Грэм Джойс - Дом Утраченных Грез
Металлические башмаки.
Ким заметила, как поднимается дно, и поняла, что подплывает к скале. Она выбралась на узкую полоску берега и села на песок, где лишь несколько дней назад они устраивали пикник с барбекю.
Она обсохла на солнце, получая небольшое удовольствие от того, что она одна на островке. На той стороне виднелся их дом – белым пятном на пустом берегу. Он казался одиноким, и печальным, и заброшенным. В тишине сиротливо покачивалась на волнах крохотная лодка. Ким взяла подводное ружье и вошла в воду.
Она нарочно плыла медленно, и минут через десять или пятнадцать берег и дом были уже близко. На мелководье она заметила, как что-то махнуло из-под камня на дне. Она развернулась и поплыла обратно, посмотреть, что это такое. Оказалось – порядочных размеров осьминог. Он уставился на нее странными, выпуклыми глазами и глубже забился под камень. Ким обнаружила, что может стоять, вода доходила ей только до подбородка. Она набрала воздуху и снова ушла под воду, получше рассмотреть осьминога. Он свернулся под большим, покрытым водорослями валуном, два из его щупальцев торчали наружу. От головы до кончиков щупалец было добрых три фута: отличный ланч для любителя осьминожьего мяса.
Верните мне мужа, подумала она шутливо, и я сделаю ему такой подарок.
Она поднялась на поверхность, продула дыхательную трубку и нырнула вторично. Осьминог осторожно следил за ней одним глазом, забившись в водоросли, покрывавшие камень. Она прицелилась и выстрелила. Стрела скользнула по боку валуна и завязла в водорослях ярдах в двух от цели. Ким поплыла за стрелой и, обогнув камень, увидела два осьминожьих щупальца, торчащих наружу. Она ухватилась за них.
Ким тянула изо всех сил, но осьминог крепко засел в своем убежище. Она попробовала подобраться ближе и выковырять его ружьем. Не получилось. Тогда, бросив ружье, она подхватила его под брюхо и снова потащила. Осьминог было поддался, но потом еще сильней обхватил камень щупальцами. Он держался только тремя щупальцами, но так, что не оторвешь. Ким хотела бросить затею. Ей уже не хватало воздуха. Она выпустила осьминога и рванулась на поверхность.
Но что-то ее не пускало. Осьминог сам опутал своими гибкими щупальцами ее запястье. Она дергала руку, но осьминожья хватка становилась все крепче. На мгновение ее охватила паника, она даже глотнула воды. Потом дернула руку, на сей раз что есть силы, но не смогла освободиться.
Она чувствовала: ее ноги колотятся в воздухе. Ласты торчат из воды. До чего нелепо: она на глубине всего в пять футов, но не может освободиться. Вес валуна, за который держался осьминог, не давал ей вырваться.
Его брат Димитрис играл на лире – они оба были музыкантами, – а он танцевал. Было душно, жарко. Страшно жарко. Но той ночью он танцевал неистово, как одержимый. Никогда прежде он не танцевал этот танец ради того, чтобы добиться женщины, но теперь он понял подлинное его назначение! Он чувствовал, как в нем поднимается бешеный ветер. Это он призвал сирокко. Происходило невероятное; Ева и брат смотрели как загипнотизированные. Он танцевал, не останавливаясь, целый час. Димитрис в жизни так не играл.
Потом Манусос увидел, как глаза у нее вспыхнули. Почувствовал в ней перемену.
Когда он открыл глаза, ангел склонился над ним и протянул руку, предлагая помочь встать. Майк выплюнул набившуюся в рот пыль.
– Да пошел ты!
Ангел шагнул вперед и легонько поставил башмак на его распухшую лодыжку. Потом вдавил его ногу в пыль. Когда Майк перестал кричать от боли, снова протянул руку, призывая подняться.
Майк съежился от ужаса. Он знал, что если поднимется, ангел снова собьет его с ног. Если останется лежать, ангел раздавит ему ногу. Ангел жестом поманил его. И Майк позволил ему поднять себя.
Он стоял, ожидая удара. Ангел поднял палец и помахал им перед лицом Майка. «Микалис», – повторил он, опять едва слышно. И сбил его с ног, поставив подножку. Майк стукнулся головой о дорогу, зубами – о камень. Выплюнул кровь вместе с осколком зуба.
Ангел снова протянул руку, приглашая встать.
Ким пришла мысль колотить ногами по воде: вдруг кто-нибудь, проходящий по берегу, заметит. Что она и сделала. Но потом сообразила, что это глупо. Тут полчаса мог никто не появиться.
