Джеймс Риз - Книга теней
– Это займет некоторое время, – сказал хирург.
– Хорошо, – отозвался прокурор, присаживаясь в углу чердака на треногую табуретку для дойки коров. Он закатал рукава повыше и принялся обмахиваться веером из больших округлых листьев.
Хирург разложил свои инструменты на низкой скамейке. В потертой кожаной сумке было все необходимое. На фоне темной древесины скамьи каждая серебряная игла сияла на своем особом месте: они сверкали в солнечных лучах, проникавших на чердак через те же дыры в покоробленных досках, которыми пользовались летучие мыши, крысы и кишевшие повсюду насекомые, изводившие кюре сутки напролет.
– Да, на это уйдет какое-то время, – размышлял хирург, раскладывая иголки: короткие и толстые – налево, более длинные – направо. Некоторые были не длиннее его большого пальца, другие – длиной от локтя до запястья.
Прокурор послал одного из угонщиков скота в таверну на противоположной стороне площади за двумя кружками эля.
– А если посмеешь отхлебнуть, – предупредил его прокурор, – будешь у меня качаться на виселице.
Воздух на чердаке был стоячий, душный, воняющий отбросами. Хирург приступил к делу.
Самые короткие и острые иголки он вогнал под кожу черепа, в тыльные стороны ладоней, верхние части ступней и суставы рук и ног. Иглы средней длины воткнул в грудь, плечи и предплечья, спину. Более мясистые участки тела священника – ноги, ягодицы и прочее – требовали длинных иголок. Самая длинная проткнула крепкий мускул левой ноги: хирург не без труда протолкнул ее насквозь.
Священник закричал только после того, как четвертая игла средней длины и толщины прошла сквозь его тело: хирург воткнул ее в свод его левой стопы. Боль молнией пронзила его позвоночник, словно зажгла огонь в затылке. Да, только тогда его горло исторгло первый крик боли, несмотря на все его молитвы и усилия воли. После того как самые короткие иглы прошли сбоку сквозь кожу черепа – ослепляющая боль , – Луи кричал уже беспрерывно, пока наконец не раздались громкие рукоплескания с площади.
Экзекуция все продолжалась. Еще дважды угонщик скота спускался за элем, в обмен на мелкую монету он кратко излагал толпе суть происходящего. Вернувшись наконец на чердак, он принес поднос с сыром – дар господина Коломбеля, владельца вышеупомянутой таверны.
Хирург почти совсем выбился из сил. Преступники отдыхали теперь в тенечке: отец Луи больше не вырывался. А прокурор, подойдя к кюре сбоку, отдавал указания хирургу: «сюда», «туда», «глубже».
Всякий раз, когда отец Луи терял сознание, его приводили в чувство при помощи солей или шлепками по лицу. Он не мог говорить. Не мог думать. Боль властвовала над всем, из множества отверстий в коже сочилась кровь.
Наконец хирург закончил свою работу. Люди с площади, делавшие ставку на то, что процедура продлится час с четвертью, принимали свой выигрыш. Хирург насквозь промок от пота и слишком устал, чтобы продолжать. Он поспешно поднес флакон с солью к собственному носу.
Суду он доложил, что обнаружил всего два нечувствительных места из тех пяти, что назвала Сабина Капо, – левое яичко и низ правой ягодицы на самом краю анального отверстия. Он подверг испытанию девяносто одну точку тела – от костей черепа до ступней, и только эти две оказались нечувствительны к боли. (Священник, конечно, был без сознания, когда хирург проверял указанные места.) «До чего умен дьявол, – говорил прокурор на открытом заседании суда, – как хорошо умеет он прятать свои отметины!»
Покинув чердак, прокурор и хирург спустились на площадь, где их приветствовала толпа. Несколькими мгновениями ранее обвинитель вручил убийце маленький мешочек морской соли вместе с пригоршней монет, дав ему указание втереть эту крупнозернистую соль в раны священника. Он сказал также, что распорядился прислать эля для всех троих.
Выждав с полчаса, прокурор послал на чердак семерых тюремщиков, приказав схватить преступников, заковать их в кандалы и отобрать у них его монеты. Он отнюдь не собирался освобождать этих людей, как было договорено. Их услуги были ему нужны лишь короткое время, теперь же он подписал указ об их казни. Он гордился собственным планом: одним махом он сумел разделаться с тремя известными преступниками, устранить трех свидетелей работы хирурга и удовлетворить жаждущую крови толпу. Блестящее решение.
К заходу солнца все трое уже болтались на городских воротах. В тот вечер о них говорили во всех тавернах, и еще много дней они служили приманкой для птиц.
Через три дня после поисков отметин дьявола, тринадцатого сентября, хотя отец Луи не был уверен в правильности этой даты, двое пришли на рассвете на чердак, чтобы подготовить кюре к слушанию дела в суде.
Отца Луи лихорадило. Проколотый бок продолжал кровоточить: хирург проткнул какой-то внутренний орган. Рана все больше и больше воспалялась. Остальные проколы затягивались. Соль, хотя и вызывала жгучую боль, остановила кровотечение.
Кюре, одетого в грязную ночную рубашку, обутого в стоптанные комнатные туфли, свели вниз с чердака. Его посадили на телегу, набросили сверху кусок парусины, чтобы укрыть от толпы и провезти через переполненную людьми площадь к зданию суда.
Только богатые и наиболее заслуженные горожане получили возможность занять место в зале суда. Первые ряды были заполнены служителями церкви и государства, высокопоставленными лицами, аристократами, влиятельными кардиналистами. На галерее раздавалось шуршание шелка. Светился бархат. Дамы носили наряды легких пастельных тонов всех оттенков. Было жарко, и капли пота соперничали с драгоценностями за место на каждой груди. Бамбуковые и кружевные веера были в постоянном движении. Воздух пропитался цибетином и амброй, но эти благовония не могли заглушить запах человеческих тел. Самые знатные семьи взяли с собой слуг.
Судьи первыми торжественно вступили в здание суда и теперь сидели плечом к плечу двумя рядами возле места для свидетелей, их одноцветные красные мантии перетекали одна в другую, как сочащаяся кровь. Следующим пришел экзорцист, отец Транквилл, почти в три раза старше обвиняемого, полуглухой, в очках с толстыми стеклами, в черном одеянии из шерстяной ткани. Он взял кропило и начал орошать святой водой зал суда и толпу. Затем появились прокурор, каноник и (без всякого официального повода) господа Адам и Маннури. Многочисленные чиновники, дружески переговариваясь, входили в зал и рассаживались с большой помпой. И вот наконец два судебных клерка подвели отца Луи к высокой скамье без спинки.
Кюре заставили преклонить колена перед судьями, в то время как экзорцист окропил скамью. На бритую, покрытую струпьями голову кюре была надета круглая шапочка, но он не мог обнажить по сигналу голову, потому что руки его были связаны. Когда прокурор подал знак, клерк сорвал шапочку. Кто-то на галерее захихикал, другие усмехнулись, иные не издали ни звука при виде коленопреклоненного, униженного священника. Несколько женщин выдали свое волнение слезами. Судебные приставы на галерее призвали присутствующих хранить молчание.
