Александр Беляев - волчья жизнь, волчь законы...
– Стало быть, ты теперь молодой дед. Я надеюсь, ты сам не будешь обижать молодых?
– Нiяк нi, панэ пiдполковнык!
– Что ж… поверю на слово. Ступай!
Штырба вышел из кабинета окрылённым. Ещё бы… Новый год он будет встречать дома, с родителями!
Самовалов решил в ближайшее время провести профилактические беседы с солдатами. Он поставил перед собой цель: в каждом подразделении части завести двух-трёх информаторов, которые будут его «глазами и ушами».
– Почему я не сделал этого раньше? – рассуждал он вслух. – Для того чтобы победить дедовщину, нужно поимённо знать раздражителей этой болезни. Мне нужно знать, чем дышит в части каждый солдат. Только так я смогу добиться серьёзных результатов.
…Самовалов только недавно, менее полугода назад, был назначен в эту часть командиром и, в связи с новой должностью, получил очередное воинское звание «подполковник». Прежнего командира части, разжаловав до майора, отравили с понижением в глухой провинциальный городок в соседнюю область...
До того, как Самовалов был назначен сюда, в БАТО случилось убийство…
Старослужащие, издеваясь над молодыми, пытались под музыку заставить двух «шнэксов» танцевать друг с другом, как парень с девушкой. Один из них сломался и изъявил готовность. Второй наотрез отказался. «Деды» были пьяные. А пьяному человеку свойственно терять контроль над собой и становиться агрессивным. Один из «дедов», по прозвищу Лимон, подозвал к себе «оборзевшего шнэкса» и всего два раза ударил его в грудь. У молодого пошла изо рта кровавая пена. К несчастью, молодой солдат умер через полчаса, в приёмной санчасти.
Оказалось, что военком, несмотря на выявленный медкомиссией порок сердца, отправил больного, не подлежащего призыву молодого человека, служить в боевую часть, поскольку нужно было набрать комплект по призыву, а это удавалось с трудом…
Лимона, ударившего больного солдата, а так же двух других «дедов» судили в части показательным военным трибуналом, собрав в клубе весь личный солдатский состав части. Лимону всадили восемь лет тюрьмы, а двум другим, которые не принимали участия в нанесении телесных повреждений, а только угрозами заставляли молодых унижаться, дали по два года дисциплинарного батальона.
Процесс предъявления обвинения военного трибунала, по приказу подполковника Самовалова (он к тому времени уже вступил в должность), отсняли на видеокамеру. И эту видеокассету раз в месяц крутили в светлице, собирая все подразделения.
За эти полгода Самовалов успел неплохо познакомиться и слиться с коллективом и существенно улучшить дисциплину и боеготовность части. Вчерашнее ЧП бросало на него неприятное пятно в глазах командира дивизии. С одной стороны он думал сейчас о том, что он предпримет в отношении нарушителей, с другой – был занят мыслями о том, что предпринять ему дальше, чтобы впредь не допустить подобных ЧП.
Первым делом, он решил – с разрешения командира дивизии – ввести в части на две недели казарменное положение, чтобы в каждом подразделении на ночь оставался кто-то из офицеров или прапорщиков. «Пускай, понюхают солдатских портянок! Совсем распустились, лоботрясы!»
Связавшись с дежурным по части, Самовалов вызвал к себе «на ковёр» начальника штаба БАТО майора Белобородова, командира РМО капитана Иголку и командира 2 ТР капитана Ноздреватых, употребляя крепкие выражения, устроил им жестокий разнос и пообещал, что завтра же, на утреннем разводе части, объявит им, всем троим, строгий выговор с занесением в личное дело.
– Свободны! – сурово бросил он, закончив.
Офицеры молча ретировались.
От лица Самовалова медленно отходила кровь. Налив себе из графина стакан воды, командир поднялся, сделав несколько глотков, подошёл к окну. На улице, перед его окнами, солдаты роты охраны, подгоняемые здоровенным старшиной, старшим прапорщиком Коноваловым, чистили выпавший за ночь, густой, пушистый снег. Снег, покрывший лапы елей, верхушку забора, газоны и клумбы, голубовато и ярко искрился на солнце.
Зазвонил телефон.
– Да, слушаю! – сказал Самовалов, подойдя к столу и подняв трубку.
Звонил начальник продовольственной службы. Майор Мороз просил у командира разрешения на краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам.
– Мне всего на четыре дня.
– А что случилось?
– С родителями неприятности. Отец болен, – отвечал Мороз. – Я сегодня хотел выехать во Львов.
– Что ж… раз такое дело, поезжайте. Родители – это святое.
– Спасибо, товарищ полковник! Большое спасибо! – горячо благодарил майор Мороз. Он называл командира «полковником», во-первых, потому что это слово было короче; а, во-вторых, потому, что это не могло не понравиться Самовалову.