От отчаянных усилий освободиться легкие уже готовы были лопнуть. Она принялась бить тварь свободной рукой, но это было бесполезно. Осьминог цепко держался за подводный валун. Она снова хлебнула воды, и ее легкие будто взорвались. Она извивалась, неистово и безнадежно; вода бурлила, ничего не было видно, кроме вихря поднятого со дна ила. Потом вода посветлела, и она увидела рядом с собой глаз осьминога. Ким видела в этом черном, как нефть, глазе все: Майка, Никки, Криса, себя. Она видела Лакиса, и деревенских женщин, и Дом Утраченных Грез. В глазу твари дом тонул в той же мутновато-молочной глазури, которая так часто обволакивала ее и все вокруг.
Она приготовилась к смерти. Соленая вода снова ворвалась в рот. В отчаянии она оглянулась. Под ближайшими водорослями лежала ее стрела. Ким стала загребать воду, пытаясь достать ее. Слишком далеко. Не хватало каких-то дюйма или двух. Пальцы неистово рыли песок, чтобы стрела переместилась ближе. Наконец та упала ей в руку. Ким выдернула ее из водорослей и вонзила в выпуклый глаз осьминога. Тварь выпустила чернильное облако и мгновенно отпустила ее.
Она вынырнула, кашляя и отплевываясь, и вновь ушла под воду. Потом ей удалось встать на дно. Хватая ртом воздух и корчась в спазмах рвоты, она медленно выбралась на берег, продолжая сжимать в руке стрелу, и рухнула коленями на песок.
Мимо на своем осле ехал продавец йогурта, возвращавшийся домой.
– Кали мера! Кали мера!
У Ким не было сил ответить. Она стояла на коленях в песке, задыхаясь, дрожа, плача.
– Что ты там делаешь? – спросил продавец йогурта.
– Я, – проговорила она, переведя дух, – не позволю ему затащить нас под воду.
Это было в первый раз, когда она вообще заговорила с ним.
– И правильно! – сказал он, не показывая своего недоумения. Хлестнул осла, и тот пошустрей потрусил по тропинке. – И правильно!
Что он увидел в их глазах! Чудовища! Отвратительные духи! Всех их обуял демон! Невозможно выразить словами то, что он увидел в их горящих глазах. Невозможно! С растущим ужасом он понял, что призвало их – и тех страшных демонов, в них сидящих.
Их призвал его танец. Отец предупреждал никогда не использовать танца в своекорыстных целях. Демоны разорвут тебя, говорил отец. Демоны и духи сдерут с тебя шкуру. Он вызвал всех их, использовав не по назначению танец могущества.
Несколько женщин оттащили Димитриса в сторону. Навалились на него и стали возбуждать руками. «Как думаешь, Микалис, – сказал он во тьму, – забавно, когда тебя мучают распаленные похотью женщины? Поверь, Микалис, совсем не забавно». Он думал, что они раздерут его до костей своими ногтями. Но они возбудили его плоть, против его воли, даже несмотря на его страх.
А потом он услышал вопли брата. Димитрис в ужасе вопил, и он понял, что происходит. Одна из женщин нашла в патио бутылку – ловушку для скорпионов. Они принесли ее и приставили к его гениталиям. Скорпионы жалили его, снова и снова.
Но с ним обошлись по-другому. Он так и не понял почему. Наверно, танец, покаравший его, его же и защитил. Была и другая причина: с одной из женщин его связывала серебряная нить влечения, вернее сказать, ее влекло к нему. Бессмертный его танец высвободил дремавшие в них инстинкты, распалил их. Четверо или пятеро, отбросив всякий стыд, изнасиловали его, одна за другой. Он и сейчас был не до конца уверен, кто именно. А после, когда от него больше не было толку, его осыпали градом ударов и ругательств, избили до потери сознания.
Своим танцем он разбудил вулкан, чей огонь опалил его.
Когда он пришел в себя, то первым делом нашел брата, рыдающего, обезумевшего от ужаса и боли. Брат принял его за одну из мучительниц, решившую продлить издевательства. Домой его пришлось тащить на себе.
Вот что случилось в доме той ночью, озаренной пламенем их факелов. После того случая они пообещали засвидетельствовать, если он хоть словом обмолвится, что это он, Манусос, а не они, убил Еву.
Манусос вгляделся в густеющий мрак. Уже час прошел, как начало темнеть, а Майк так и не вернулся.
Майк подумал, что пришел его конец. Рядом, расплываясь в дрожащем раскаленном воздухе, который поднимался от земли, виднелись металлические башмаки. Он поднял глаза и увидел высоко в небе большого ястреба, кружившего прямо над ним. Очень возможно, того самого, что сопровождал его, когда он шел Путем Душ; того самого, что кружил высоко в небе тем вечером, когда Манусос пел на вершине скалы.
Ангел шагнул к нему, высоко подняв ногу, будто собираясь снова с силой наступить на распухшую лодыжку Майка.
– Ладно, – сказал Майк. – Ладно, сейчас встану.
