Элис Сиболд - Счастливая
— Абсолютно не сомневаюсь, — ответила я.
И действительно не сомневалась.
— На данный момент у меня все, ваша честь, — сказал Мастин, повернувшись к судье Горману.
Гейл подмигнула мне.
— Перерыв пять минут, — сказал судья Горман. — Предупреждаю, мисс Сиболд: вы не имеете права обсуждать свои показания с кем бы то ни было.
Именно к этому меня готовили: перерыв между допросом со стороны обвинения и перекрестным допросом. Я была вверена женщине-приставу. Она повела меня к выходу направо, а оттуда коротким коридором в небольшую совещательную комнату.
Пристав ко мне благоволила.
— Как у меня получилось? — спросила я.
— Вы присядьте, — сказала она.
Я села за стол.
— Не могли бы вы хотя бы дать мне знак? — спросила я, вдруг испугавшись, что комната прослушивается во избежание злоупотреблений. — Большой палец вверх или вниз?
— Обсуждать процесс не имею права. Осталось совсем немного.
Мы замолчали. Только теперь до меня донесся шум уличного движения. Давая показания, я не слышала ничего, кроме вопросов Мастина.
Пристав предложила мне жидковатый кофе в пластиковом стакане. Я обхватила теплый цилиндр ладонями.
В комнату вошел судья Горман.
— Приветствую, Элис, — сказал он, встав по другую сторону стола. — Как она, пристав?
— Неплохо.
— О процессе не говорили?
— Нет, — сказала пристав, — она у нас молчунья.
— Чем занимается ваш отец, Элис? — спросил судья.
Здесь он говорил более человечно, чем на заседании. Голос звучал мягче, но как-то настороженно.
— Преподает испанский язык и литературу в Пенсильванском университете, — сказала я.
— Не сомневаюсь, вы рады, что сегодня он здесь.
— Еще бы.
— У вас есть братья или сестры?
— Старшая сестра. Мэри, — добавила я, предвосхищая следующий вопрос.
Он походил и остановился у окна.
— Мне всегда уютно в этой комнате, — сказал он. — А Мэри чем занимается?
— Учится на арабском отделении, заканчивает «Пен», — сказала я, неожиданно обрадовавшись таким легким вопросам. — Ее как отличницу освободили от платы за обучение, а я даже не прошла туда по конкурсу, — призналась я и сделала попытку сострить: — Родители, наверное, теперь локти кусают, что отпустили меня в другой город.
— Это точно. — Сначала он примостился на батарее, а теперь поднялся и расправил мантию. — Ну ладно, вы еще посидите, скоро мы вас вызовем.
Горман вышел.
— Он хороший судья, — шепнула женщина-пристав.
В дверь заглянул пристав-мужчина.
— Мы готовы, — сказал он.
Его коллега загасила сигарету. Больше никто не проронил ни слова. Теперь я полностью собралась. Мой час настал.
Меня в очередной раз ожидало место для дачи показаний. Сделав глубокий вдох, я подняла глаза. Передо мной был враг. Такой пойдет на все, лишь бы выставить меня в неприглядном свете — как тупую да еще и рассеянную истеричку. Теперь Мэдисон мог беспрепятственно сверлить меня взглядом. Он бросил в бой своего человека. Я критически осмотрела адвоката, не упустив ни одной мелочи: щуплый, одет дурно, над верхней губой бусины пота. В чем-то — не отрицаю — он мог оказаться неплохим человеком, но сейчас я испытывала к нему безграничное презрение. Преступление совершил Мэдисон, но Пэкетт, взявшись представлять его в суде, оправдывал его злодеяния. Он казался мне злой силой природы, с которой я призвана бороться. Ненавидеть его не составляло труда.
— Мисс Сиболд, вы, насколько я помню, показали, что направились в Торден-парк восьмого мая около полуночи. Вы это подтверждаете?
— Да.
— Ваш путь лежал от Уэсткотт-стрит?
— Да.
— Вы вошли в парк через какую-нибудь калитку, через ворота или как-то иначе?
— Там есть баня, перед ней тротуар, переходящий в выложенную кирпичом дорожку рядом с бассейном, и я пошла по этой кирпичной дорожке.
— Значит, баня примыкает к бассейну со стороны Уэсткотт-стрит?
— Да.
— Упомянутая вами дорожка проходит насквозь через центр парка, так?
— Да, так.
— И вы пошли по этой дорожке?
— Да.
— В своих показаниях вы сегодня утверждали, что вся территория была освещена и освещение было довольно хорошее.
— Да.
— Вы помните свои показания по этому делу на предварительном следствии?
— Да, помню.
Меня воротило от этих вопросов. Кто бы такого не помнил? Но я сдерживала свой сарказм.
— Помните, вы сказали, что все равно были включены какие-то фонари возле бани, но…
— Какая страница? — спросил Мастин.
— Материалы предварительного следствия, страница четыре.
— Это материалы предварительного следствия? — спросил Горман, беря со стола стопку бумаг.
— Да-да, — сказал Пэкетт.
— Четырнадцатая строка: «По-моему, между тропинкой и баней есть какие-то фонари. У меня за спиной было темно, но не до черноты».
Я помнила свою фразу «темно, но не до черноты».
— Да, это мои слова.
— Разве это означает то же самое, что «вся территория была освещена и освещение было довольно хорошее»?
Я поняла, к чему он ведет.
— Возможно, «вся территория была освещена» — более естественная фраза. Свет там был, и я видела то, что видела.
— Мой вопрос такой: было ли там темно, но не до черноты, как вы показали на предварительных слушаниях, или вся территория была освещена и освещение было довольно хорошим, как вы показали сегодня?
— Когда я сказала, что было хорошее освещение, я имела в виду хорошее по сравнению с темнотой.
— Допустим. Насколько далеко вы углубились в парк, прежде чем произошло первое домогательство?
— Я прошла мимо бани, мимо ворот и мимо ограждения бассейна, отошла примерно на три метра от ограждения, и тогда на меня напал этот человек.
— Сколько метров от входа в парк до той точки, которая, по вашему описанию, отстоит «на три метра от ограждения»?
— Метров семьдесят.
— Около семидесяти метров? Вы углубились в парк на семьдесят метров, когда произошло первое домогательство?
— Да.
— Тот человек подошел к вам сзади?
— Да, сзади.
— Схватил вас сзади?
— Да, схватил сзади.
— Вы сопротивлялись?
— Да, сопротивлялась.
— Эта борьба продолжалась долго?
— Да.
— Сколько примерно?
— Десять-пятнадцать минут.
— Потом наступил момент, когда нападавший переместил вас из той точки, где произошло первое домогательство, в другую часть парка. Правильно?
— Нет, не в другую часть парка. Просто оттащил подальше.
— Дальше в глубину парка?
