Жоржи Амаду - Лавка чудес
В «Лавке чудес» многое изменилось. Типография разрослась, захватила большой зал и старую пристройку. Работы прибавилось настолько, что теперь у местре Лидио не хватает времени даже рисовать чудеса. Если он получает заказ, выполнять его приходится по воскресеньям, неделя вся уходит на типографские дела.
Но как бы там ни было, «Лавка чудес» оставалась центром народной жизни, где на шумных собраниях люди делились мыслями, заботами, свершениями. Здесь скрывались от преследования «отцы и матери святого», здесь хранились ценности, спасенные от налетов полиции на террейро, здесь жрец Прокопио залечивал спину, исполосованную в полиции ударами хлыста. На дверях «Лавки чудес» теперь уже не висит афиша, возвещающая о вечерах декламации и танца, самбы и матчиша. Манэ Лима и Толстая Фернанда блистают на других площадках. И театр теней уже много лет не существует. В последний раз Толстячок и Лысый обменивались оплеухами из-за Лили Соски, когда Забела пожелала посмотреть «назидательное ауто о мнимой дружбе».
– Quelle horreur![97] Это же свинство, вы просто les sales cochons! [98] – восклицала старуха, до колик насмеявшись бесстыдству балаганного представления.
– Мы долгое время только на этих куклах, на их бесстыдстве и держались, – пояснил Аршанжо. – Они нас кормили.
– Все же сказывается, что вы из самых низов, – заметила графиня.
– А в верхах разве не то же самое? Или там в таких делах чистота да благородство?
Забела пожала плечами: он прав, грязь – везде грязь, дружба продается за медный грош.
Сам он не то что за грош, за бесценное сокровище – любовь Розы де Ошала – друга не предал. «На том стоял и стою. Если я в чем-то изменился – а это, конечно, так, – если какие-то ценности для меня обесценились и их место заняли другие, если какая-то часть прежнего меня отмерла, вере своей я не изменил и от того, что было у меня в прошлом, не отрекаюсь. Даже от грязи и непристойностей, что показывал театр теней. В груди моей слилось и перемешалось все. Эй, послушайте меня, Лидио, Тадеу, Забела, Будиан, Валделойр, Дамиан де Соуза, заступник народный и мой сын! Я хочу только одного: жить, понять жизнь, любить людей, всех, весь народ».
Годы идут, нет-нет да и появится седой волосок, ляжет морщинка на гладкой коже. Педро Аршанжо в ладно сидящем на его фигуре, отглаженном костюме идет своей обычной походкой – слегка вразвалку – по Пелоуриньо в направлении Террейро Иисуса. В лаборатории паразитологии медицинского факультета профессор Силва Виража изучил и описал шистозому, стал всемирно известным. Здесь, в этом зале, ученый работает, вносит свой вклад в изучение дизентерии, тугументарного лейшманиоза, микозов, тропических болезней. Педро Аршанжо идет просить Силву Виражу оказать ему честь: вместе с профессором Бернаром из Политехнической школы быть свидетелем на венчании Тадеу.
Приближается день рождения Лу, ее совершеннолетие. Несколько месяцев девушка провела в изгнании, на фазенде, вдвоем с матерью. Потом ее привезли обратно в город, надеясь, что она заинтересуется каким-нибудь достойным претендентом на ее руку. В долгих беседах с Аршанжо, Лидио, Забелой она обсудила свой план действий в целом и в мелочах.
– Раз уж они не хотят уступить, другого выхода нет. Впрочем, противится по-настоящему только папа. Если б дело было за мамой, я бы ее уговорила, но она на все глядит глазами нашего старика, а уж полковник Гомес умеет стоять на своем. – В голосе Лу чувствовались любовь и восхищение. – Того и гляди, он лишит Астерио денег, что посылает ему ежемесячно, и только потому, что брат за нас.
Астерио написал отцу, что одобряет брак, и тепло отозвался о Тадеу, которого он уважает и любит, как родного. «Кто просил твоего совета? – в сердцах вопрошал фазендейро в ответном письме. – Моя дочь выйдет за того, кого ей выберу я по своему вкусу».
Кстати, уж и выбрал, судя по частым приглашениям к обеду или ужину доктора Руя Пассариньо. Преуспевающий адвокат, представлявший крупные фирмы, человек солидный и уважаемый, Руй Пассариньо до тридцати шести лет не успел влюбиться, погрязнув со студенческой скамьи в деловых бумагах и тяжбах, так что его считали безнадежным холостяком. Как-то у мессы в церкви святого Франциска увидел огромные глаза и светлые локоны Лу, и образ этот стал тревожить его сны. Потом ему случилось увидеть девушку еще два-три раза. Рассказал о юной красавице своей матери-вдове. Дочь Гомесов? Да, она хорошенькая, но не такая уж юная, сынок, ей минуло двадцать, в самой поре девица. Семья неплохая, денег – девать некуда, огромное поместье, тысячи голов скота, целые улицы доходных домов в Канеле, Барбальо, Лапинье – словом, если разобраться, девочка Гомесов – идеальная невеста для непристроенного сына.
