Джоанн Харрис - Остров на краю света
— У Ла Жете видели лодку, — кратко сказал он. — В тумане ничего не разберешь, надо туда идти.
— Не говори моему дедушке, — сказал Ксавье, сражаясь с мотором. — Он с ума сойдет, если узнает, что я пошел с Гиленом, да еще в такую ночь. Он всегда говорил, что это беспечность Геноле погубила моего отца. Но если Дамьен там застрял и не может вернуться…
— А что же Ален? — спросила я. — Вам ведь нужен хотя бы еще один человек?
Гилен пожал плечами.
— Он ушел в Ла Уссиньер с Матиа. Время поджимает. А если мы сможем дойти туда на «Сесилии», пока не поднялся ветер…
Я кивнула.
— Тогда — удачи. Будьте осторожны.
Ксавье робко улыбнулся.
— Может, кто-нибудь передаст Алену и Матиа в Ла Уссиньер, куда мы пошли.
Небольшой мотор наконец зарычал и ожил. Пока Гилен держал гик «Сесилии», Ксавье правил, осторожно выводя лодочку меж укрепленных деревом берегов ручейка к Ла Гулю и дальше в открытое море.
9
Мне не хотелось объясняться с Аристидом по поводу исчезновения Ксавье и «Сесилии», поэтому я решила сама передать Алену сообщение. Когда я дошла до Ла Уссиньера, уже совсем стемнело. И похолодало; ветер, который в низинном Ле Салане был шквальным, тут, на южной оконечности острова, гудел в проводах и трепал флаги. Небо было взбудоражено, бледную полосу над пляжем уже наполовину поглотили ярко-фиолетовые грозовые тучи; волны украсились белыми галунами; птицы попрятались в ожидании бури. Жожо Чайка выходил с эспланады, неся плакат, гласящий, что из-за неблагоприятного прогноза погоды вечерний рейс «Бримана-1» во Фроментин отменяется; за ним шла пара сердитых протестующих туристов с чемоданами.
Ни Алена, ни Матиа на эспланаде не было. Я стояла на волноломе и, щурясь, глядела на «Иммортели», чуть дрожа и сожалея, что не надела куртку. Из кафе за моей спиной послышался внезапный взрыв голосов, словно дверь открыли.
— Да это же Мадо, ma soeur, э, пришла к нам в гости.
— Малютка Мадо, замерзла, э, видно, совсем-совсем замерзла.
Это были старушки-монахини, сестра Экстаза и сестра Тереза — они вышли из «Черной кошки» с чашками, в которых, судя по всему, был кофе с колдуновкой.
— Мадо, может, ты внутрь зайдешь, э? Выпьешь чего-нибудь горяченького?
Я покачала головой.
— Спасибо, мне и так неплохо.
— Опять этот гадкий южный ветер, — сказала сестра Тереза. — Это он опять пригнал медуз, так Бриман говорит. Их нашествие бывает каждые…
— …тридцать лет, ma soeur, когда приходят приливы с Бискайского залива. Гадкие твари.
— Помню, когда это прошлый раз случилось, — сказала сестра Тереза. — Он все ждал и ждал на «Иммортелях», наблюдал за приливами…
— Но она так и не вернулась, правда, ma soeur? — Обе монахини покачали головами. — Нет, не вернулась. Совсем-совсем. Никогда.
— О ком это вы? — спросила я.
— О той девушке, конечно. — Монахини посмотрели на меня. — Он был в нее влюблен. Они оба были в нее влюблены, эти братцы…
Братцы? Я в изумлении посмотрела на монахинь.
— Вы про моего отца и Жана Маленького?
— Летом Черного года. — Сестры опять кивнули и расплылись в улыбках. — Мы это совершенно точно помним. Тогда мы были молоды…
— Во всяком случае, моложе…
— Она сказала, что уезжает. Она дала нам письмо.
— Кто? — растерянно спросила я.
Сестры воззрились на меня черными глазками.
— Та девушка, кто же еще, — нетерпеливо сказала сестра Экстаза. — Элеонора.
Я была так ошарашена, услышав это имя, что даже звук колокола до меня не сразу дошел; колокол бил на той стороне гавани, и звук резко отдавался от воды, словно камушек отскакивал. Кучка народу вывалила из «Черной кошки» — поглядеть, что случилось. Кто-то налетел на меня, его напиток разлился; когда я опять подняла глаза, кучка народу уже рассеялась, а сестра Тереза и сестра Экстаза исчезли.
— Чего это отец Альбан трезвонит в этакий час? — лениво спросил Жоэль с сигаретой, прилипшей к губе. — Вроде не время для обедни?
— Вряд ли, — сказал Рене Лойон.
— Может, пожар, — предположил Люка Пино, кузен мэра.
Решили, что пожар — наиболее вероятное объяснение; на маленьких островках вроде Колдуна служб экстренной помощи как таковых не существует, и часто звон церковного колокола — лучший способ поднять тревогу. «Пожар!» — завопил кто-то, и народ опять забегал, еще больше посетителей кафе начало толкаться в дверях, но Люка тут же сказал, что в небе не видно зарева и дымом не пахнет.
