Анна Бялко - Надкушенное яблоко Гесперид
На следующее утро настроение у него было ничуть не лучше, но ко вчерашним невнятным раздумьям добавилось еще какое-то смутное беспокойство. Оно ныло и сосало под ложечкой, и каким-то боком было связано с Ириной, вернее, с ее вчерашними словами, но вот с какими именно – он вспомнить не мог. Он крутил их вчерашний короткий разговор в памяти так и эдак, но все не мог зацепиться за нужную мысль. Что ж это было-то, что, такое... неприятное. Оно ему еще тогда не понравилось, но это было и все, что приходило в голову. И еще почему-то казалось, что это надо вспомнить как можно скорее.
Он промаялся все утро, пока в середине дня коммерческий директор не сказал ему вдруг: «Виктор, ты послезавтра утро ничем не занимай, там клиент хороший должен подъехать, специально просил, чтобы ты им занялся».
И тут его осенило. Послезавтра! Вот что такое неприятное сказала Ирина. Что послезавтра она идет в какую-то клинику, и там все будет кончено. И не просто какое-то все, а, на секундочку, его ребенок. Да, пусть он сутки назад вообще ничего об этом не знал, и даже в страшном сне подумать не мог, но теперь... Теперь он не хочет, чтобы послезавтра это вот так взяло – и все кончилось.
Тут до него дошло, что дело-то было вчера, а значит, закончиться все должно уже завтра! Это было еще ужаснее. Он схватился за телефон.
«Абонент временно недоступен», – сообщил ему металлический голос. И повторял эту навязшую в зубах фразу весь день, до позднего вечера, каждые полчаса, когда он упорно набирал и набирал иринин номер.
На следующее утро история повторилась. Он не знал, когда именно она собиралась в этот день в свою чертову клинику, и к середине дня начал приходить в тихое отчаяние, когда вдруг после очередного набора телефон вдруг разразился, наконец, гудками, а на пятом гудке он услышал ее усталое: «Алло».
– Ир, это я, – заговорил он быстро, боясь, что вдруг что-нибудь случится, она отключится и он так и не успеет ей сказать... – Я тут думал. Я тебя прошу – не надо ничего делать. Подожди. Давай еще встретимся...
– Нет. – Ее голос звучал тихо и устало, словно из-под воды. – Нам не о чем больше разговаривать, Вить. И вообще зря я тебе все сказала. Считай, что ничего этого не было. Не о чем говорить, не о чем думать. И не звони мне, пожалуйста, больше. Это вообще была ошибка, большая ошибка.
В трубке отвратительно запищали короткие гудки. Виктор с каким-то тупым отчаянием понял, что опоздал.
Надо сказать, что после этого разговора, несмотря на общее чувство досады, ему все-таки стало полегче. По крайней мере, ситуация прояснилась, и, тем самым, исчезла постоянная потребность думать обо всем этом. Ирка, конечно, сделала пакость, все-таки так нельзя, он тоже имел право... Но что сделано – то сделано, можно жить дальше. А встречаться с ней, судя по всему, ему так и так больше не придется.
Но где-то через месяц, уже в конце октября, его знакомый, подсдавший ему ту самую квартирку на Красной Пресне, попросил вернуть ключи. И Виктор спохватился, что второй комплект остался-таки у Ирины. Можно было бы, конечно, наплевать, пойти в мастерскую и сделать копию со своего, но что-то как будто дернуло его – и он позвонил.
Она ответила на звонок, и, хотя голос ее звучал сухо и неприветливо, сказала, что как раз завтра будет с утра по делам в районе Пресни, и тогда зайдет и оставит ключи на столе.
На следующий день Виктор ушел с работы немного раньше и поехал на Пресню. Открыв дверь квартирки он прямо с порога услышал доносившиеся изнутри какие-то странные звуки – то ли плач, то ли хрипение. Озадаченный, он тихонько заглянул в комнату – никого. На кухне тоже было пусто, но дверь в ванную была открыта, там горел свет и как раз оттуда исходил загадочный звук. Виктор заглянул – и оторопел.
Ирина, вся скорчившись, боком сидела на краю ванной, лицом наклонившись внутрь. Ему были видны только ноги в сапожках, серая юбка, часть спины с плечом и рука с побелевшими косточками, вцепившаяся в край ванной. Она не заметила его появления, потому что как раз в эту секунду вся затряслась, захрипела, издавая тот самый всхипывающий звук, наклонилась в ванную еще глубже... Испуганный Виктор не сразу понял, что ее жестоко рвало.
Догадавшись, он метнулся на кухню, суетясь, налил воды из-под крана в чашку с отбитым краешком и вернулся в ванную. Ирина, бледная, с растрепанными влажными волосами, просто сидела теперь на краю ванной и вытирала рукой лицо. Он протянул ей чашку.