Мать доктора Руя Пассариньо рассказала доне Эмилии об увлечении сына, и они договорились свести молодых людей, устроив ужин. Ужин, обед, еще ужин, еще обед – почтенные матроны подвели доктора Руя, почти что без его участия, к порогу сватовства. А как же Лу? Вежлива, любезна, но не более. Чтобы повеселить Забелу, она изображала, как незадачливый претендент на ее руку ищет лазейку для решительного объяснения и ничего не может поделать, не знает, как подступиться. Какой удар ждет беднягу!
На последней перед приездом Тадеу неделе были обговорены все возможные осложнения, затянуты все винтики. Педро Аршанжо посетил профессора Бернара, передал приглашение. Долго совещался в крытой галерее монастыря с фреем Тимотео; у того борода поседела, но смех по-прежнему звенел молодо. Через посредничество Дамиана, майора Дамиана де Соузы, Аршанжо получил аудиенцию у судьи Сантоса Круса, который пригласил его к себе домой. Беседовали долго. Осталось только поговорить с Силвой Виражей.
Педро Аршанжо ходит по канцеляриям и ризницам, добывая свидетельства о рождении, о крещении, наведывается то к одному другу, то к другому с приглашением и разговором, изучает законы о браке – готовит свадьбу. Свадьбу вопреки желанию родителей, но по закону, эх, жаль, не будет романтического похищения и бегства на рассвете, не будет бурнуса, парусника, бешеной скачки, погони и схватки! Дело того стоило, это было бы и развлечение, и хороший урок самодовольным упрямцам родителям. Педро Аршанжо совещается с Будианом и Валделойром, вместе они отбирают надежных людей, виртуозов капоэйры, от одного имени которых бросает в дрожь даже самых бравых полицейских агентов. На всякий случай – мало ли что может произойти.
16У профессора Силвы Виражи он застал какого-то худощавого мужчину лет тридцати, с рыжими усами и эспаньолкой; нервные пальцы, открытое лицо, проницательный взгляд.
– Здравствуйте, Педро Аршанжо. Позвольте представить вам доктора Фрагу Нето, который будет заведовать кафедрой после моего отъезда. Он приехал из Германии, а я туда еду, такова жизнь. – Профессор обернулся к коллеге. – Это Педро Аршанжо, мы о нем уже говорили, человек, которого я уважаю, очень уважаю. У нас на факультете он числится педелем по кафедре паразитологии, на деле же большой знаток антропологии, а народные обычаи Баии лучше его никто не знает. Впрочем, вы читали его книги…
Педро Аршанжо смущенно пробормотал:
– Профессор слишком добр ко мне, я всего-навсего любитель…
– Да, читал, и они мне очень понравились, особенно последняя. Наши взгляды во многом совпадают. Уверен, мы будем друзьями.
– Для меня это большая честь, доктор Фрага. А когда вы, профессор, уезжаете?
– Месяца через два. Сперва в Сан-Пауло, потом – в Германию.
– Надолго, профессор?
– Там и останусь, Аршанжо. Нет, не в Германии, туда я еду, чтобы приобрести оборудование для лаборатории, которую буду строить в Сан-Пауло, где и обоснуюсь. Условия отличные, там я смогу продолжать мои исследования. А здесь это невозможно, средств не хватает даже на самые необходимые материалы. Доктор Фрага был настолько любезен, что оставил превосходное место в Германии и лишь из патриотизма принял мое предложение участвовать в конкурсе на должность доцента, чтобы продолжить нашу работу. Здесь он может рассчитывать на сотрудников кафедры, таких, как вы и Арлиндо, а также на студентов.
– В том случае, разумеется, если я пройду по конкурсу.
Ученый рассмеялся:
– Пройдете, голубчик, даже если придется схватиться врукопашную.
Конкурс на замещение должности приват-доцента не предполагал диспута между претендентами и обычно не вызывал столько шума и волнений, как конкурс на замещение должности главы кафедры. Однако на этот раз актовый зал медицинского факультета был переполнен, и получилась настоящая баталия: крики возмущения, аплодисменты, свист, ругань, толчея, неразбериха и даже драка.
Дело в том, что молва о Фраге Нето, молодом враче и ученом, ко времени его приезда из Европы разошлась уже довольно широко. Сам профессор Силва Виража, авторитет которого был непререкаем, пригласил Фрагу Нето участвовать в конкурсе и заменить его на кафедре. Сын состоятельных родителей, Фрага Нето после окончания университета уехал в Европу. Проведя по нескольку месяцев в Париже и Лондоне, он обосновался в Германии и занялся исследованиями в той же области и в том же направлении, что и Силва Виража, «я – рядовой ученик великого учителя".
