Ирина Потанина - Мужской роман
Тут Вера вспомнила о своем собеседнике и попыталась оживить голос. Вот, мол, до чего все наши искания довели. Такие последствия?! Это ж надо! Мы, мол, просто монстры! Вышло не слишком убедительно. Усмешка прозвучала истеричным всхлипом.
— Теперь ты понимаешь, зачем я должна была работать в «Пробеле»? Вадим решил перейти на мирные рельсы. В авторитеты-пенсионеры решил заделаться. Да только дел для его уровня здесь не бывает. Знаешь, термин такой «over qualification”? Чрезмерная квалификация для этого города, чрезмерная квалификация для этого бизнеса, чрезмерная квалификация для этой жизни… И болтался бы Вадим-Сан никому не нужным изгоем вместе со всей своей придворной свитой, с нами то есть. Как подводная лодка в степях Украины. Внушительная, но совершенно бесполезная. Но он, Вадим, был не из праздно болтающихся. «На первых порах и мелюзгой всякой поперебиваемся, а там, глядишь, и дорастет человечина до нашего пришествия», — он так рассуждал, я думаю. Поэтому сразу согласился сделку старого товарища подстраховать. Просто так. Для наработки опыта. И себе и товарищу. А может, рассчитывал в чем серьезном на Громового. Хотел иметь основания об ответной услуге попросить. Кто ж теперь разберет, для чего Вадим в весь этот мусор полез… Он и раньше ни перед кем ответ не держал, а сейчас, так подавно… В любом случае, Громовой, заподозрив неладное, когда Орлики согласились выкупить его долю фирмы, но предложили за это сущие копейки, решил привлечь Вадима к разбирательству. А Вадим, кто б мог подумать, согласился.
Игорь на миг отвлекся на собственные ощущения. Даже мертвый Сан не давал Критовскому покоя. Мертвый — тем более. В живом Вадиме Вера, возможно, смогла бы разочароваться, отказаться от своих категоричных воспеваний. А теперь? Теперь Вадим Сан станет для неё человеком-легендой, бессменным героем, указателем на Игорево несовершенство и несостоятельность.
«А ты, Критовский, однако, редкая сволочь» — нежно шепнул Игорю кто-то изнутри, — «Тут человек умер, а ты все х…ми меряться пытаешься! Сомневаешься, что у тебя потенции хватит труп переплюнуть… Нехорошо-о-о…»
От справедливости подобной самооценки Игорь резко разозлился и мгновенно пришел в состояние крайнего раздражения. В то самое, в котором с Верой говорить ну никак нельзя было.
«Не нравится, не смотрите!» — огрызнулся Критовский, мысленно обращаясь к Вере, — «Какой есть! Раз вам такой не подходит, так катитесь куда подальше… Все!»
К счастью Вера об этих Игоревых мыслях ничего не знала и говорила совсем о другом.
— Короче, — продолжала она уже без всхлипов, — Я предоставила присутствующим доказательства того, что Орлики нарочно устроили проблемы собственной конторе. Говорю же, мы неплохо поработали, Игорь. Мы молодцы.
— Да прям уж? — Игорь понимал, что не время, но удержаться от сарказма не мог, — Мы? Нет. Это ты — молодец. Ты всех так ловко использовала. Так тонко сыграла на моем расположении к Палюричу, привлекая к поискам.
— Я не играла…
— А почему же ты не объяснила мне, для чего участвуешь в расследовании? Почему не сказала напрямую?
— Я узнала об этом только вчера, — Вера нехорошо усмехнулась, — В этом доме исполнителей принято использовать вслепую. Как оказалось. После целой жизни работы, основанной на доверии. Вадим рассказал мне, для чего так пристально изучал «Пробел», только вчера. Сказал, что сделал бы это раньше, но необходимости не возникло. Мудрый Сан. Сильный Сан. Я и сама, без указаний, принялась копать в нужном месте. Естественно, все наши гипотезы я ему пересказывала. Просил говорить все, что я думаю о «Пробеле» — я и говорила… О контроле и предстоящей сделке я не знала. Меня не сочли нужным информировать… Бесчувственный, жестокосердный Сан. Теперь он мертв, и мне даже не на кого злиться… Не будем об этом.
— Не будем, — поспешно согласился Игорь.
Слова о том, что и у Вадима были кое-какие недостатки, привели Критовского в норму. Раздражение сменилось стыдом. Вере требовалась помощь, а он… Игорь растерянно замолчал. Недавний приступ ярости унес с собой все силы. Нужно было говорить, нужно было чем-то помочь, утешить, поддержать… Подавленный осознанием собственной паршивости, Игорь был не в состоянии вымолвить и слова.
— Предстояло решить, как достичь компромисса, — продолжала Вера, — Громовой не желал вмешивать в это дело своих бывших коллег из органов. К чему? Всегда успеется. Громовой ждал, что Орлики предложат какой-то разумный выход. Скажем, откажутся от какой-то части прибыли… Или таки купят «Пробел» и иже с ним, только по настоящей цене. В любом случае, оставлять деяния совладельцев безнаказанными Громовой не собирался. Нотариус, присланный, в общем-то, защищать интересы Орликов, заявил, что все это похоже на шантаж. Мол, или отдавайте свои заработки, или мы заявим на вас. «Заявляйте! Пусть государство разберется, виновны ли г-да Орлики!» Нотариус знал об общественном положении Орликов, но не знал о связях Громового. Поэтому распинался еще несколько минут, пока Александр Орлик жестом не попросил его замолчать. И вот тут Александра Орлик перехватила инициативу в свои руки.