— Мы ведь звонили в колокол в пятьдесят пятом, э, когда в старую церковь ударила молния, — заявил старик Мишель Дьедонне.
— Там, за «Иммортелями», что-то есть, — сказал Рене Лойон, глядевший со стены волнолома. — Там, на скалах.
Это была лодка. Теперь, когда мы знали, куда смотреть, ее было совершенно ясно видно. Метрах в ста от берега, застряла на тех же скалах, где в прошлом году погибла «Элеонора». У меня перехватило дыхание. Паруса видно не было, и на таком расстоянии нельзя было понять, не одна ли это из наших саланских лодок.
— Дело дохлое, — авторитетно заявил Жоэль. — Должно быть, она там уже несколько часов сидит. Поздно поднимать тревогу.
Он раздавил сапогом окурок.
Жожо Чайка не согласился.
— Надо попробовать направить туда свет, — предложил он. — Может, с нее еще что-нибудь можно снять. Я приведу тягач.
Под стеной волнолома уже начали собираться люди. Церковный колокол, сделав свое дело, умолк. Тягач Жожо рывками пробирался по неровному пляжу туда, где кончался песок; мощные фары светили на воду.
— Теперь видно, — сказал Рене. — Лодка пока целая, но это ненадолго.
Мишель Дьедонне кивнул.
— Сейчас прилив слишком высоко, до нее не доберешься, даже с «Мари-Жозеф». Да еще при шквальном ветре… — Он выразительно развел руками. — Не знаю, чья это лодка, но она, считай, пропала.
— О боже! — Поль Лакруа, мать Жоэля, стояла над нами на эспланаде. — Там кто-то в воде!
Все лица обратились к ней. Свет фар от тягача был слишком ярок; он отражался от воды, и среди бликов можно было различить только корпус лодки.
— Выключите фары! — заорал мэр Пино, только что прибывший вместе с отцом Альбаном.
Глаза не сразу привыкли к темноте. Теперь море было черным, а лодка — цвета индиго. Напрягая взгляд, мы пытались различить в волнах бледный силуэт.
— Я вижу руку! Там человек в воде!
Невдалеке от меня, слева, кто-то вскрикнул, и я узнала голос. Я повернулась и увидела мать Дамьена — лицо, искаженное отчаянием, под толстым островным платком. Ален стоял на стене волнолома с биноклем, хотя из-за южного ветра в лицо и усиливающегося волнения он, скорее всего, видел не больше всех остальных. Рядом с ним стоял Матиа и беспомощно глядел на воду.
Мать Дамьена увидела меня и побежала по пляжу, хлопая полами пальто.
— Это «Элеонора-два»! — Она, задыхаясь, цеплялась за меня. — Это она, я знаю! Дамьен!
Я попыталась ее успокоить.
— Еще неизвестно, кто это, — сказала я спокойно, насколько могла. Но утешить ее было невозможно. Она запричитала на высокой воющей ноте — полуплач-полуслова. Я разобрала лишь несколько раз повторенное имя ее сына. Я поняла, что не сказала про Ксавье и Гилена, ушедших на «Сесилии», но мне пришло в голову, что заговорить об этом сейчас — значит лишь ухудшить дело.
— Если там кто-то есть, надо попытаться его спасти, э?
Это был мэр Пино, полупьяный, но храбро пытающийся взять на себя руководство ситуацией.
Жожо Чайка покачал головой.
— Только не на моей «Мари-Жозеф», — непреклонно сказал он.
Но Ален уже бежал по дорожке, ведущей с эспланады к гавани.
— Попробуй мне помешать, — крикнул он.
Без сомнения, только у «Мари-Жозеф» хватило бы остойчивости, чтобы добраться до застрявшей на скалах лодки, но и для нее в такую погоду эта операция была почти невозможной.
— Там никого нет! — негодующе завопил Жожо, устремляясь по пляжу за Аленом. — Ты не можешь выйти в ней один!
— Тогда ты иди с ним! — настойчиво сказала я. — Если мальчик там…
— Если так, то ему конец, — пробормотал Жоэль. — Нет смысла тонуть вместе с ним.
— Тогда я пойду!
Я помчалась, перепрыгивая через две ступеньки, по лестнице, ведущей к улице Иммортелей. Лодку выбросило на скалы; саланец в опасности. Несмотря на тревогу, мое сердце пело. Яростная радость охватила меня — вот что значит быть островитянином, вот что значит быть своим — нигде больше не найдешь такой верности, такой каменной, нерушимой любви.
Рядом со мной бежали другие — я увидела отца Альбана и Матиа Геноле, я так и думала, что он будет где-то поблизости; за ними топал Оме, настолько быстро, насколько мог, Марэн и Адриенна смотрели из освещенного окна «Ла Маре». Кучки уссинцев смотрели, как мы бежим, кто-то растерянно, другие — недоверчиво; мне было все равно. Я бежала к гавани.