Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)
Ей, видимо, приятно было выговориться.
— Когда мой муж был в правлении, ничего такого не случалось. Вы здесь кого-нибудь знаете? Я — нет. Все новые лица.
Взгляд ее задержался на его седых волосах.
Старик успокоился было, что они заодно, раз она тоже никого не знает. Но решил не откровенничать.
— Я на пенсии, — сказал он. Женщина еще дальше откинулась на спинку сиденья, оглядела пустой автобус, а потом опять посмотрела на старика так, будто захватила его в плен. Ее полные губы точно отдыхали — губы толстухи после сытного обеда в предвкушении ужина.
— Я, наверно, видела вас на заводе у Джона, — сказала она. — В те времена там было по-семейному. Или вы работали в конторе?
Надо из этого выпутываться, думал старик и подвинулся на сиденье вперед, снова готовясь встать. Надо узнать, как называется это место и где проходит какой-нибудь поезд или автобус, надо ехать домой. Место, похоже, не имело названия.
Но ни разу со смерти жены он не находился так близко от женского лица. Лицо было обыкновенное, широкое, детское, с влажной кожей, с большими голубыми глазами под жидкими светлыми бровками; и она разглядывала его, как маленькая девочка, беспричинно, просто уверенная в том, что они заодно и не такие они дураки, чтобы в их-то возрасте вылезать из автобуса. Не столько близость ее лица не давала ему пошевелиться, сколько ее голос.
Голос был мягкий, высокий, словно улетал куда-то вверх, как у ребенка, слишком молодой для нее голос, такой безыскусный, что казался фальшивым. Он рождался из глубоких вздохов, из ее мягкой полной груди, но способен был, наверно, перейти в злобный крик, он наводил на мысль, что по какому-то неисповедимому праву она будет высказывать все, что взбредет ей в голову. От звука этого голоса у старика возникло вежливое, до крайности интимное желание выбить из нее эту дурь.
— Мне отсюда слышно, как пахнет ваша роза, — сказала она. — Сейчас мало кто помнит фирму, какой она была при Джоне. Это было дело его жизни.
Он снисходительно улыбнулся. Своего секрета он не выдал.
На минуту она примолкла, а потом детский голос вдруг взлетел выше. Она уже обращалась не просто к нему. Она обращалась к собранию.
— Когда Хэмптон ему льстил, а он его не одергивал, я ему говорила, что через год его оттуда выживут. Я говорила Джону: "Он тебе завидует. С первого дня завидует".
Она умолкла. Потом ее подбородок и губы выпятились, а глаза, до тех пор затуманенные, грозно округлились, и голос стал низким, рокочущим, вещим.
— "Он тебя хочет убить" — вот что я тогда сказала. Вы-то, наверно, это заметили, — обратилась она к старику. — И убил. Мы поехали в кругосветное путешествие. Америка, Япония, Индия, — голос ее певуче перебирал страны одну за другой. — Там он и умер. И если этот человек вообразил, что может искупить такое, стоит только пригласить в гости служащих да еще меня туда зазвать, он очень ошибается.
О господи, подумал старик, да она сумасшедшая, так же бредила сестра Кейт, когда у нее муж умер. Я сижу за спиной у сумасшедшей.
— Доусон, — сказала она, рывком вставая с места, и старик тоже поднялся. — Вот, — произнесла она величественно, устремив взор в окно. — Вот я и вспомнила вашу фамилию. У вас еще тогда произошел скандал, этот ужасный скандал… Да, да, — теперь уже тоном заговорщицы: — вы позвоните Хэмптону. Вас он боится. Вас он послушается. Вот телефон, у меня записан. Скажите ему, что двадцать семь его служащих безнадежно застряли на брайтонском шоссе.
Старик вздохнул. Он уже не мечтал улизнуть. Когда женщина тобой командует, что можно сделать? А она сейчас выглядит интересно, пророчица, да и только! В таких случаях остается одно — покрасоваться, чтобы тебя запомнили. А что нужно, чтобы женщина надолго тебя запомнила? Сказать "нет".
— Нет, и не подумаю, — ответил он, как отрезал. — Мы с мистером Хэмптоном не разговариваем.
— Почему? — спросила женщина, теперь уже явно сгорая от любопытства.
— Мы с мистером Хэмптоном… — начал он и остановил на ней долгий проницательный взгляд. — Я о нем в жизни не слышал. Кто он такой? Я в вашей фирме не служу. Я о ней и не слышал. — После чего, подобно фокуснику, взмахивающему платком, изобразил на лице ту самую улыбку, за которую в прежние дни нередко получал нужную подпись на контракте.
— Просто захотелось в автобусе прокатиться. Кто-то сказал: "Брайтон". А я ему: "Денек у моря. Это мне подходит".
