Богомил Райнов - Только для мужчин
– Что вы имеете против нее?
– Против нее – ничего, но предупредить тебя – мой долг.
– Ах, даже долг? Тогда говори все до конца.
– Мы не информационное агентство. Но по старой дружбе хочу предостеречь тебя: эта женщина – далеко не ангел. Неразборчива в смысле мужиков, был привод по поводу продажи краденых вещей, устроили ее на работу – бросила… Она лгала нам, вероятно, лжет и тебе.
Такие-то дела, говорю я себе, возвращаясь домой. Этого следовало ожидать. Разве стала бы она забиваться в чулан, если б у нее не было на то причин. Она готова прозябать в любой дыре (впрочем, как и ты), ей все равно, где жить (впрочем, как и тебе), лишь бы спастись. От чего? Ей – от тюрьмы. А тебе? Вы оба дошли до ручки, хоть и по разным причинам.
Разница в том, что ты ни от кого не ждешь помощи. А она повисла у тебя на шее – и спасай ее. Именно ты спасай, не Илиев, поскольку Илиеву ничего не следует знать. Уж перед ним-то она корчит из себя ангела. То, что вела безрассудную жизнь, – ее личное дело. Но с какой стати она втравливает в свои авантюры меня? Тошно становится от всех ее историй. У каждого в жизни случались истории, но эта особа – просто ходячая энциклопедия историй, одна злополучнее другой.
С ее появлением у меня начались неприятности. Как говорится, женщина одна, а бед хоть отбавляй. Удары, предназначенные ей, сыплются на мою голову. Ее жилищная проблема превратилась в мою. Она находит отца, а я должен его приручать. Ее затравили молодые изверги, а мне выпала честь померяться с ними силой. Словом, идет плохая карта, а я отдуваюсь, потому что карта, предназначавшаяся ей, безошибочно достается мне.
Неприятности. Не драмы, конечно, не удары судьбы, просто досадные огорчения вроде такого, например: идешь по полю, а в твои ботинки то и дело попадают камушки и трут, и трут ноги. Обычные житейские невзгоды, с которыми сталкивается каждый вступающий в жизнь… Вступающий? Только этого мне не хватает – из-за какой-то Лизы начинать жизнь сначала! Нет, по мне, уж лучше Беба – к ней идешь, как в прославленный ресторан, заранее зная, что там тебя ждет не райское блаженство, конечно, но уж бифштекс ты получишь вполне добротный. А главное, ничем не рискуешь, никаких тебе историй – во всяком случае, никаких историй, кроме тех, которые тебе давно известны.
Время уже обеденное, а мгла на улицах все еще не рассеялась. Синеватая осенняя мгла, в которой все вокруг кажется каким-то размытым, неопределенным. Ладно, пусть будет так, лишь бы не раздирали горло едкие промышленные дымы. А видеть вещи не такими, каковы они на самом деле, не так уж и плохо. Хуже, когда мгла рассеивается и вдруг становится ясно, что все обстоит совсем не так, как тебе представлялось.
Ага, тебя раздражает порядок, думаю я, входя в телефонную будку. Но ведь порядок иногда действует успокаивающе… Набираю номер Бебы, жду, и вскоре в полном соответствии с требованиями порядка она отвечает: обед – как раз то самое время, когда Беба выходит на связь с внешним миром.
– Очень мило, что вспомнил меня наконец, – холодно говорит она.
Женская холодность – ну что за прелесть!
– Какие у тебя планы на вечер?
– После восьми свободна. Зайди за мной к Венетке.
У Бебы, как всегда, свой нерушимый порядок: постельным делам должен предшествовать ресторан. Поскольку в этот вечер она на машине, выбор падает на «Парк-отель». И поскольку у нас сегодня сплошное везенье, нам предлагают столик в зимнем саду. Но повезло не только нам, в зимнем саду устроились и другие счастливчики. И среди них – Владо с Лизой. Вот еще одно достоинство этой женщины – меня она тащит туда, где возможна драка, а инженеру своему предлагает светские развлечения. У каждого своя роль.
Лиза сразу нас заметила, но из чувства приличия старается это скрыть. Однако любопытство все же берет верх над чувством приличия, и она время от времени украдкой поглядывает в нашу сторону – конечно же, ее внимание привлекает прежде всего Беба. Будь я па месте Илиева, я бы не преминул сделать ей замечание, но он ничего не видит, он сейчас, верно, на седьмом небе оттого, что помирился с Лизой и может провести с ней вечер в великолепной обстановке.
– А почему кое-кто пялит на нас глаза? – спрашивает вдруг Беба. – Можно подумать, это одна из твоих бывших.
Ничто не ускользнет от ее взгляда.
– Думаешь, у меня был целый гарем? – уклончиво отвечаю я и тут же вспоминаю свой сон.
