Иосиф Гольман - Счастье бывает разным
— И водку с тобой пьют, — это уже Даша подошла, приглашать гостей к столу.
Однако теперь не только она, но и гости понимали, что, не посмотрев всю экспозицию, до еды не добраться.
Даша ушла поддерживать температурный режим пищи материальной, а гости тем временем поглощали пищу духовную.
В военном отделе и правда было много интересного: оружие, любовно отреставрированное умелыми Пашкиными руками, полевые телефоны, каски, награды, военные карты.
Еще были медальоны смерти — маленькие цилиндрики с записью о хозяине. Посторонние люди читали их только в случае гибели владельцев.
— Я после расшифровки все сведения отсылаю поисковикам, — сказал Пашка.
Все трое, подержав в руках привет от смертоносной войны, посерьезнели и замолчали.
Во втором помещении дома, оказавшегося довольно большим и просторным, экспозиция была вполне мирной. Весь быт деревни — от восемнадцатого до двадцатого века — здесь был представлен: лапти из лыка и из бересты, ульи из цельного ствола, «стиральная машинка» — ребристая широкая и длинная доска, — люлька, свитая из коры, а снизу прошнурованная веревкой — и надежно, и прохладно, и, когда ребенок пописает, все благополучно стечет вниз.
Только утюгов разных конструкций — ни одного электрического — здесь было более двадцати. Да еще несколько, похожих на уже имеющиеся либо не очень старых, Пашка забросил на чердак, чтобы не перегружать сознание посетителей.
Действительно тут была показана вся деревенская жизнь — не одна тысяча экспонатов, каждый из которых не зазорно было иметь настоящему музею.
Впрочем, это и был настоящий музей. Единственное отличие — здесь не жаловались на скудное госфинансирование, потому что никогда его не имели.
— А эта дверь куда ведет? — поинтересовался Владимир.
— А здесь вы будете спать, — объяснил хозяин, приглашая в помещение.
Бывшие супруги замерли в замешательстве.
Пашка, поняв почти правильно, снова заржал и объяснил, что кроватей тут в принципе две.
— Но если помиритесь — вполне можете перебраться на одну, — уточнил он.
Катя поискала глазами удобства и не нашла.
Пашка опять все понял правильно.
— Ватерклозет в первом доме, — пояснил он. — Только там пока спать негде, я две комнаты переделываю, стеклопакеты ставлю и потолок меняю. Душ там же, если надо.
— А ночью пописать? — спросил Чистов, радея не за себя, а за Катю.
— Выйди на улицу да пописай, — не понял проблемы Пашка. — А хочешь — и покакай. Только за дом пройди, к обрывчику. Там за что держаться — есть.
— Прямо так выйти и пописать? — рассмеялся Чистов. Он уже отвык от подобных решений.
— Можешь не выходить, только окошко открой, — еще более упростил Пашка. Правда, подобное допущение вряд ли касалось Катерины. — А вообще, ребята, поменьше стесняйтесь, — закрывая тему, подытожил хозяин. — Кроме вас, тут много кто писает: Пчелка, коник, баранчики. Я уж их давно не считаю. И вообще вам круто повезло. Стандартно народ максимум что может — так это посетить музей ночью. И то раз в году. А уж чтоб спать в нем… Да еще с красивой женщиной… — На этом Пашка добродетельно замолчал, предоставляя слушателям самостоятельно оценить все выпавшие на их долю возможности.
Потом было вечернее пиршество.
Чистов жалел только об одном: что человек имеет всего один желудок, и тот не слишком большой.
Катя сначала считала калории, потом плюнула и перестала считать.
На столе были расстегаи с собственной курятиной, блины с собственным медом и, наверное, десятью видами варений на выбор, огурцы и помидоры с собственного огорода, жареная волжская рыба, пойманная собственными Пашкиными руками и приготовленная собственными Дашиными.
Прикончив половину вкусностей — на все сил не хватило, — очень приятно побеседовали.
Оказалось, что Пашка живет здесь почти семь лет. Просто однажды утром он проснулся и понял, что город ему опостылел, так же, как и его чертова работа вместе с его чертовым начальством.
В один день доктор технических наук — он же топ-менеджер крупной фирмы — уволился и собрал все наличные деньги. В другой день — сдал по дешевке на долгий срок трехкомнатную квартиру знакомым, забрал Пчелку и на «Харлее» покатил в сторону Пскова. Где-то после трехсот километров начал смотреть по сторонам. Заметил грунтовку — свернул на нее. Добрался до деревеньки.
Доехал до реки. Нашел владельца единственного продававшегося на тот момент участка, в который сразу и влюбился.
Все остальное — дело Пашкиных рук, потому, что, кроме развалившегося сарая, на участке ничего не было.
— А теперь смотри, — хвастался принявший на грудь хозяин. — Один дом — наш, второй — музея. Этой зимой поставлю гостевой, будете приезжать и жить как белые люди — с сортиром и биде.
— Ты расскажи, как жену нашел, — подсказал ему Чистов, уже слышавший эту удивительную историю.
— Увел с приема, — гордо сказал Пашка.
— Это как? — удивилась Катерина.
— Пришел ко мне на прием, — объяснила Даша. — Я доктор, кардиолог. Вот, явился, послушайте, говорит, как бьется мое сердце. Ну, я послушала. Четвертый год живу здесь.
— А не бывает скучно? — не выдержала, спросила-таки Катя. — Особенно зимой.
— Не бывает, — сказал Пашка. — Слишком много дел. Вроде дом практически городской, а дела все равно всегда есть. И в ЖЭК не побежишь, за его полным отсутствием.
— Не бывает, — подтвердила Даша. — Я думала фольклором заняться, да здесь местных почти не осталось. Во всех домах — москвичи и ленинградцы. Очень интересные люди. Мы и лекции устраиваем, и спектакли ставим.
— А зимой? Тут же небось нет никого.
— Павлик и зимой занят, — сказала Даша.
— Еще как, — подтвердил Пашка. — Вся стройка наваливается. Плюс — снег чистить. Чтоб из дома после снегопада выйти — час отдай как минимум. Да и все остальные сельские дела никто не отменял.
— Какие это зимой сельские дела? — усомнился Чистов.
— Вон бараны только зимой и рожают, — сказал Пашка. — Я роды сам научился принимать.
— Бараны вроде как ягнятся, а не рожают, — подколол доктора технических наук Владимир. — И то не бараны, а овцы.
— Слушай, умник, — сделал вид, что разозлился, Пашка. — Да что ты понимаешь в сельской жизни? Вот ты, например, умеешь коню яйца чистить?
— А надо? — уточнил Чистов.
— Ну Павлик, — попыталась утихомирить мужа Даша. — Ну что ты такое говоришь!
— Я не только говорю, — стоял на своем дауншифтер Пашка. — Я еще эти самые яйца чищу! Вот этими самыми руками, — показал он свои руки. — Иначе коник заболеет, мне ветеринар сказал.