Лицо женщины побагровело от удивления и ярости. Вся ярость ее законопослушной натуры, только что изливавшаяся на Хэмптона, переключилась на старика. Она отказывалась ему верить.
— И никто не проверял? — спросила она дрогнувшим голосом. Она уже гневалась, как заправский блюститель порядка.
Старик только покачал головой. "Никто не проверял" прозвучало для него райской музыкой. Будь у него крылья, он взмыл бы в воздух и сделал над ней три круга, приговаривая: "Никто! Никто!"
Она мерила его взглядом с головы до ног. Он держался с достоинством дородного мужчины, но для нее убедительнее оказались его отлично скроенный костюм, аккуратно подстриженные волосы и изысканная роза; на вид — старый повеса, лошадник, скорее всего, жулик; во всяком случае — загулявший авантюрист, но притом безобидный. Она посмотрела на его штиблеты, и он ногой легонько поддал рюмку. Рюмка покатилась в проход, он чуть заметно улыбнулся.
— Ну вы и бедовый, — сказала она, не сдержав улыбки.
— Надоело дома сидеть, — отозвался он и, мысленно оценивая не столько ее нрав, сколько фигуру, сообщил: — Я, с тех пор как овдовел, живу с семьей сына.
Он отбросил притворство, потому что видел: еще немного — и она капитулирует.
— Старым с молодыми не ужиться. Брайтон мне бы подошел. Я и подумал — съезжу, может быть, присмотрю там домик.
Она все не спускала с него глаз.
— Гляди, какой шустрый, — сказала она и, заметив рюмку, наклонилась поднять ее. А распрямившись, оперлась на спинку сиденья и рассмеялась.
— "Прокатиться захотелось". Это надо же! — Она смеялась громко, неудержимо. — Поделом Хэмптону.
— Сядьте, — сказала она. Он сел. Села и она, на свободное место через проход. Его удивило, даже смутило, что кто-то сумел оценить его исключительное положение, и вся ситуация показалась ему сперва смешной, потом поэтичной, потом единственно возможной.
— Я хотел сойти у "Овала", да нечаянно уснул, — сказал он, смеясь.
— Хотели посмотреть крикет?
— Нет. Вернуться домой… то есть к сыну.
Теперь ситуация казалась ему прелестной. Женщина смеялась, крутя в пальцах рюмку, а он чувствовал себя героем.
— Много лет назад я уже один раз проделал что-то в этом роде, — сказал он, набивая себе цену. — Еще когда жена была жива. Уехал из Лондона вечерним поездом, уснул, а проснулся в Бате. Честное слово. Переночевал в отеле "Ройял". Утром повидал одного клиента. Он, как увидел меня, до того удивился, что подписал мне заказ на триста фунтов стерлингов. Жена мне не поверила.
— Оно и понятно, — сказала женщина.
Водитель вышел из конторы, подошел к гаражу и, сунув голову в окно автобуса, возвестил:
— Высылают другой автобус. Прибудет сюда в четыре часа.
Старик обернулся и крикнул водителю: — Я, между прочим, здесь выхожу.
— А вы разве дальше не поедете? — спросила женщина. — Вы ведь сказали, что хотели прокатиться к морю.
Ей хочется, чтобы он остался!
— Честно говоря, — сказал старик, — эти молодые люди — мы перед тем с ними выпили — они это не со зла — втолкнули меня в автобус, когда я вас подсаживал. Я был с ними в пивной. Пришел туда вконец перепуганный. Я сделал страшную глупость. Даже сказать стыдно.
— Какую? — спросила она.
— Да понимаете, — старик густо покраснел и от смущения заговорил хвастливо, — я вошел в телефонную будку, помните, где стоял автобус, позвонить моему дантисту, Френчи. Я иногда ему звоню, а в этот раз попал не туда. И знаете почему? Я набрал номер моего прежнего дома, того, когда Кейт… когда моя жена была жива. Подошла какая-то девочка, а может быть, мальчик, не знаю. Мне даже нехорошо стало. Я уж подумал, что сошел с ума.
— Там теперь, наверно, другой телефон.
— На секунду я, честное слово, подумал, что это моя жена.
Они беседовали, а на шоссе гудками и всхлипами захлебывался транспорт. Контейнеры, легковые машины, полицейские, аварийные, машины с лодками на крышах — все всхлипывали наперебой, устремляясь неведомо куда.
— А когда умерла ваша жена? — спросила женщина. — Совсем недавно?
— Два года тому назад.
— Это от горя. С горя такое бывает, — сказала женщина очень серьезно и, отвернувшись от него, стала смотреть на небо и на унылую местность за окном.
Ее голос, то глупый, детский, то поднимающийся до высоких нот, как у благородной и воинствующей вдовы, — вся эта болтовня о том, как компаньоны убивают друг друга, — этот голос вдруг прозвучал совсем просто — так бывало с Кейт после очередной истерики.
