам Мадрида:
Донна Клара, Донна Рэс
и прекрасная Пепита.
Вдруг на площади, хромой
Нищий с робким ожиданьем
Руку протянул с сумой
За насущным подаяньем.
Они долго не женились: двоюродные, нельзя. Марик уже успел сделать Юле одно предложение и получить один отказ (всё тот же, единственный, «двоюродные — нельзя»), когда сестра Феня в Москве родила в придачу к Витеньке, Яшеньке и Лёвушке еще Ирочку, и Юля уехала к ней. Уехала помогать с детьми, уехала поступать в институт, уехала жить навсегда. Расстроенный Марик уже работал и не вылезал из командировок.
Кто, собственно, придумал эту глупость? Что двоюродные — нельзя? Они ведь не родные, у них разные папы и разные мамы, почему нельзя. Строгая серьезная мамочка ни капельки не похожа на полноватую улыбчивую Юленькину маму. Может, они и не родные вовсе? Может, была какая—то семейная тайна?
Никакой семейной тайны, конечно же, не оказалось. Родные сестры и родные сестры. Марик приехал в Москву в командировку и пошел навестить Юленьку, просто так. Дома была только сестра Феня, и Марик для поддержания разговора спросил, есть ли у Юленьки поклонники. Есть, сказала честная Феня, был один усатый, так он даже жену ради неё хотел бросать. А стреляться — не хотел, обеспокоено спросил Марик, памятуя о мамочкином тяжелом прошлом. Стреляться, по—моему, не хотел, засомневалась Феня, но я точно не знаю, ты у неё у самой спроси. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла Юленька, рыжая, как молодой спаниель, и свежая, как весенний дождь. Марик посмотрел на неё и понял, что они с Рахилью точно родственницы, потому что стреляться неведомый усатый поклонник, конечно же, хотел. Двоюродные, нельзя, всплыло у Марика в голове. Он встал, помялся для приличия и пригласил Юленьку пойти пройтись. На выходе из дома Марик окончательно решил, что никогда и ни на ком не женится, и тут же сделал Юленьке предложение. Юленька сокрушенно вздохнула (двоюродные, нельзя) и согласилась.
Рахиль к тому времени уже тоже жила в Москве, одна. Марик с Юленькой пошли в какой—то ЗАГС, то ли на Чистых Прудах, то ли где—то возле, и расписались. Погуляли по городу, потом зашли к Рахили попить чаю. За чаем Марик рассказал новости: мамочка, я женился! Ну что ж, сказала Рахиль, ну что ж. Юлю она знала с детства, Юля была её младшей племянницей, и к её энергичному лицу невозмутимая Рахиль приглядывалась давно. Шел тридцать шестой год. Иосиф к тому времени уже был расстрелян, а Яков только что начал отсиживать свой первый срок. Жена Якова Таня донашивала восьмой месяц, Рахиль неустанно шила приданое для ребёнка и по ночам неслышно молилась на том языке, которого уже не понимали ни Юленька, ни Марк, ни сам ни о чём еще не догадавшийся Яков.
2.
— Погоди, погоди. Это ты всё про первую красавицу, которая старше всех. А вторая? А третья?
— Сейчас, подожди, будет тебе и вторая. А третья — говорю же, это ведь я. До меня еще долго. Не спеши. Лучше слушай.
Три красавицы небес
Шли по улицам Мадрида:
Донна Клара, Донна Рэс
и прекрасная Пепита.
Вдруг на площади, хромой
Нищий с робким ожиданьем
Руку протянул с сумой
За насущным подаяньем.
За реал, что подала,
Помолился он за Клару,
Донна Рэс щедрей была
И дала реалов пару.
Разное бывало, разное, и хорошее, и плохое, не обо всём же детям, и провалы, провалы, провалы, из того, что не забудешь, но никому не расскажешь. Вся жизнь так, то провалы, то она сама. Жизнь.
В тридцать восьмом родилась Светка, солнечный свет. Светка, дочь брата и сестры, была живым воплощением их сходства: в ней было всё. Материнская медная рыжина, круглое лицо одной бабушки, нос с горбинкой — другой, Мариковы карие глаза и Юленькина лукавая улыбка. Веснушки достались Светке от Юлиной мамы, и не только на руках, как у всех сестёр, а и на щеках через самый нос. Рахиль пришла посмотреть на внучку и долго, по своему обыкновению молча, вглядывалась в её всех сразу напоминающее лицо. Сомнений не было: это была дочь Семьи. Марик и Юленька сложили все свои гены в этого ребенка, и круг замкнулся. Якову тогда уже дали десять лет лагерей, Фима служил в армии, маленькая дочка Якова и Тани оказалась копией матери, не отца, Таня сразу после родов увезла её к куда—то к родителям, и теперь Рахиль посылала туда небогатые посылки и получала оттуда скупые письма.