Самовалову не хотелось отказывать майору Морозу. Командир чувствовал себя в зависимости от своего подчинённого – начальника продслужбы. Во-первых, Мороз имел хорошие «подвязки» в штабе дивизии; во-вторых, Мороз мог лично ему оказать серьёзную услугу.
Услышав о болезни отца майора Мороза, Самовалов сейчас в этот миг подумал о своей семье. Семья его осталась в Мукачево, где он четыре месяца назад командовал батальоном.
В Мукачево у него остались жена и дочь. За сына своего Самовалов был спокоен. Сын пошёл по «его стопам», решив связать свою жизнь с военной Авиацией. Он был сейчас курсантом второго курса Черниговского лётного военного училища. За дочь же Самовалов был серьёзно обеспокоен. Этим летом она заканчивает школу (именно поэтому жена с дочерью решили на год остаться там, а потом уже переезжать к нему, в Говерловск), и нужно думать, куда её лучше пристроить. Дочь изъявила желание поступать на финансово-экономический факультет во Львовский державный университет им. I. Франка. Самовалову было бы проще, если б дочь поступала в Тернополь. Там, в Тернопольском университете, у него был знакомый декан. Но дочь, и жена его предпочитали Львов. Их предпочтение был твёрдым и непоколебимым.
Самовалов был не в состоянии пробить их упрямства. По опыту жизни зная, что, поскольку финансово-экономический факультет – один из самых престижных факультетов, и туда всегда большой конкурс, а тем более, во Львовский университет, лучший вуз Западной Украины, то даже в случае успешной сдачи дочерью вступительных экзаменов, предпочтение могут отдать другим абитуриентам, Самовалов ломал голову на тем, где достать деньги для «подарка» экзаменационно-приёмной комиссии. В качестве «подарка», как ему объяснили сведущие люди, необходимо было заплатить сумму, за которую можно было купить почти новый автомобиль «ВАЗ-2106». Внутреннее понимая, что это вовсе не «подарок», а элементарный, грубый подкуп, Самовалов пытался обмануть свою совесть. «Ничего не поделаешь, – оправдывался он перед самим собой. – Сейчас все так живут. Это – жизнь! Я не хочу, чтоб моя дочь стояла на рынке, в жару и мороз, в дождь и снег… Она должна стать перспективным человеком. Руководителем фирмы. Главным бухгалтером».
Да, он мог собрать такую сумму. Он мог выкрутиться: продать свой «Опель». Доложить ещё денег. Но как не хотелось! Как не хотелось расставаться с кровно заработанным. Ведь этот «Опель» достался ему не лёгкой ценой. Чтобы его купить, он рисковал собственной головой, в Кабуле, на афганской войне.
Однажды в пьяном разговоре майор Рунич сообщил, что у майора Мороза во Львовском университете работает отец на одном из факультетов и что его постоянно включают в состав экзаменационно-приёмных комиссий. Самовалов отметил про себя этот важный факт. «Это была зацепка, – подумал он. – Пусть маленькая, но зацепка!»
Поэтому он с лёгкостью отпустил начальника продслужбы в отпуск по семейным.
Ход его мыслей был прерван звонком командира дивизии. Генерал потребовал его немедленно зайти к нему. Самовалов, надев шинель, шапку, закрыл кабинет, на ходу застёгивая блестящие пуговицы с изображением трезубцев, пошёл по коридору…
Генерал, выслушав его объяснения, приказал собрать ему в клубе весь солдатский состав «Базы». Генерал решил лично устроить «разнос».
Майор Мороз, сообщая командиру о болезни своего отца, солгал. В том, что он действительно решил сегодня же уехать на автобусе во Львов, к родителям, было правдой. Но уезжал Мороз по другим причинам.
Вчера он был на свадьбе у Веры – той девушки, которую он устроил работать в секретную часть штаба дивизии. К удивлению Мороза, её женихом оказался командир 2 взвода 2 ТР лейтенант Завражных. «Вот это новость! – приятно удивился Мороз, глядя на красавца-лейтенанта, в тёмно-сером костюме, с белой розочкой в петлице и белоснежной рубахе. – Оказывается, у нас в части появился олень».
Мысль о том, что лейтенант Завражных «рогоносец» необычайно услаждала сознание самолюбивого Мороза.
Всю свадьбу он искоса поглядывал на молодых, не в силах подавить ехидной улыбки. Вера, с самого начала заметив его насмешливый взгляд, очень пожалела о том, что поддалась его настойчивым просьбам и пригласила к себе на свадьбу. Она видела, как Мороз всю свадьбу пялиться то на неё, то на молодого мужа. Здесь, на свадьбе, она возненавидела Мороза.
