Иэн Макьюэн - Суббота
Он снова впадает в полузабытье — минут на пять или, может быть, на десять. В какой-то миг, когда логическая связь мыслей начинает распадаться, он прикрывает глаза и отдается свободному потоку ассоциаций. Река, невесть куда несущая свои мутные воды; узел, развязываемый неуклюжими пальцами, что может означать пересчет денег или смену рабочих дней выходными… Однако он помнит, что засыпать по-настоящему нельзя — у него гости, и, кажется, надо сделать что-то еще, вот не может вспомнить, что именно… Открывается входная дверь — пришла Розалинд, от этого звука он вздрагивает и оглядывается через плечо. Приподнимает голову Дейзи, стихает приглушенный разговор Тео и Иоанна. Наступает долгая, необычно долгая пауза; затем они слышат, как дверь закрывается. Должно быть, у Розалинд руки заняты покупками или папками с документам и, думает Генри и хочет встать, чтобы ей помочь. Но в этот миг появляется она сама. Идет медленно и как-то неуверенно, словно опасается того, что может здесь увидеть. В руках у нее коричневый портфель. Лицо бледное, напряженное, как будто чьи-то невидимые руки сзади натягивают ей кожу. Глаза огромные, темные: в них плещется то, что пытается и не может сорваться с ее беспомощно размыкающихся и снова смыкающихся губ. Остановившись на пороге, она оглядывается назад.
— Мама! — зовет ее Дейзи.
Пероун отстраняет дочь и вскакивает на ноги. На Розалинд — зимнее пальто поверх делового костюма, но, кажется, он видит, как отчаянно бьется ее пульс: это впечатление создается частым, неглубоким дыханием. Вся семья оборачивается к ней; она отшатывается, прижавшись к стене, глазами и торопливым, каким-то вороватым движением руки умоляя их не подходить. Теперь он замечает в ее лице не только страх, но и гнев; верхняя губа вздрагивает, как бы от отвращения. Через приоткрытую дверь, сквозь щель размером не больше четверти дюйма, Пероун замечает в холле какую-то тень; мелькнув, она исчезает. И в то же время по реакции Розалинд все они понимают, хотя еще и не видят, что следом за ней идет кто-то еще. Пероун первым осознает, что незваных гостей — двое.
Мужчина входит в комнату, и Пероун мгновенно узнает его одежду: кожаная куртка, вязаная шапка, низко надвинутая на лоб. Так вот чего ждали те двое на скамейке! А в следующий миг, прежде чем всплыло имя, он вспоминает лицо — и походку вразвалку, и неуправляемую мышечную дрожь. Он подходит к Розалинд — близко, слишком близко. Та не двигается с места; повернувшись к мужу, она наконец находит нужное слово.
— Нож, — говорит она очень тихо, словно обращаясь к нему одному. — У него нож.
Правая рука Бакстера — глубоко в кармане куртки. Он разглядывает комнату и всех, кто в ней. Ухмыляется, словно собирается рассказать анекдот. Должно быть, весь день он мечтал об этой встрече. Подергивая головой — двигать глазами он не может, — переводит взгляд на Тео и Иоанна в дальнем конце комнаты, на Дейзи и, наконец, на Пероуна. В этот миг в голове у Генри бьется одна дурацкая мысль: ну конечно. Логично. События сегодняшнего дня сплетаются воедино: осталось понять, какую роль во всем этом играют его мать и Джей Стросс с ракеткой. Пока Бакстер не заговорил, Пероун пытается взглянуть на свою комнату его глазами, как будто это поможет понять, каких бед от него ждать: две бутылки шампанского, джин, блюдца с лимоном и со льдом, вызывающе высокий потолок с лепниной, резкие черно-белые композиции Бриджет Райли рядом с Ходжкином, приглушенный свет ламп, паркет вишневого дерева под персидскими коврами, стопки серьезных книг, потертый журнальный столик колониальных времен. Да, цена возмездия будет велика. Он видит и своих родных глазами Бакстера: с девчонкой и стариком хлопот не будет, парень — на вид сильный, но едва ли умеет драться. И конечно, долговязый доктор. К нему-то он и пришел. Ну конечно. Тео предупреждал: уличные парни — народ гордый. И вот живое подтверждение этой истины, стоит перед ним с ножом в кармане. Дело может принять плохой оборот, так что любая мелочь имеет значение.
Генри стоит футах в десяти от Бакстера. Когда Розалинд предупредила мужа о ноже, он застыл как вкопанный. Теперь, словно ребенок, подражающий походке бабушки, он осторожно приставляет левую ногу к правой. Глазами и слабым движением головы Розалинд умоляет его не подходить. Она не знает, что происходит: ей кажется, это обычные грабители, и разумнее всего отдать им все, что захотят, и пусть уходят. О болезни Хантингтона она тоже ничего не знает. Весь день в его мозгу гулкой фортепианной нотой отзывалась та встреча на Юниверсити-стрит. И все же он почти забыл Бакстера: не о его существовании, конечно, — забыл его самого, его никотиновую вонь, трясущуюся правую руку, физиономию, которая от низко надвинутой на лоб шапки кажется уже совершенно обезьяньей.
Взглядом Бакстер дает понять, что заметил его движение, однако говорит только:
— Так, все быстро достали мобильники и положили на стол.
Никто не двигается.
— Сначала вы, ребята, — приказывает Бакстер. И к Розалинд: — Давай, скажи им.
— Дейзи, Тео! Думаю, лучше сделать, как он говорит. — Теперь гнева в ее голосе больше, чем страха, и неуместное сейчас «думаю» отдает непокорностью.
У Дейзи дрожат руки: ей никак не удается извлечь из тугого кармана телефон. Дышит она часто, неглубоко. Тео выкладывает на стол свой телефон и подходит помочь сестре; хороший шаг, думает Генри, теперь сын стоит почти рядом с ним. Бакстер все не вынимает руку из кармана. Если они сумеют согласовать действия, быть может, им удастся броситься на него и обезоружить.
Однако Бакстер тоже это понимает.
— Положи ее мобильник рядом со своим и отойди туда, где стоял. Давай-давай. Дальше. Еще дальше.
Где-то в кабинете у Генри, в ящике, набитом всяким мусором, лежит перцовый баллончик, купленный много лет назад в Хьюстоне. Может быть, он еще работает. Где-то в кладовой, среди палаток и старых игрушек, должна быть бейсбольная бита. А на кухне — множество разных ножей. Однако, судя по синяку на груди, в бою на ножах Пероуну ничего не светит.
Бакстер поворачивается к Розалинд:
— Теперь твой.
Обменявшись взглядом с Генри, она достает из кармана пальто свой телефон и кладет его в ладонь Бакстера.
— И ты.
— Мой наверху, заряжается, — говорит Пероун.
— Кончай свистеть, мудила, — отвечает Бакстер. — Вон он, я его вижу.
Действительно, сотовый Пероуна выглядывает из заднего кармана его джинсов.
— Да.
— Положи его на пол и подтолкни ко мне.
Чтобы его подбодрить, Бакстер наконец достает из кармана свое оружие. Насколько можно судить, это старомодный французский кухонный нож, с оранжевой деревянной ручкой и изогнутым матовым лезвием. Осторожно, стараясь не делать резких и быстрых движений, Пероун нагибается, кладет свой сотовый на пол и подталкивает к Бакстеру. Тот не поднимает телефон, вместо этого зовет:
