Дженнифер Доннелли - Чайная роза
Джо прервал звон бьющегося стекла.
— Это миссис Бристоу, сэр. Она заперлась в вашем кабинете и не выходит оттуда! — выпалила миссис Парриш. — Я думала, она в постели. Только поднялась в свою комнату, как услышала звон и побежала обратно. Я… я не знаю, что случилось… но она словно обезумела! Разбрасывала ваши бумаги и ломала вещи. Я не смогла ее остановить. Пыталась, но она меня вытолкала. Ох, пожалуйста, поднимитесь к ней, сэр! Скорее, иначе она сделает то, что повредит ребенку!
Джо стремительно поднялся на второй этаж. Когда два месяца назад они вернулись из свадебного путешествия, Милли плохо себя чувствовала, и за это время ей лучше не стало. Беременность оказалась тяжелой. В прошлом месяце у жены началось кровотечение и чуть не случился выкидыш. Врач прописал ей постельный режим.
Когда Джо начал рыться в кармане, разыскивая ключ, из-за двери послышались рыдания и громкие удары; казалось, на пол одна за другой падали книги. Он открыл дверь и увидел, что кабинет разгромлен. Бумаги валялись на полу. Книжный шкаф был вывернут наизнанку, а стекла секретера разбиты. Посреди этого хаоса стояла Милли. Ее лицо было заплакано, ночная рубашка обтягивала выпуклый живот. Она держала в руке пачку бумаг. Джо узнал их. Это были отчеты частного сыщика, нанятого им для поисков Фионы.
— Милли, вернись в постель. Ты знаешь, что не должна вставать.
— Я не могла уснуть, — со слезами на глазах ответила она. — Встала и пришла сюда. Хотела посмотреть, вернулся ли ты. И нашла эти бумаги. Увидела их на твоем письменном столе. Ты разыскиваешь ее, верно? Она переехала… или сбежала из Лондона, а ты пытаешься ее найти.
Джо не ответил. Милли не могла увидеть отчеты на письменном столе, потому что он хранил их в запертом ящике секретера. Но затевать спор в такой момент не имело смысла. Он прекрасно знал, какова Милли в гневе.
— Пойдем, Милли. Ты знаешь, что доктор…
— Отвечай, черт бы тебя побрал! — крикнула жена, швырнув в него пачку.
— Я не собираюсь говорить с тобой об этом. Во всяком случае, сейчас, — властно ответил Джо. — Ты слишком расстроена. Тебе нужно успокоиться. Это вредно для ребенка.
— Ты спишь с ней, да? И поэтому не спишь со мной. Ни разу за пять месяцев! Все это время ты говорил мне, что каждый вечер задерживаешься на работе, но работа тут ни при чем, верно? Во всем виновата эта грязная шлюха! — Милли бросилась на Джо и ударила его кулаками в грудь. — Прекрати! — завопила она. — Прекрати встречаться с ней!
Джо схватил ее за запястья.
— Хватит! — велел он.
Милли корчилась, вырывалась и осыпала его ругательствами. А потом внезапно застыла на месте и сморщилась.
— Что? — спросил ее Джо.
Милли посмотрела на него большими испуганными глазами и прижала ладони к животу. Потом издала слабый стон и согнулась пополам. Джо обхватил жену за талию и попытался выпрямить, но Милли не выпрямилась. Она дважды вскрикнула и вонзила ногти в его предплечье.
— Тихо! Все в порядке, — попробовал успокоить ее Джо. — Дыши глубже, будь умницей. Все будет хорошо. Это всего лишь судороги. Помнишь, доктор говорил, что такое возможно? Он сказал, что волноваться не из-за чего.
Но это были не судороги. Когда Милли, старавшаяся выпрямиться, сделала два шага вперед, Джо заметил под ее ногами несколько рубиновых капель, упавших на ковер.
— Милли, послушай меня, — стараясь сохранить спокойствие, сказал он. — Я вызову доктора. Он осмотрит тебя, и все будет хорошо. А сейчас возвращайся в постель, ладно?
Милли кивнула, шагнула в сторону двери, но ее скрутил новый приступ боли. И тут она увидела на носках своих белых комнатных туфель алые пятна.
— Ох, нет… — заплакала она. — О господи, пожалуйста… — Через несколько секунд плач сменился криками.
Джо поднял ее и вынес из кабинета. В коридоре стояла испуганная миссис Парриш со свечой в руке.
— Бегите за доктором Лайонсом! — крикнул ей Джо. — Быстрее!
Джо сидел на деревянной скамье у двери комнаты Милли, обхватив голову руками. Он слышал ее крики — вскоре перешедшие в вопли — всю ночь. Слава богу, к рассвету крики прекратились.
Теперь с ней находились доктор Лайонс, две медсестры и отец. Милли не хотела, чтобы Джо был рядом, и он не осуждал ее. Это его вина. Вчера он должен был прийти домой рано, принести цветы, пообедать с ней. Как и положено мужьям. Он не должен был ссориться ней. И не должен был искать Фиону.
