Владислав Дорофеев - Выкидыш
То несмотря на то, что Троцкий, конечно, выродок, чудовище, выкидыш, поскольку, он уже, конечно, не еврей, но поневоле он – носитель еврейского местечкового сознания начала двадцатого столетия.
Главная идея Троцкого (в книгах «Уроки Октября» и «История русской революции») – в том, что, мол, взяв власть, и учинив массовое и беспощадное уничтожение инакомыслящих, большевики всего лишь удовлетворили потребность русского народа.
Вот самый что ни на есть дьявольский прием – делать фигуру умолчания насчет дьявольской, греховной, агрессивной и злой природы этой потребности, замалчивая причину, обсуждать следствие.
По такой схеме действует дьявол и в отношениях между людьми, поощряя предмет греховных желаний, страстей и злых, мрачных потребностей, ускользая от, собственно, обсуждения желаний, страстей, потребностей и пр.
Не скрывая схемы опутывания, соблазнения, оболванивания и совращения людей, дьявол так себя и обнаруживает. Так проявляется прямолинейная, грубая и не очень умная дьявольская природа, дьявольски заданная.
Троцкий обосновал и концептуализировал систему концлагерей, конвейерную систему умерщвления людей! Троцкий – душегуб и садист. Что следует из его высказываний, которые были не просто идеями, но политическими и практическими рекомендациями в масштабах страны («О мобилизации индустриального пролетариата, трудовой повинности, милитаризации хозяйства и применении воинских частей для хозяйственных нужд». Тезисы ЦК РКП – 3,10,11,12,13,21):«Основным рычагом для поднятия хозяйства страны является, следовательно, живая рабочая сила, ее организация, ее распределение и целесообразное использование… Обеспечение обрабатывающей промышленности, транспорта и всего вообще хозяйства необходимой рабочей силой в указанных условиях может быть достигнуто лишь при проведении трудовой повинности. Социалистическое строительство принципиально отвергает либерально-капиталистический принцип „свободы труда“, который в буржуазном обществе означает для одних свободу эксплуатировать, для других – свободу быть эксплуатируемыми. Поскольку основной задачей общественной организации является преодоление враждебных человеку внешних физических условий, социализм требует обязательного участия всех членов общества в производстве материальных ценностей и ставит своей задачей наиболее разумную, то есть наиболее экономную и наиболее привлекательную для всех, форму обобществленного труда. Принцип всеобщей трудовой повинности, незыблемо установленный основными законами РСФСР, должен ныне найти широкое и всесторонне применение на деле. Законченное проведение начал всеобщей трудовой повинности в рамках общехозяйственного плана сможет быть осуществлено путем усовершенствования всего административного и хозяйственного аппарата страны и введения во всеобщий обиход трудовой книжки, которая давала бы точное определение места, занимаемого каждым гражданином и каждой гражданкой Советской республики в хозяйственной системе и в системе обороны страны. Переход к широкому применению трудовой повинности должен быть сделан немедленно, в формах хотя бы и далеких еще от точности, но способных обеспечить общественное хозяйство необходимой рабочей силой… В переходной стадии развития в обществе, отягощенном наследием самого тяжкого прошлого, переход к планомерно организованному общественному труду немыслим без мер принуждения как в отношении к паразитическим элементам, так и в отношении к отсталым элементам крестьянства и самого рабочего класса. Орудием государственного принуждения является его военная сила. Следовательно, элемент милитаризации труда в тех или иных пределах, в той или другой форме неизбежно присущ переходному хозяйству, основанному на всеобщей трудовой повинности».
Троцкий – нетленное ничтожество. Троцкий всего лишь действовал в рамках ветхозаветной морали и Моисеевой традиции – уничтожая одну часть народа, во имя сохранения другой, по тому же принципу – цель оправдывает средства.
Понадобился век (двадцатый век) кошмара и ужаса, чтобы вправить мозги человечеству, чтобы понять вновь забытую было истину, что истины нигде более нет, только во Христе, только в Церкви.
Конец двадцатого века – это накопленная усталость, обиды, разочарования, беды.
Двадцать первый век даст новые силы, позволит принять ряд новых решений, позволяющих разрешить очень многие нерешенные в двадцатом веке задачи и трагические проблемы. Хочется надеяться.