В спальне, похожей на больничную палату, дюжина кроватей, на кроватях – какие-то нахальные женщины, которых я почти и не помню, и среди них Лиза, у которой вообще нет ни малейшего основания быть среди них… Жалкое зрелище. Поневоле задумаешься о вчерашних мальчишках, меняющих женщин одну за другой: ведь если такому привидится сон вроде моего, ему целой ночи не хватит на обход своего гарема.
– Ты слишком ленив, Тони, чтобы иметь целый гарем, – слышу я голос Бебы. – И слишком избалован. Ты любишь, когда тебя похищают. Сперва тебя похитила Бистра, потом – я, должно быть, и та, домашняя, тоже тебя похитила…
– Тогда я не стал бы искать тебя, глупая ты женщина.
– Кто знает? – скептическим тоном отвечает Беба. И после короткой паузы добавляет: – Только смотри, не награди меня чем-нибудь.
Я возвращаюсь домой лишь следующим вечером. Вполне можно было бы вернуться в обед, но я нарочно тяну время у Бебы, пока не приходит пора идти в редакцию. Меня не тянет в комнату, где заглядывает в окно ореховое дерево. И дело, конечно, не в комнате, а в предстоящем разговоре. Потому что я знаю – без разговора не обойтись.
Услышав, что я вернулся, Лиза вышла из чулана и остановилась у двери, словно наказанная. Ее темная фигура – черный пуловер, черная юбка и черные разлохмаченные волосы, в которых светятся зеленые серьги, – четко обрисовывается на фоне светлой стены. Темная фигура и белое лицо с отсутствующим выражением.
– Я вас жду со вчерашнего вечера.
– Зачем?
– Не знаю. И все-таки жду. – Это звучит не как упрек, только как информация. Потом Лиза замечает безо всякой связи: – Девушка у вас красивая. Я имею в виду лицо. А в остальном она немного нестандартна… как и я.
«Уж прямо – как и ты!» – хочется мне возразить. Вместо этого я бормочу:
– Не будем об этом.
– Ладно. Раз вам неприятно…
– И не торчите у двери, садитесь. Если хотите что-то рассказать – рассказывайте. Если нет – выкурим по сигарете и спать.
– Это зависит только от вас, Тони, – спокойно, Даже равнодушно произносит Лиза, делая два шага к своему обычному месту. – Я готова рассказать вам все, что представляло бы для вас интерес.
– Почему же вы раньше лгали?
– Не лгала. Кое-что умолчала – это верно. Но я ведь не была обязана исповедоваться, правда? Вы не поп, и выкладывать всю подноготную…
– Одно умолчали, другое приукрасили, третье присочинили.
– Я это делала без злого умысла. А вы всегда говорите только правду?
Напряженность первых минут прошла.
Лиза расслабляется, закидывает ногу на ногу я уже глядит на меня так, будто не она должна рассказывать, а я.
– Я никого не впутываю в свои истории, – холодно уточняю я. – А вы меня впутываете. И раз уж не можете иначе, мне следовало хотя бы знать что к чему, верно?
– Вы правы, – безучастно кивает она.
Эта ее манера начинает действовать на нервы.
– Только мне бы не хотелось быть правым, как ваш Миланов, понимаете? – бросаю я с ноткой раздражения в голосе.
– Не понимаю.
– Я хочу сказать, я не желаю, чтобы вслух вы говорили, что я прав, а в душе ругали меня за эту мою правоту.
– Теперь поняла
– В таком случае поймите и другое: меня совершенно не интересуют ваши любовные похождения, как вы себе вообразили. Больше того, я бы даже сказал, что меня ничто не интересует, если бы не боялся вас обидеть, у меня нет никакого желания портить вам настроение, я не Илиев, и вам нет нужды рисоваться передо мной. Но нельзя без конца меня дурачить и в то же время рассчитывать на мою помощь. Оказывать помощь можно лишь тогда, когда располагаешь хотя бы минимумом информации. И это единственное, чего я от вас хочу: дайте мне минимум информации относительно этих ваших хулиганов. Поверьте, ни на что другое я не претендую.
– Вот как? – замечает Лиза, недовольно наморщив нос. – Могу ли я получить обещанную сигарету?
Оставив на столике сигареты и зажигалку, я сажусь на кровать, привалившись к стенке, всем своим видом показывая, что мой ход сделан. Как пойдет она?
Она закуривает, глубоко затягивается раз, другой, стряхивает пепел, хотя в этом пока нет надобности – пепла еще не много.
– Я буду рассказывать все, Тони. Спасибо, что вы не настаиваете, чтобы я рассказала все как на духу. На деле вам этого хочется, и не потому, что вас это так уж интересует. Вам сейчас важно услышать, что лгунья раскаивается. Но вдруг я не лгунья? В конце концов, бывают вещи, которых человек стыдится – и не потому, что они настолько страшны, люди ведь стыдятся и пустяков, но раз уж я решилась рассказывать, я расскажу все, хотя почти уверена, что, выслушав меня, вы подумаете: так ли оно было на самом деле, и непременно заподозрите, будто я опять что-то скрываю, опять замалчиваю…