В их первую брачную ночь Джо ушел из номера гостиницы и напился. Проснувшись утром, он ощутил страшную головную боль, увидел плачущую жену и понял, что жить так не сможет. Он не любил Милли и не мог заставить себя спать с ней, но, по крайней мере, мог быть к ней добрым и внимательным. Днем они уехали во Францию, и Джо весь бесконечный медовый месяц терпел лицо Милли, ее голос, ее бессмысленную болтовню и постоянные поползновения заняться любовью. Терпел как мог. Днем был любезным и заботливым, сопровождал во время посещений магазинов, музеев, кафе, театров всюду, куда ей хотелось поехать. Но по ночам отступал в отдельный номер, на наличии коего настаивал в гостинице любого города, который они посещали. Там Джо находил мир, покой и место, где можно было предаться скорби по тому, что он сделал и что потерял.
Сначала Милли только обижалась на недостаток внимания, но потом начала выходить из себя. То, что муж отвергал ее, ранило ее самолюбие. Она хотела его и не привыкла к отказам. Первая из множества их ужасных ссор случилась через неделю после отъезда из Лондона. В коридоре парижского отеля «Крийон», куда они вернулись после обеда в «Кафе де ля Пэ». Милли хотела, чтобы муж пришел в ее номер. Он отказался. Снова. Она обвинила его в холодности. Разозлилась, заплакала и сказала ему, что женатые люди так себя не ведут. Джо вынес ее тираду молча, не давая воли своим подлинным чувствам и не желая быть жестоким. Милли пришла в неистовство, напомнила, что в День Гая Фокса он холодным не был, и потребовала объяснить ей причину изменения.
— Тогда ты не возражал против моих поцелуев, — с укоризной сказала Милли. — Сгорал от желания прикоснуться ко мне. Говорил, что хочешь меня. И любишь.
— Милли, я никогда не говорил, что люблю тебя, — спокойно ответил Джо. — Мы оба знаем это.
После возвращения в Лондон их отношения испортились окончательно. Джо погрузился в работу. Чтобы не встречаться с женой, он уходил из дома на рассвете, а возвращался после наступления темноты. Букингемский дворец прислал Томми Питерсону диплом поставщика двора Ее Величества. Бизнес рос как на дрожжах; оборот увеличился чуть ли не вдвое. Томми был в восторге. Он не мог нарадоваться на Джо, в то время как Милли была готова убить мужа. Но работа не приносила Джо утешения. Только отвлекала.
После возвращения мать часто писала ему. Сообщала, что хочет увидеться и поговорить. Ей было что ему сообщить. Но Джо не поехал в Уайтчепл. Он не желал встречаться с родными; те сразу поняли бы, что он несчастен. Он не мог думать о том, что вернется на Монтегью-стрит, увидит дом Фионы и места, где они обычно гуляли. Места, где обсуждали свои мечты и совместное будущее. Места, где он ее обнимал и целовал. Несколько раз мать приезжала к нему домой и в контору, но Джо всегда отсутствовал.
Он хотел только одного: увидеть Фиону. Увидеть, и все. Снова посмотреть в ее глаза. Увидеть в них себя и больше никого. Удостовериться, что она все еще любит его. Услышать, как она назовет его по имени. Но он знал, что не имеет на это права. Он дал Фионе слово не пытаться встретиться с ней и долго держал его. Вплоть до марта, когда тоска по ней стала нестерпимой. Он поехал в Уайтчепл. Воспоминание о той поездке до сих пор отдавалось болью в его душе. Если бы он знал, что случилось, если бы знал, что ей пришлось пережить… Джо помнил свое потрясение так ясно, словно это случилось вчера…
— Джо, малыш, ты еще здесь? Уже четыре часа! — сказал Томми Питерсон. — Кажется, я говорил, чтобы ты уходил домой пораньше. Проводил больше времени с женой.
— Я только хотел закончить эти счета… — начал Джо.
— Счета могут подождать. Ступай домой и отдыхай. Это приказ.
Джо заставил себя улыбнуться, поблагодарил Томми и сказал, что так и сделает. Но едва тесть вышел, как улыбка Бристоу угасла. Возвращаться домой ему хотелось меньше всего на свете. Вчера вечером он пришел поздно и обнаружил, что Милли сидит за столом, а перед ней стоят тарелки с остывшей едой. Она ждала мужа, чтобы пообедать с ним. Джо ответил, что собирался это сделать, но забыл. Она взяла тарелку с лососем и запустила ему в голову. Один бог знает, что в него полетит сегодня.
Бристоу собрал документы, вызвал свою карету и поехал на запад, гадая, что ему сулит этот долгий вечер. Джо ссутулился на сиденье и закрыл лицо руками. Он чувствовал себя арестантом. Не мог видеть Альбмарль-стрит, этот дом и Милли. Джо застонал, жалея, что не может вопить, пока не охрипнет. Не может убежать и затеряться в лондонских трущобах. Он открыл глаза, распустил галстук и расстегнул воротничок. В карете было нечем дышать. Ему нужно было выйти. Глотнуть свежего воздуха. И увидеть Фиону.
