Александр Трапезников - Похождения проклятых
Бухарин. К черту вашего поваренка, не о нем речь. Его ли это голова в колбе? Нам нельзя ошибиться. А то еще подсунули черт-те кого!
Свердлов. Это верно. Нам надо представить доказательство Господа, кто знал Николашку лично?
Лацис. А какого дьявола надо везти голову в Америку?
Крестинский. Тем более что момент казни зафиксирован Шнеерсоном. И, насколько я понимаю, он уже в Штатах.
Войков. Да, Яков с нашим японским товарищем Хакамадой отправился вместе с обеими кистями рук через Дальний Восток к Шиффу.
Зиновьев. А то, что это именно он, царь, сомнений у меня нет. Удивляюсь только, что он так рано поседел. Смотрите: волосы и на голове и в бороде все белые.
Эйдук. Я сам уже поседел со всей этой свистопляской. Ночами стал плохо спать.
Радек. Прими желудочные капли.
Эйдук. Не помогает. А отчего у него лоб разворочен?
Дзержинский. Вы какими пулями пользовались?
Войков. Разрывными, калибра 7.65. Ну и… штыками.
Ульянов-Ленин. Не надо подробностей. Мы заслушали архиважный отчет товарища Войкова и теперь должны решить, что делать с головой последнего тирана России.
Свердлов. Да брось ты! Тирана выискал. Ничтожный, слабый человечишка. Да будь на его месте кто другой… да любой из нас, хоть этот подлец Коба… Кстати, почему его нет?
Петерс. В Царицине.
Свердлов. Так вот. Россией можно управлять лишь предельно жесткого, без соплей, с кровью, с массовым избиением и террором. Русский народ заслужил все свои страдания в настоящем, заслуживает их и в будущем. Это ему — суровая месть за все еврейские погромы. Прощения нет и не будет. Мы должны посеять здесь такой хаос и ужас, чтобы сто поколений не оправилось.
Бухарин. И православие вырвать с корнем. К чертям собачьим.
Эйдук. Как бы нас самих с вами не вырвали. Думаете, долго будут терпеть? Евреев-то.
Свердлов. Вот потому во главе правительства и должен стоять Ульянов. Или на худой конец Калинин.
Калинин. Я что. Я не возражаю.
Свердлов. Заткнись. Если во главе встанет Троцкий, то антисемитские настроения моментально усилятся и сметут всех. Время для открытого каганата еще не пришло.
Троцкий. Я прекрасно помню, как 25 октября, лежа на полу в Смольном, Владимир Ильич сказал мне: Товарищ Троцкий, мы вас сделаем наркомвнуделом, вы будете давить буржуазию и дворянство. А я и против этого поста возражал. Я говорил, что, по моему мнению, нельзя давать такого козыря в руки нашим врагам, я считал, что будет гораздо лучше, если в первом революционном Советском правительстве не будет ни одного еврея. Владимир Ильич отвечал: Ерунда. Все это пустяки. Помните, Владимир Ильич?
Ульянов-Ленин. Прекрасно помню.
Троцкий. И мои доводы оказались сильнее. Если бы я стал единоличным замом, зампредсовнаркома, я, может быть, смог бы сделать гораздо больше, чем на посту руководителя нашей иностранной политикой, но все наши враги утверждали бы, что страной правит еврей, поскольку нет ни одного антисемитского воззвания, ни одной статьи, где бы ни упоминалось мое имя. Как персонифицирующее собою всю советскую власть.
Ульянов-Ленин. Согласен. Хотя во мне и в самом течет еврейская кровь.
Каменев. Простым массам об этом знать вовсе не обязательно.
Луначарский. Трудно жить в России, господа, трудно. Никакой ни культуры, ни цивилизации.
Бухарин. Надо скорее закрывать все церкви, монастыри, лавры. В первую очередь — Свято-Данилов, Чудов, Успенский соборы. Мощи безжалостно выбрасывать, а еще лучше — свозить в одно место и обливать серной кислотой или негашеной известью. Войков химик, он знает, как это делается. Да и опыт есть.
Войков. Увольте. Я в Екатеринбурге-то чуть умом не тронулся, когда глядел на все это…
Дзержинский. А надо иметь железные нервы, не распускать нюни. Вот на прошлой неделе мы раскрыли заговор некоего полковника Новоторжского. Не хотел, сволочь, сознаваться. Так что вы думали? Поручили вести допрос Землячке. А у нее мертвые начинают языком болтать. И…
Ульянов-Ленин. Ну хватит, хватит. Мы здесь не за тем собрались. Полночь уже. Давайте решать по существу.
