Макар Троичанин - Вот мы и встретились
- Туда уже ушли Витёк с Тарутой! – крикнул вслед Николай.
Вот как! Тем лучше! Он скоро увидел их глубокие следы и пошёл параллельно, не проваливаясь. Идти надо было порядка километра до впадения ручья в речушку, тоже не замерзающую, и там искать чуть парящие канавы с замедленным и более тёплым течением. Рыбаков нашёл недалеко от устья ручья, закрытого вспученным льдом и заваленного снегом. Опасно подобравшись к открытой воде реки по берегу, они дружно вытаскивали пеструшек, соблазняя их блестящими металлическими бусинками. Ивану Всеволодовичу такая детская рыбалка была не по нраву, хотя ушицу из запашистой мелочёвки он любил.
- Пройду чуток дальше, - предупредил ловцов, и Витёк, не отвлекаясь от затягивающего занятия, разрешил:
- Давай, - и снова сосредоточился на обманной ловле, а заносчивый рыбак потопал дальше, отойдя от реки и лавируя между деревьями и кустами.
Удалившись метров на триста, он вернулся к реке, выискивая канаву, нашёл её и стал было, присев, налаживать чудо-удочку с новенькой посеребрённой японской блесной, перед которой, по утверждению продавца, не устоит ни один ленок, как вдруг внимание его отвлекли шелест осыпающегося снега и негромкий, но явственный хруст ломаемых веток. Осторожно, не поднимаясь, огляделся и заметил между деревьями среди дальних склонённых кустов мелькающие бурые пятна. «Так…» - подумал, - «не до ленков: вроде покруче улов светит». Снова сложил и спрятал удочку в чехол, поднялся на ноги и, таясь за деревьями, пошёл к тем кустам. До них оставалось с полсотни метров, когда маскирующие деревья кончились и можно стало разглядеть шесть оленей, обгладывающих молодые ветки и усердно добывающих копытами старую пожухлую траву из-под снега. На чьё-то счастье, а на чьё-то несчастье, порывистый ветерок дул в сторону стада. Иван Васильевич осторожно снял ружьё, вложил патрон с круглой пулей, почти бесшумно, с лёгким щелчком, не потревожившим зверей, закрыл затвор, взвёл курок, вскинул ружьё к плечу и стал высматривать подходящую жертву. Ею стал потерявший бдительность самец, хозяин стада. Заядлому охотнику понадобился всего один выстрел, чтобы свалить раззяву. Упав, тот ещё немного подрыгал сильными красивыми ногами, сопротивляясь горькой участи, а когда убийца подошёл, уже затих, безразлично глядя открытым мутнеющим глазом на оставленный подлый мир. Пуля браконьера попала точнёхонько под левую лопатку и сократила мучения красавца до минимума.
- О-о-о…-во…-лыч! Е-е…-ть? – послышался далёкий крик Витька.
- Е-е-есть!! – заорал в ответ охотник. – Давай сю-ю-да-а!
Убить – что: раз – и готово! А вот разделать добычу на морозе и утащить по снегу – проблема. Иван Всеволодович не любил никакой разделки – ни зверя, ни рыбы, всячески увиливая от неё, предпочитал спихнуть на других. Так и теперь, когда запыхавшиеся Витёк с Тарутой, наконец, протолкались к нему по глубокому снегу, он оставил их у туши, надеясь, что парни примутся за дело – разделывать надо было на месте и отходы прятать здесь, подальше от лагеря, - а сам пошёл в лагерь, обещая быструю подмогу. Ивану Васильевичу стоило только сказать об олене, как всё остальное он привычно организовал сам без понуканий и подсказок, полностью освободив удачливого добытчика от грязной работёнки. Пока они вошкались, он успел наладить и собрать инструмент в рюк для завтрашней вылазки и снова уселся над картой. Подошёл Николай, спросил искательно, вероятно, тяжело переживал охлаждение между ними:
- Что вы всё там высматриваете, поделитесь, если не секрет?
- А тебе интересно?
- Да.
Вот как, парень-то, вроде бы, не совсем ещё потерян для геологии, и Иван Всеволодович подробно объяснил ему свои предположения о продолжении рудоносной зоны на том берегу и, пока обосновывал, ещё раз утвердился в необходимости покопаться там и придавить червя сомнения.
- Вместе пойдём, - предложил помощник, но старший решительно отклонил помощь, обосновав тем, что нужна своевременная обработка канав здесь. К тому же ему не хотелось делить ответственность за собственную авантюру с кем-либо ещё.
Вечером на связь вышел Романов. Он сообщил, что в вывезенных пробах обнаружены приличные содержания серебра, что даёт основание застолбить участок в качестве нового рудопроявления.
- Кстати, - спросил, - как назовём?
- Марьиным, - без раздумий окрестил первооткрыватель.
Главный геолог настоятельно предложил закругляться с канавами, возвращаться, оформлять документацию и проталкивать рудопроявление на нормальные поисково-разведочные работы с составлением проекта и сметы, пока ещё в Управлении продолжается распределение годовых ассигнований по объектам.
- Когда вернёшься? – поинтересовался.
Иван Всеволодович замялся.
- Подчищу здесь за недельку-две и… можно возвращаться, - ответил с неохотой, представив себе, какую предстоит там проделать муторную бумажную и нервную работёнку. – Может, кто другой сделает?
Романов засмеялся, зная отвращение закоренелого полевика к документальным истязаниям.
- Ты нашёл, тебе и столбить.
«Ладно», - смирился Иван Всеволодович, - «каждое хорошее дело всегда сопровождают неприятности, и надо их пережить. И потом, они ещё в будущем, а пока…»
- Пётр Романович, позови Антонину на связь, она наверняка ещё в камералке.
- Жди, - коротко пообещал Романов. – Удачи! – и отключился.
Антонина подключилась минут через десять.
- Слушай, Тоня, - заволновался вдруг Иван Всеволодович, даже не поинтересовавшись, как дела с отчётом, - расскажи, как ведут себя и где располагаются по рельефу субвулкан и интрузив на казановском листе? Ты уже видела их карту, уладили стык?
- На их сопредельной с нами площади не закартированы ни мощные кварцевые образования, ни интрузивные гранодиориты, - равнодушно, как показалось ему, огорошила верная помощница. – Вся территория северо-восточной части занята покровными туфами и туфобрекчиями.
- Как не закартированы? – чуть не задохнулся от негодования Иван Всеволодович.- Куда же они делись?
- Вячеслав Львович считает, - продолжала спокойно лить дёготь в его бочку Антонина, - что субвулкан у нас вытянут языком вдоль границы планшета, а интрузив ушёл круто на глубину. И вообще у Вячеслава Львовича было в практике немало случаев таких сложных по конфигурации субвулканических структур, вытягивающихся на флангах клешнями вдоль зон трещиноватости. Я не могу подвергать сомнению авторитет такого опытного съёмщика.
- А мой можешь? – взорвался отверженный авторитет.
Алёшина, помолчав, добавила ещё один, по её мнению весомый, аргумент:
- Пётр Романович тоже согласен с нашими заключениями. – «Вот как! Уже – нашими! У них уже общее мнение?» - Вячеслав Львович согласился сделать отчёт на квартал раньше, чтобы экспедиция смогла выполнить годовой план по списанию затрат… - «А Романов получил бы за это премию! Лихо!» Ивана Всеволодовича душила бессильная злость, но что сделать, когда сам умыл руки, а Казанов быстро сообразил, что тот, кто успел, тот и прав, вслед бежать бесполезно, нужна неоспоримая фактура. Так что придётся Романову подождать. И никто не разрешит распространить поисково-разведочные работы на казановской площади без внятного геологического обоснования.
- Карту и отчёт я не подпишу, - грубо, мстительно сообщил помощнице, - сделаешь без моего участия. - Это всё, чем он мог насолить, оставив тяжёлый осадок на совести, человеческой и профессиональной.
- Вячеслав Львович, - задолбила было она снова, но он выключил связь.
Отвратное настроение не исправила и вечерняя обжорка: жиденькая ушица и гора постного мяса. Иван Всеволодович ел мало и рано ушёл спать. А утром, ещё затемно, был на ногах и решительно потопал в партизанский рейд, оставив лагерь в сонном состоянии. Топокарта участка за многие часы рассматривания контрастно сфотографировалась в глазах, ориентир-голец маячил вдалеке чёрным расплывчатым конусом на фоне тёмно-синего ночного неба, залепленного мерцающими звёздами, под ногами хрустела высветленная луной белая гладь, и вообще было достаточно светло, чтобы не заблудиться на сравнительно открытой местности, тем более опытному таёжнику, не раз ходившему в ночи. До канав добирался проторённой в снегу траншеей, переправившись, надел снегоступы и пошёл по целине, ориентируясь больше по буссоли. На первый отрог громадной сопки, высящейся над южной оконечностью субвулкана – «щупальцем!», - поднялся без проблем. Всё ещё было темно. Дальше, согласно карте, предстояло спуститься в глубокий распадок, но его не было – весь завален нанесённым ветрами снегом. Хорошо, что пошёл в снегоступах, иначе бы утонул в снежном потоке или пришлось бы буровить тоннель. А так перебрался почти что по равнине – слежавшийся уплотнённый снег хорошо держал, не схватывая ног и на половину валенок. А дальше начинался крутой, затяжной и высокий склон второго, нужного ему отрога. Подойдя поближе, Иван Всеволодович ужаснулся: весь он зарос кедровым стлаником, спрятанным под полуметровым снежным одеялом, и где он там, наверху, кончается, было неясно. Летом съёмщику не раз приходилось натыкаться на густой стланиковый ералаш, когда не идёшь, а прорываешься сквозь метровые и полутораметровые жёсткие чёртовы заросли, ступая по лежащим и наклонным искорёженным и переплетённым деревцам с густейшими кронами порой не касаясь земли. И если одна нога проваливалась, то, прилагая усилия, чтобы вытащить её, зажатую в древесном капкане, неизменно соскальзываешь и другой, и опереться не на что, чтобы вытащить обе – всё под ногами и руками зыбко, подвижно, всё пружинит и цепляется. К тому же при каждом движении из гущи стланика поднимаются в воздух тучи гнуса и комарья, облепляют с ног до головы, облепляют мокрые от пота лицо и руки, лезут в уши и за шиворот вместе с мелкими листочками и отслоениями коры, а когда вылезешь, то будешь усеян клещами, и хорошо, если не напорешься на какой-нибудь предательский остренький сук и не схватишься ненароком за висящего в кайфе на ветках щитомордника. Лучше такие мелкотравчатые дебри обойти, они хуже любых амазонских лиановых джунглей – те можно прорубить лёгким секатором, а эти и топор не берёт. Лучше обойти, если возможно, но сейчас у него такой возможности нет. Остаётся одно: лезть напролом.
