Иэн Бэнкс - Шаги по стеклу
Вернувшись в жилую часть комнаты, он с бьющимся сердцем остановился у книжного шкафа рядом с телевизором. Его внимание привлекла книга, которую он не читал, но знал по телевизионной постановке. «Ресторан на краю Вселенной» — это было продолжение сюжета, начатого в романе «Автостопом по Галактике»; Слейтер ему рассказывал, что Би-би-си просто-напросто соединило эти два произведения. Грэм снял с полки тонкую книжицу и пролистал ее, выискивая интересующее его место. Оно оказалось примерно в середине. В этом эпизоде речь шла о том, как персонаж по имени Хотблэк Дезиато целый год прикидывался мертвецом, чтобы не платить налоги. «Дезиато» — так называлась фирма по торговле недвижимостью в Айлингтоне, Грэм не раз проходил мимо ее вывески; не иначе как автор, Дуглас Адаме, сам жил в этом районе.
Он поставил книгу на место. Любопытная штука, только слишком легковесная; он хотел, чтобы Сэра застала его за более серьезным чтением.
Множество книг было посвящено вопросам добра и зла; между ними вклинились словари цитат и крылатых выражений, гипербол и эвфемизмов, справочники по справочникам, собрания разного рода фактов, альманахи событий, происходивших в каждый из дней определенного года, сборники предсмертных изречений, знаменитых заблуждений, описания самых бесполезных изобретений. Грэм знал, какого мнения придерживается о таких изданиях Слейтер.
Он придерживался о них самого нелестного мнения, они служили верным провозвестием Упадка. «Неужели ты не понимаешь? — сказал он как-то в марте, когда они сидели в маленьком душном кафе на Ред-Лайон-стрит. — Это знак того, что человечество, предвидя неизбежность конца, спешит привести в порядок дела и подводит черту под своими достижениями. И эти книжки, и трактаты о ядерной угрозе... мы превращаемся в общество, которое смотрит в лицо смерти, которое поглощено прошлым, которое впереди видит только перспективы собственного уничтожения: эти перспективы занимают все наши мысли, но мы бессильны что-либо предпринять. Голосуйте за Тэтчер! Голосуйте за Рейгана! Вперед, на смерть! Гип-гип-ура!»
Теперь Грэм вытащил книгу по марксистской экономике, пролистал ее примерно на треть и попробовал читать. Глаза пробегали по строчкам, но текст был сухой, скучный, крайне заумный, смысл скользил по поверхности сознания, словно капли влаги по коже плеча, смазанной маслом для загара.
— Грэм! — окликнула Сэра из дверей.
При звуке ее голоса сердце едва не выскочило у него из груди; он оглянулся и увидел, что она стоит, прислонясь к дверному косяку, в тонком голубом халате, с белым полотенцем, обмотанным наподобие тюрбана вокруг головы. Ее бледное лицо казалось беззащитно тонким без привычного ореола черных волос.
— Располагайся. Я сейчас.
Она вышла в коридор и скрылась за дверью, которая, насколько можно было предположить, вела в спальню. Грэм вернул книгу по экономике на прежнее место.
Он сел и обвел глазами комнату. Потом встал, чтобы посмотреть коллекцию пластинок. Похоже, там не было ничего современного: множество старых дисков «Роллингов», еще больше «Лед Зеппелин» и «Дип Перпл», «Пинк Флойд» среднего периода, ранний Боб Сигер. Самым свежим, по-видимому, был «Митлоуф». Забавно. Скорее всего пластинки принадлежали другой девушке, хозяйке квартиры, которая уехала в Америку.
Он снова вернулся к изучению книжных полок.
В это время на Сент-Джон-стрит, возле здания Городского университета, в четверти мили к югу от развилки Пентонвилл-роуд и Аппер-стрит, некто в черной коже и в черном защитном шлеме с опущенным дымчатым стеклом присел на корточки возле стоящего у тротуара мотоцикла «БМВ» PC-100. Потом он распрямился и поглядел в северном направлении, куда ехал на предварительно назначенную встречу; однако четверть часа назад мотоцикл забарахлил, не дотянув до Хаф-Мун-Кресент. Байкер выругался, снова нагнулся и отверткой подкрутил что-то в карбюраторе. На номерном знаке читалось: СТК-228Т.
Теперь Грэм взялся за «Этику». Быть застигнутым с такой книгой в руках совсем не зазорно. У Слейтера, естественно, на этику также был собственный взгляд, равно как и на все остальное. Его жизненная философия, говорил он, основывается на этическом гедонизме. Этой морально-этической концепции неосознанно следует, по сути дела, любой приличный, незашоренный, умеренно информированный индивидуум, способный наскрести достаточно нейронов. Согласно этическому гедонизму, человек должен получать наслаждение везде, где только можно, но при этом не бросаться с головой в омут разврата, а вести себя уравновешенно, с разумной долей ответственности, не теряя из виду более общие моральные ориентиры, принятые в социуме. «Живи в свое удовольствие, не делай гадостей, тяготей к левому крылу и шевели мозгами — вот к чему сводится эта система», — объяснил тогда Слейтер. Грэм кивнул и заметил, что это, пожалуй, даже легче сделать, чем сказать.
Книга по этике ему очень скоро наскучила и была возвращена на прежнее место — она оказалась еще более туманной и сложной, чем марксистский опус по экономике. Грэм сел на кушетку и посмотрел на часы. Было двадцать пять минут пятого. Подняв с пола папку, он положил ее на колени и уже собрался открыть, чтобы Сэра, войдя, застала его за изучением рисунков, а еще лучше — за нанесением последних штрихов: в папке на самом дне лежали карандаш и ручка. Но потом он передумал; в отличие от Слейтера, он был начисто лишен природной склонности к лицедейству, совершенно не способен войти хоть в какую-то роль. «Тебе бы на сцене выступать», — сказал он как-то Слейтеру, когда они сидели в баре «У Лесли» и пили чай с липкими, приторными пирожными.
— Это пройденный этап, — обиженно сказал Слейтер. — Я учился в театральном, но меня отчислили.
— За что?
— Переигрывал, — драматическим шепотом ответил он.
Грэм в очередной раз опустил папку. Ему не сиделось, он опять взглянул на часы и направился в кухню, к окну. Легкий ветерок мягко вздымал навстречу ему белые занавески. На улице, на углу Мэй-гуд-стрит, было совсем тихо. Несколько припаркованных машин, закрытые двери, по-городскому шероховатый свет летнего солнца.
В окно с жужжанием влетела муха, и Грэм некоторое время следил за ее полетом — она пронеслась над плитой, потом под плитой, помельтешила у двери холодильника, облетела круглый стол у окна, пересекла зигзагом пространство перед буфетом. В конце концов она опустилась на легкий пластиковый стул, придвинутый к столу.
Грэм наблюдал, как она чистит передними лапками голову. Потом взял со стола журнал, свернул его в плотную трубку и осторожно двинулся вперед. Муха завершила туалет и опустила лапки на пластиковую поверхность. Грэм остановился. Муха тоже застыла. Грэм приблизился на расстояние вытянутой руки. Он занес журнал над головой и прицелился. Муха не шевельнулась.