Зиновьев. Предлагаю голову последнего русского императора сохранить в спирте и оставить в музее в назидание будущим поколениям.
Бухарин. Я — за.
Каменев. Категорически против. А вы не подумали о том, что нежелательные элементы станут поклоняться ей как святыне? Что это посеет в простых умах смуту?
Крестинский. Верно.
Радек. Я бы ее отдал этим… которые в мяч играют.
Лацис. Тогда — что же? Сжечь?
Свердлов. Все главные жертвоприношения по иудейской традиции совершаются в виде сожжения. Холокост.
Эйдук. Согласен.
Петерс. Это самый лучший вариант.
Дзержинский. Не возражаю.
Ульянов-Ленин. Будем голосовать. Кто за сакральный холокост последнего императора? Тринадцать — за, двое — против. Решение принято. Предлагаю поручить исполнение этого акта возмездия товарищу Троцкому.
Троцкий. Только все присутствующие должны обязательно расписаться под протоколом.
Радек. Да хоть кровью…
Глава двенадцатая
Утро вечера оказалось не мудренее, а мудрёнее, по крайней мере, самого главного я так и не вспомнил: что велела мне передать Алексею Агафья Максимовна? Но ведь и он сам, как признался нам три дня назад, ничего не помнил из той ночной задушевной беседы у костерка с отзывчивым странником и заступником с торбочкой на спине двадцать лет назад, принятым им за Николая Угодника. А кто еще может бродить по дорогам России, скоро помогая в нужде человеческой? И когда русский человек не нуждался, не горевал, в какие такие сказочные времена? И нет на земле иного народа, кто бы так безмерно любил и славил святителя Николая. В каждом городе есть храм или придел его имени, а то и не один. Да и первая православная церковь на могиле убиенного язычниками Аскольда в Киеве в конце II века — в его честь, а в самой Москве до революции их было тридцать из сорока сороков, в Новгороде же Великом — и вовсе столько, сколько дней в году… А за что сам святитель любит Русь, народ наш, грехами замутненный, молится за него неустанно, помогает?
Об этом у нас и шла речь в жигуленке, который нам одолжил отец Сергий. Путь наш лежал в Черусти, опять на другой конец Подмосковья. Машину теперь вел я, хватит нам дорожных происшествий. Маша подремывала на заднем сиденье, а Алексей расположился рядом со мной.
— За что? — произнес он. — Отвечу словами замечательного вятского писателя Никифорова-Волгина, растерзанного энкавэдэшниками: Дитя она — Русь. Цвет тихий, благоуханный, кроткая дума Господня, любимое Его дитя. Хоть и неразумное. А кто же не возлюбит дитя, кто не умилится цветиком?
— С блюдечком земляники, — подала голос Маша.
Я-то думал, что она спит. Все утро ругала меня, что я ничего не могу вспомнить. Зато не нарушаю правил дорожного движения.
— Но и с ядерными боеголовками, — добавил я. — На всякий-то случай. Земляника и Тополь-М: это впечатляет. Звучит, как музыка.
— А в этом нет ничего странного, — заспорил Алексей. — Сама Россия никогда не угрожала Западу, напротив, именно она была всегда для него как кость поперек горла. Да тот же Аскольд. Он хоть и напал на православный Константинополь по наущению хазар, но риза Божией Матери из Влахернской церкви, погруженная в море, явила чудесную помощь защитникам города — шторм разметал корабли руссов. Пораженные этим небесным знамением, Аскольд и Дир прислали в Константинополь посольство с просьбой о крещении их с войском. Где еще видно подобное в мировой истории, даже с военной точки зрения? Военачальники, князья, у которых было еще достаточно сил, вместо злобы и мести обретают разум идти на поклон и смиренно просят просвещения в чуждой им доселе веры Христовой? А поражение становится победой Руси — в духоносном смысле! Аскольд, кстати, принял в крещении имя Николай. Первое, Аскольдово, Крещение Руси спасло ее от распада, заложило главную основу создания будущего великого государства. И даже его мученическая смерть стала первым же цареубийством на Руси, причем не от внешних врагов, а от собственного народа, что тоже страшно промыслительно и связано через века с гибелью последнего русского царя Николая II. Так что земляника земляникой, а врагов у России всегда хватало. И если бы язычник Святослав не нанес своими боеголовками сокрушительный удар по Хазарскому каганату, главному врагу православия, то изучали бы мы сейчас Талмуд, а не Священное Писание.