Теперь Россия вновь займется собой. Сейчас Россия нуждается в новой самоидентификации. Сейчас Россия в поиске собственной истины. Русским нужно научиться жить на земле, а не только в небе.
В частности, русским надо обрести себя и свое место на планете людей, в религии, культуре, экономике, политике, социуме. От многих штампов, тиражированных о России в двадцатом столетии, надо отказаться, изъять их, заменить на новые, понятные в мире и в России.
Пример. Американцы обрели себя в деньгах и технологии. Немцы в дисциплине и философии. Французы в разврате и изощренности. Итальянцы в религии и образности. Испанцы в чувственности и трагедии. Англичане в единстве и системности. Японцы в традиционности и терпении. Китайцы в снобизме и последовательности.
Веретено времени вращается, наматывается времени нить, и уже я ничего не значу в своих собственных глазах, все оценки пересиливает время и его нескончаемый масштаб.
Пример. Я стоял у иконы «Ветхозаветная Троица» Рублева в Третьяковском музее. И плакал. Мне позволено прикоснуться к вечности. И благодарил. Это часть неба. Это великое откровение. Эти вневременные, совершенно живые лица, будто вылепленные из неземной материи. Господь водил рукой, Господь дышал за Рублева в этот момент. Мир замер в это момент.
15 век – вот середина России от ее начала. И это – Рублев и «Ветхозаветная Троица» – это оправдание России, это – билет на право быть.
19 век – это великая русская литература, это – Пушкин, Гоголь, Достоевский; это великие святые люди – Серафим Саровский, Авраамий Оптинский, Игнатий Брянчанинов, происходит деятельное расширение страны – православизация мира; 20 век – это Иоанн Кронштадский, это – Толстой, Чехов, это – великая русская литература и великая русская живопись, это – космос, это сотни и сотни православных новомучеников, святых, которые молятся за наш мир – такого их числа не знала даже ранняя христианская церковь в первые три века языческих гонений.
А что такое 21 век? Что Россия даст миру в 21 веке? Что делают на земле все эти люди, которые проходят мимо меня и рублевской ветхозаветной Троицы? Каково их предназначение?
Я стоял со слезами на глазах, смотрел на рублевскую «Троицу», и думал о людях. Кто они? Зачем они? Чего они хотят?
Русским предстоит заново себя обрести в просветлении и в стяжании Духа Святого.
Хотя сейчас в России все зыбко, непрочно, недолговечно; люди, дома, земля, река, воздух, и, кажется, что уже само небо в России пропитано насилием и презрением к разуму, миру, духовности и соразмерности. А русская жизнь лишена гармоничности и покоя.
Россия несется под откос. Вот что я слышу с небес. И, кажется, никто не может ее остановить. Кажется, уже сделан последний шаг, перейдена последняя грань. Катастрофа неотвратима. И довольно близка. Кто перешел эту грань, кто нарушил критическое число покоя, чей был этот последний шаг?
Остановить катастрофу может лишь чудо – Бог и наши молитвы, которые будут услышаны, и русским воздастся по вере.
Мученики и святые еще удерживают Россию от разрушения.
Как долго?
Все в руках Божьих.
Русские еще живут иллюзиями. Но иллюзии превратят в иллюзию и их носителей, если не перестать смотреть назад.
Ибо Россия – это не цель. Россия – это средство. Цель – православие. Эта цель всегда впереди. Нет цели – нет и России. А цель – это всегда боль. Нет боли – нет цели.
Беда большей части русских паломников и прихожан в обратном действии – они приходят в храм с одним проклятым вопросом – как избавиться от боли. Они так до конца и не смиряются с мыслью, что покой – это результат, что – это одна из многочисленных процедур по дороге на небеса, а не цель, и боль – это такое же рядовое состояние, как и потребность человеческой плоти в воздухе.
Умершие, казалось бы, давным-давно странники – вновь живы, они бродят по просторам России, они идут паломниками к Сергию Радонежскому и другим святым отцам русской православной церкви, излить им свою настырную боль, которой нет конца. И не будет. Поскольку они не мыслят себе жизни с болью, потому что всегда находятся в состоянии поиска ответа на вопрос, как жить так, чтобы не было боли.
Люди бегут от боли в Церковь, и это неверно. Церковь – это не лазарет. Христианская Церковь – это новое страдание, часто безутешное, потому как это новая правда о себе и мире.
