Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
Большинство толстушек обычно воображают себя грациознее и обольстительнее, чем они есть на самом деле, но тут, подозревал Виталий, наоборот, — не догадываясь об истинной своей привлекательности, Маняша полагала, что она некрасива и неуклюжа. К ней совсем не подходили грубые определения «полная», «тучная», «грузная», все в ее теле было круглое, пухлое, нежное, с живой игрой переходящего света в плавных рельефах мягких выпуклостей и впадинок.
По утрам Виталий просил Маняшу полежать обнаженной. Ему нравилось смотреть на нее, рассматривать всю, начиная от мелких русовато-пепельных завитков над головой, заканчивая крепкими, коротковатыми пальцами ног. Пальчики были такие чистые и белые, что у него возникало желание прильнуть к ним лицом, ощущая губами природную гладкость маленьких ногтей. В тех местах, где кожу закрывало платье, она матово светилась. Маняша стеснялась чужих глаз, поэтому ее не видело и солнце. Особенно белоснежной, с перламутровым отливом, была грудь, где на вершинах тугих конусов еще не открылись розовые бутоны сосков. Под грудью, как под весенним сугробом, пряталась волнистая тень. В облачке живота, обозначая середину тела, утопала круглая метка пупка. Нервничая и сковываясь, Маняша прикрывала ложбинку под животом рукой с безупречными линиями кисти и прелестными ямочками на фалангах. Смуглые руки Виталия на Маняшиной груди казались ему еще темнее. Ослепленный молочным блеском ее кожи, он чувствовал, как к низу его живота устремляются горячие токи. Виталий весь вибрировал от желания сейчас же, сию же секунду раствориться в этом влекущем теле. Напряженная плоть совершала первые торопливые нырки туда, где Маняша была жарче и нежнее всего. Он отдавал себя без остатка и одновременно вбирал в себя ее солнечное излучение, и они двигались вместе с жизнью по животворному земному пути.
…Однажды вечером к дому подъехала машина. Недоумевая, Виталий остановился посреди двора с охапкой дров. Он собрался было истопить печь. Поверх калитки замаячили мужские руки. В левой топорщился букет разноцветных астр, правая стискивала внушительную бутыль вина. Неизвестный почему-то молчал. Виталий кинул охапку на землю и побежал открывать калитку. Объяснилась причина загадочного безмолвия гостя: в зубах он едва удерживал огромный арбуз в сетке и тесемку коробки с тортом.
— Гамарджоба, Выталик! — радостно сказал Вано, как только его рот освободился.
— Жоба, жоба, Вано, — ухмыльнулся Виталий и крикнул выпорхнувшей на крыльцо Маняше: — Смотри, кто к нам пришел!
Она прижала к лицу ладони: «Ой, здравствуйте…» — и, взмахнув подолом, заскочила обратно.
— Застенчивый, — кивнул грузин и восхищенно закатил глаза. — Такой женщин, вах!
— Ну-ну, — проворчал Виталий. — Что встал, генацвале, пошли к дому.
Маняша успела вынуть из подполья разносолы в стеклянных банках, купленные Виталием на рынке. Красно-зеленые, они красиво гармонировали с ее летающим вокруг стола платьем.
— Печка, о-о! Сердце — печка! — воскликнул грузин темпераментно. — Какой теплый дом! Давно не видел! Можно я сам затоплю? — и бросился к печи.
Вечер словно погрузился в сироп — таким был густым, ярким от цветистых грузинских тостов. Красное вино, конечно, тоже было грузинским, изготовленным по старинному рецепту и присланным родственниками Вано из самой Кахетии.
— Чистый кахетинский виноград, слушай, — нахваливал он. — Сорт саперави, сочный, сладкий, цвет, как небо над Кавказом, как вода в Иори, как твой глаза, Выталик, такой же синий-синий… Пей, Выталик. Ты сильный, ловкий, тебя хмель не возьмет. Иди ко мне работать, а? Я — строитель, прораб. Умею дома делать. Оч-чень красивый. Научишься камень ложить — много денег зарабатывать будешь.
Мой бригад любой дома строит: хочешь — большой, хочешь — маленький, но всегда красивый.
Для Виталия неожиданно оказалось важно, кем он выглядит перед новым приятелем. Полная скрытой горечи речь о геологических изысканиях произвела впечатление на Вано. Виталий говорил, с приятностью замечая, что тот смотрит на него с искренним уважением, а Маняша — распахнув глаза и сцепив пальцы под подбородком.
— У нас тоже медь добывают и мрамор, нефть много, уголь тоже много, — гордо сказал грузин, когда Виталий выдохся.
С каждой рюмкой оказывалось, что в Грузии есть все, и это все Вано почему-то связывал с зимней погодой — теплой и мягкой, как здешний сентябрь за окном.
— Что ж ты свою родину оставил? — грубовато спросил Виталий.
— Чтоб круглый земля посмотреть, — не моргнув глазом, пояснил Вано. — Уже много разный земля видел, много дома строил, много язык знаю. Вот совсем больше увижу, больше дома построю, денег много накоплю, уеду домой и женюсь.
— Невеста-то у тебя есть?
— Нет пока. — Грузин бросил выразительный взгляд на Маняшу. — Может, здесь хороший девушка найду…
Вино исчезало медленно, но верно. Почти всю двухлитровую бутыль сам гость и опустошил. Виталий побаивался себя дразнить. Если чуть выйти за определенный предел, возжелается больше, а там уже сладкое и слабое по сравнению с сорокаградусным зельем вино не поможет утолить огневую жажду. Поэтому Виталий был как стеклышко, а Вано хорошо захмелел. Маняша начала зевать, скромно опустив голову и прикрывая рот рукой. Как бы грузин ни хватил, он это заметил и понял, что пора и честь знать.
— Ты хороший мужик, Выталик, — сказал прочувствованно. — Жаль, что не хочешь идти в мой бригад… Ну, мне надо торопиться. Завтра на работ.
— Как выпивший поедешь? — забеспокоился Виталий.
— A-а, нормально, — грузин беспечно махнул рукой.
— Вдруг гаишники остановят?
— Пускай. Один прав отберут, другой куплю.
Виталий вышел проводить. Мужчины покурили у крыльца.
— Слушай, жениться думаешь, э? — с деланым равнодушием осведомился Вано.
— Нет, — помешкав, ответил Виталий. — Нет пока.
— Вах, — удивился грузин. — Почему?
— Не могу. Видишь ли, я… алкоголик, — честно сказал Виталий. — И еще тут у меня, — он постучал по груди, — тут у меня тоска…
Вано изумленно поднял брови:
— Ты что, дорогой? Какой такой тоска? Какой такой алкогол? Это разве причин, когда такой женщин? Милый, теплый, красивый, как цветок нежный! Такой жена будет! Зачем зря голова крутил? Зачем мне не давал Маняща? Ты — собак на сено, да? Чего молчишь?
Виталий отвернулся с раздосадованным лицом. Вано вздохнул:
— Нет. На меня не смотрит Маняща. Только на тебя смотрит. Извини, Выталик, я думал, ты нормальный, а ты… Эх! — Грузин с силой втоптал окурок в землю.
— Я боюсь! — громким шепотом крикнул Виталий. — За нее боюсь. Вдруг я сделаю ее несчастной? Что тогда? Я — бродяга, хотя дом у меня есть, и работа любимая была. А сейчас — ничего. Дом чужой, все чужое, внутри — ржа, я бомж не снаружи, я — бомж внутри, понимаешь? Зачем ей такой?