Лариса Райт - Мелодия встреч и разлук
— Я не хочу это носить! — девочка пытается стянуть с себя сарафан, не расстегивая. — Не желаю! И в школу я не хочу, раз там носят такое уродство. У меня была юбка клетчатая и пиджак, а тут все черное: фу!
— Натали, но ведь блузка будет белой. С воротничком, с оборочкой.
— Не хочу.
— Не капризничай!
— Буду! — Натали топает ногой. Алина чувствует взгляды продавцов и покупателей! Стыдно. Ужасно стыдно.
— Прекрати, я тебе говорю!
— Нет!
Алина чувствует, как рука непроизвольно замахивается, но звонок телефона останавливает удар.
— Все кончено. — Больше Маша не произносит ничего. Молчит и Алина. Слова неуместны. Она не только не завидует. Она сочувствует и жалеет. Впервые в жизни она чувствует согласие и единение с сестрой, впервые действительно хочет сделать для нее что-то хорошее.
И Алина сделает: подставит плечо и станет жилеткой, будет тормошить и заставит работать, организует приглашение на гастроли в Москву, а после концертов будет кормить, поить, обеспечивать уют и отвлекать, отвлекать, отвлекать. Станет говорить беспрерывно так, как привыкла это делать сама Маша, чтобы только не позволить сестре вспоминать, грустить, страдать и плакать. Алину больше не раздражает неуемная радость Натали от присутствия обожаемой Мэри, она готова терпеть и это. И даже предложение Маши забрать Натали обратно в Америку не вызывает в ее душе прежнего негодования. Слова сестры больше не пустой звук, а горькая правда жизни:
— Мне сорок лет, Алина. Сорок лет: ни мужа, ни детей. Ничего. А скрипка любви не заменит.
Алина знает: ничто, никакие встречи, никакие съемки, никакие выставки не заменят тоненьких ручек Натали, обвивающихся вокруг шеи, ее сладкого голосочка, шепчущего на ухо всякие глупости. Алина понимает: Натали — это спасение. Она готова спасти сестру. Она пока еще не произнесла вслух утвердительного ответа, она все еще рассуждает о проблемах, связанных с очередной сменой страны, она еще не способна снова оторвать от себя дочь, хотя уже чувствует интуитивно, что с каждой новой отчаянной просьбой Маши ее внутренний протест неумолимо слабеет. Она уже начинает договариваться сама с собой: «Ненадолго. На месяц, на два, до летних каникул». Ей не с кем посоветоваться, кроме как с любителем Гиляровского.
— У тебя есть сестра? — удивлен так, будто Алина сообщила о наличии мужа.
— Да, она скрипачка. Хочешь познакомиться?
— Почему бы и нет?
Дальше все просто: это Толя, а это Маша. Маша тоже известна, также знакома с творчеством Гиляровского, а еще она несчастна и очень красива. Маша слабая. Машу хочется жалеть, утешать и любить. Естественное желание и неестественные поступки.
— У тебя с ним что? — интересуется Маша.
Алина сама не знает, как ответить. Ей бы хотелось думать, что есть нечто особенное, но она не уверена. Наконец говорит:
— Ничего. Он — мой коллега по программе «Досуг в Москве».
— А можно мне присоединиться к вашей программе?
— Почему бы и нет?
О том, насколько ее сестра и человек, на которого у Алины были определенные виды, сумели усовершенствовать свое времяпрепровождение, она узнала случайно. Банальная сцена из бородатого анекдота не показалась Алине смешной. Она была опустошающей, шокирующей, ломающей. Ломающей в который раз. Сначала Алине хотелось повернуть время назад и позвонить, предупредив заранее о своем приходе. Потом она тут же обрадовалась, что не сделала этого. Ведь не узнай она правды, позволила бы увезти Натали. Затем она сквозь какой-то охвативший сознание туман услышала лепетание Маши о внезапно нахлынувших чувствах, какой-то бред о возрождении и о том, что «ведь у вас с ним ничего особенного не было». Алина знает — Маша права. Все, как обычно. У Алины никогда не было ничего особенного с мужчинами, которые уходили к сестре. Ей нечего сказать, кроме одного-единственного:
— Опять…
41
«А если я сама его поцелую, что будет? Стану Татьяной Лариной? Да, ничем хорошим признание для героини не закончилось. Но сколько же тогда еще ждать?»
— Алина, ты слышишь? Ключ!
«А что, если он так и будет все время исправлять реплики и не обращать на меня никакого внимания? Мы почти закончили работу. Сценарий будет вот-вот готов. Ну, еще выходные. Максимум еще двое».
— Алина, дверь хлопнула!
«Нет, надо решаться. Как это делают? Придвинуться поближе или просто вытянуть губы и закрыть глаза? Или глаза лучше не закрывать?»
— Алина, там кто-то пришел.
«Да, лучше я буду смотреть прямо на него. Точно. Он же сам нас учил, что герои должны смотреть друг другу в глаза. Правильно. Что может пленить режиссера, как ни восхитительная игра? Хотя я ведь и не играю. Я серьезно. Ой, а почему он сам так странно смотрит на меня? Неужели это…»
— Алина, я серьезно! Кто-то пришел!
— Что?
— Всем здравствуйте! — На пороге комнаты стоит улыбающаяся Маша. «Почему бы не улыбаться? Ничего предосудительного она в квартире Алины не увидела, волноваться не о чем. Зря тетя Тоня подняла бучу. А молодой человек действительно симпатичный, даже очень». Маша смотрит на него с интересом, а Алина не отводит взгляда от сестры, цедит сквозь зубы:
— Незваный гость…
— Ну, знаешь, ты нас с бабушкой визитами не балуешь. Если гора не идет к Магомету…
— Зачем ты пришла? Кто тебя звал?
— Алин, ты что? Я просто хотела посмотреть, все ли у тебя в порядке.
— Пришла?
— …
— Посмотрела? Убедилась? Теперь иди обратно. — Алина чувствует, что перегнула палку. — Бабуле привет передай. Скажи, все в порядке. Извини, но ты не вовремя. Мы работаем.
— На чем мы остановились? — Алина деловито оборачивается к Дэну, но тот не слышит ее так же, как минуту назад она не слышала его. Он уже встал, натянул пиджак и забыл и про сценарий, и про Алину, и про все на свете.
— Я провожу, — обращается он к Маше, и она не отказывается, даже не предполагая, какой сокрушительный удар наносит Алине своим согласием. Алина раздавлена и уничтожена. То, что она безуспешно старалась заполучить несколько месяцев, за какие-то секунды досталось старшей сестре. Досталось одним взглядом, одним взмахом ресниц, одной улыбкой, одним движением белокурых локонов. А ведь он еще даже не слышал, как эта красотка играет на скрипке. Алина сидит, как пришитая, на своем стуле и методично рвет одну за другой страницы нового сценария. Если бы она могла, она бы делала это молча. Но она не способна молчать. Губы шевелятся сами и без конца повторяют одни и те же слова, будто упрекая кого-то невидимого, известного только одной Алине:
— Внешность имеет значение.