Вера надолго затихла, пытаясь не упустить ни малейшей детали. Ей необходимо было выговориться. Переложить часть груза со своих плеч. Услышать что-то подбадривающее? Нет. Просто… Наказать себя. Сформулировать признание в слова. Вера знала, Игорь поймет, Игорь все поймет… И это будет высшим её, Вериным, самоистязанием.
— Орлик говорила… Всякое. Похоже, это был нервный срыв. Как у меня сейчас, да? Она кричала на Вадима. Кричала, что он низкий шпион. Мол, если считает, что все это просто так сойдет ему с рук, то ошибается. Что-то о том, что никто еще безнаказанно не мог разрушить планы Александры Орлик. «И никакие деньги и связи тут не помогут! Будет по-моему, я вам говорю!» В этот момент Яна занесла в кабинет кофе. Сейчас я понимаю, что догадалась о намерениях Александры тогда, когда их еще можно было предотвратить. Во время своего монолога, Орлик отчаянно рылась в сумочке. Я еще тогда заподозрила неладное, но кто-то внутри меня… теперь-то я знаю, кто… он заставил меня подумать, что Александра ищет носовой платок. Размазанная от слез тушь, искаженные криком черты сделавшегося вдруг безобразным лица, покрывшийся испариной лоб — всё это, в общем, свидетельствовало в пользу версии о платке. Но… и теперь это вспоминается совершенно ясно… на самом деле я прекрасно понимала, что достанет сейчас г-жа Орлик из сумочки. Яна тоже поняла. Хотя и не училась у Ромула. Хотя и не обязана понимать такое. Хотя и не взращена была в убеждениях, что высшее благо — отдать жизнь за служение. Яна бросилась заслонять собой Вадима за секунду до того, как Александра Орлик нажала на курок. Сейчас я пытаюсь утешить себя. Оправдываюсь, мол, никто не думал, что она выстрелит. Мы, мол, соображали, как успокоить эту истеричку, а не о защите Вадима думали… И вообще, если бы Яна не стала делать резких движений, Орлик, возможно, и не стреляла бы… Можно, конечно, такими отмазками купить себе кусок очищенной совести. Но вранье это все. Просто попытки выгородить себя. Правда звучит куда конкретней: заслонять собою Вадима должна была я. Это моя пуля сейчас у Яны в легком.
— Господи!
— Ценное замечание! — в интонации Веры Игорь моментально заметил нотки недавнего собственного раздражения. Впрочем, Вера тут же спохватилась, — Извини, я нервничаю… Не хотела язвить…
— Ничего.
— Орлик выстрелила еще три раза, прежде чем Ромул с Горрилом отобрали у неё пистолет. Вадим мертв. Я и пальцем не пошевелила, чтобы предотвратить это. Я — ничтожество, — Вера снова начала заводиться, — Я — трусливая дрянь! Понимаешь?
— Вера, успокойся. Перестань. Самобичевание — не лучший способ оплакивания близких.
— При чем здесь это?! Рано или поздно все мы умрем. Оплакивать нужно живых. Мертвым наши слезы не помогут. Я оплакиваю себя. Ту себя, которой никогда уже не стану. Ту себя, которой могли бы гордиться взрастившие меня. Ту себя…
— Опять этот пафосный категоризм, — простонал Игорь, прежде чем осознать, к чему может привести подобная фраза.
— Это все, что ты можешь сказать мне в качестве поддержки?! Что ж, ты прав. Я трусливая, категоричная дура. Чем более серьезными кажутся мне вещи, тем менее значимы они на самом деле. Ведь это из-за тебя я не кинулась спасать Вадима. Ты, тот самый Мой Внутренний Ты, не пустил меня под пулю… Приковал к полу любовью своей многопудовой, сладкими речами заболтал, мол, нам с тобой еще жить и жить, как же ж я без тебя останусь-то… Из-за боязни потерять тебя… тебя, а не себя… совершила я эту непростительную подлость.
Тогда Игорь еще не понял, насколько серьезно все это для Веры. Просто слушал. Не распознал, что пора бить тревогу. Не уловил момент, когда можно было еще вмешаться и спасти ситуацию. Впрочем, ведь Вера с самого начала разговора была настроена категорично. Позже Игорь утешал себя тем, что никакими вмешательствами не смог бы исправить ситуацию. И Верина откровенность в этом последнем разговоре, и неприкрытая беззащитность — всё это было ничем иным, как прощальным объяснением. Роковым признанием, после которого не возвращаются. После которого Игорь становился тем самым Вечным Укором. Но поначалу Игорь еще не осознал этого. Слушал несколько удивленный. Да что греха таить, даже польщенный и обрадованный. Она отказалась от своих принципов ради него!