Она, ничего не говоря, не удивляясь его появлению, взяла чашку и поднесла ко рту. Губы у нее были белые. Рука тряслась и зубы слегка стучали о край чашки. Все это было настолько жутко, настолько непохоже на ту Ирину, к которой он худо-бедно привык за все время... Почему она здесь, да еще в таком виде? Что с ней случилось? Все это было крайне непонятно, но почему-то, несмотря на всю непривлекательность картины, вызывало скорее жалость, чем отвращение. Она сделала еще глоток и протянула чашку обратно. Забирая, Виктор случайно коснулся ее руки. Она была ледяная.
Отдав чашку, Ирина так и продолжала продолжала сидеть совершенно безучастно, уронив руки на колени, с опущенной головой. Виктор присел на корточки, заглянул ей в лицо.
– Ир? Что с тобой? Тебе как-то помочь?
Она подняла на него глаза, одновременно пытаясь улыбнуться и мотнуть головой. И то и другое вышло у нее слабо.
– Да нет. Спасибо. Все в порядке, – прошелестела она.
– Ничего себе в порядке! Давно ты так?
– Не очень. Я занесла ключи, а тут такая пыль... Запах странный... Да нет, ничего, я уже... Сейчас еще чуть-чуть посижу и пойду... Извини...
Он не много понял из этого объяснения. При чем тут запах? Пыль? Ясно было только, что никуда идти в таком состоянии она не может.
– Куда ты пойдешь такая? Ты и встать-то не сможешь. Сейчас, пойдем, хоть приляжешь, а потом я тебя отвезу.
Он взял ее за руку, пытаясь приподнять, и она было подалась, но вдруг с неожиданной силой резко дернулась, вырвала руку, повернулась к ванной лицом. Приступ начался снова.
В какой-то момент, пытаясь как-то ей помочь, придержать за плечи, он кинул взгляд в ванную и увидел, что, несмотря на все конвульсии, ее практически не рвет, то есть рвет, но как бы всухую, ничем. Из нее ничего не выходило, кроме крошечного количества зеленовато-желтой жидкости с отвратительно горьким запахом. Почему-то это напугало его еще больше.
Когда приступ закончился, он снова присел рядом с ней на корточки, взял ее ледяные руки в свои, пытаясь хоть как-то согреть, осторожно спросил:
– Может, вызвать скорую? Или я тебя в больницу отвезу?
Она опять качнула головой.
– Нет. Все нормально.
Наверное, по его глазам она все-таки поняла, что он в этом не убежден, потому что сочла нужным пояснить:
– Совершенно нормально. У меня каждый день примерно так. Я просто поесть вовремя не успела. Сейчас уже пройдет.
– Да что, что пройдет? – не выдержал он. – Что с тобой вообще такое ужасное?
Она подняла на него ставшие почему-то совершенно ясные глаза и сказала:
– Ну это токсикоз, Вить. Нормальное явление. Мне, кажется, лучше стало, пойдем отсюда быстро, пока я снова пыли не надышалась.
И начала подыматься, опираясь на его плечо.
Он помог ей надеть пальто, вывел из дому. По пути уговаривал, чтобы она дала ему отвезти себя, куда ей нужно, но тут Ирина уперлась, как баран. Она приехала на своей машине, и была абсолютно уверена, что сможет на ней и уехать. На улице она и вправду приободрилась, повеселела. Виктор довел ее до машины, помог сесть и долго с сомнением смотрел, как она разворачивается и уезжает сквозь арку двора. И только уже подойдя к своей машине, он сообразил, как называется эта ее болезнь. Токсикоз. Слышал он где-то что-то такое. Точно. Он бывает у баб – при беременности.
Так, значит, Ирка беременна! Значит, она не пошла тогда в клинику, не уморила его ребеночка! Виктора внезапно охватила дикая, неожиданная радость. Здорово! Все-таки она молодец. И вон как мучается, бедолага, и все равно. Перед глазами у него встало ее лицо – бледно-зеленоватое, с синяками под глазами. Она говорила – такое с ней каждый день... И стала такая худая, почти прозрачная. Интересно, а у врача она бывает? Неужели с этим нельзя ничего поделать?
Он едва вытерпел час, которого, по его представлениям, ей должно было хватить, чтобы доехать до дому. Ему не хотелось, чтобы она разговаривала за рулем. Болван он, что вообще ее отпустил. Но, наконец, нужное время прошло, и он набрал ее номер.
– Ир! Это я. Слушай, какая ты... Я страшно рад. Но почему ты сразу-то не сказала?
– Что не сказала? Ты вообще о чем? – Она явно была недовольна его звонком.
– Ну, про ребенка. Ир! Это... Я не знаю даже, что сказать, но я очень, очень рад. Я просто не понимал раньше...
– Про какого ребенка?
– Ну, про твоего... Нашего... Ир, я...
Она заговорила, перебив его, и голос ее из недовольного стал откровенно злым.
– Послушай. Ты все не так понял. Ничего такого нет, и пожалуйста, больше мне не звони.
