Одри Ниффенеггер - Жена путешественника во времени
– Ну, может быть. – Я стараюсь, чтобы голос звучал ровно.
– Господи, Генри. Дай мне тележку.
Мэтт хватает заваленную книгами тележку и толкает ее к читальному залу. Тяжелая металлическая дверь открывается и закрывается. Я надеваю носки и ботинки, завязываю галстук, отряхиваю от пыли пиджак и надеваю его. Затем выхожу в читальный зал, вижу Мэтта на другом конце длинного стола в окружении богатых дамочек среднего возраста и начинаю рассказывать о различных почерках по «Книге символов» Рудольфа Коха[82]. Мэтт достает книги и открывает каталоги, вставляя мудрые изречения о Кохе, и к концу часа мне начинает казаться, что на этот раз он меня не убьет. Счастливые дамочки убегают на обед. Мы с Мэттом движемся вдоль стола, засовываем книги в коробки и складываем на тележку.
– Извини, что опоздал, – говорю я.
– Если бы ты не был специалистом, – отвечает Мэтт,– мы бы тебя покрасили и использовали для прошивки «Das Manifest der Nachtkultur»[83].
– Такой книги нет.
– Поспорим?
– Нет.
Мы толкаем тележку обратно в хранилище и начинаем расставлять каталоги и книги по местам. Я угощаю Мэтта обедом в «Бью Тай», и все прощено, но не забыто.
11 АПРЕЛЯ 1995 ГОДА, ВТОРНИК(ГЕНРИ 31)ГЕНРИ: В библиотеке Ньюберри есть лестница, которой я боюсь. Она расположена в восточном конце длинного коридора, отделяющего читальный зал от хранилища. Она не такая великолепная, как главная лестница с мраморными ступенями и гравированными балюстрадами. Здесь нет окон. Лампы дневного света, стены из шлакобетона, цементные ступени с желтыми полосками. На каждом этаже – глухие железные двери. Но не это пугает меня. Что мне не нравится в этой лестнице, так это клетка.
Клетка высотой в четыре этажа, находящаяся в середине. На первый взгляд она кажется клеткой лифта, но лифта там нет и никогда не было. Кажется, в Ньюберри никто не знает, зачем эта клетка нужна и зачем ее сделали. Я думаю, чтобы люди не падали и не разбивались насмерть. Стальная клетка покрашена в бежевый цвет.
Когда я только пришел работать в Ньюберри, Кэтрин устроила мне экскурсию по всем закуткам и щелям. Она гордо показывала мне хранилище, комнату с артефактами, пустую комнату в восточном крыле, где Мэтт упражняется в пении, ужасающе неубранный кабинет мистера Алистера, кабинеты других работников, столовую для персонала. Когда Кэтрин открыла дверь на лестницу, по пути в комнату охраны, я на секунду запаниковал. Разглядел белые прутья крест-накрест и шарахнулся, как испуганная лошадь.
– Что это? – спросил я Кэтрин.
– А, это клетка, – спокойно ответила она.
– Это лифт?
– Нет, просто клетка. Не думаю, что ею пользуются.
– А-а. – Я подошел к ней и заглянул внутрь. – А дверь там, внизу, есть?
– Нет. В нее попасть нельзя.
– Ясно. – Мы поднялись по лестнице и продолжили нашу экскурсию.
С тех пор я стараюсь не пользоваться этой лестницей. Стараюсь не думать о клетке; я не хочу вообще помнить о ней. Но если когда-нибудь я окажусь в ней, я точно не Смогу выбраться.
8 ИЮНЯ 1995 ГОДА, ПЯТНИЦА(ГЕНРИ 31)ГЕНРИ: Я материализуюсь на полу в мужском туалете в Ньюберри на четвертом этаже. На несколько дней я застрял в 1973 году, в деревне в Индиане, я устал, голоден и небрит; хуже всего то, что у меня синяк под глазом, и я не могу найти свою одежду. Встаю и запираюсь в кабинке, сажусь и начинаю думать. Пока думаю, кто-то входит, расстегивает ширинку и встает у писсуара. Когда он застегивает молнию и на секунду останавливается, я чихаю.
– Кто здесь? – спрашивает Роберто.
Я сижу тихо. Через щель между дверью и стенкой я вижу, как Роберто медленно нагибается и смотрит из-под двери на мои ноги.
– Генри? – спрашивает он. – Мэтт принесет тебе одежду. Пожалуйста, одевайся, и я жду тебя в своем кабинете.
Я проскальзываю в кабинет Роберто и сажусь напротив него. Он разговаривает по телефону, поэтому я бросаю взгляд на календарь. Сегодня пятница. Часы над столом показывают два семнадцать. Меня не было чуть больше двадцати двух часов. Роберто аккуратно кладет на аппарат телефонную трубку и поворачивается ко мне.
– Закрой дверь, – говорит он.
Это простая формальность, потому что стены в наших кабинетах не доходят до потолка, но я подчиняюсь.
Роберто Кейл – выдающийся специалист по итальянскому Возрождению и заведует отделом редких книг. Обычно он самый большой оптимист, загорелый, бородатый и вдохновляющий; сейчас он грустно смотрит на меня из-за очков и говорит:
– Ты понимаешь, что этого допускать нельзя.
– Да, понимаю.
– Можно узнать, где ты получил такой впечатляющий синяк? – Голос Роберто угрюмый.
– Думаю, напоролся на дерево.
– Конечно. Глупо, что я сам не догадался. Мы сидим и смотрим друг на друга.
Роберто говорит:
– Вчера я заметил, что Мэтт идет в твой офис и тащит стопку одежды. Поскольку я уже не первый раз замечаю его за этим занятием, я спросил, где он раздобыл эти вещи, и он ответил, что нашел на полу в туалете. Я спросил, почему он решил оттащить эти вещи именно в твой кабинет, и он ответил, что одежда похожа на ту, что ты носил в тот день, и это правда так. И поскольку тебя никто не мог найти, мы просто оставили твою одежду у тебя на столе.
Он замолкает, как будто думает, что я хочу что-то сказать, но мне ничего подходящего в голову не приходит.
Он продолжает:
– Сегодня утром звонила Клэр. Она сказала Изабель, что у тебя грипп и тебя не будет.
Я опускаю голову на руку. У меня дергается глаз.
– Объясни, – требует Роберто.
Мне очень хочется ответить: «Роберто, я застрял в семьдесят третьем году и не мог выбраться. Я был в Манси, штат Индиана, несколько дней жил в сарае и подрался с парнем, которому принадлежал сарай и который решил, что я что-то делаю с его овцами». Но, конечно, такого я сказать не могу.
Я говорю:
– Я не помню, Роберто. Извините.
– А, ну думаю, тогда выиграл Мэтт.
– Что выиграл?
Роберто улыбается, и мне кажется, что он не собирается меня увольнять.
– Мэтт поспорил, что ты даже не попытаешься объясниться. Амелия поставила на похищение инопланетянами. Изабель – на то, что ты ввязался в международный наркокартель и тебя похитила и убила мафия.
– А Кэтрин?
– О, Кэтрин и я убеждены, что причиной всему – невероятное, чудовищное сексуальное расстройство, связанное с нудизмом и книгами.
– Скорее, это эпилепсия, – говорю я, глубоко вздохнув.
– Эпилепсия? – скептически спрашивает Роберто. – Ты исчез вчера после обеда. У тебя фингал, и все руки и лицо расцарапаны. Я заставил охрану обыскать здание от подвала до чердака, чтобы найти тебя; говорят, что у тебя есть привычка раздеваться за стеллажами.
Я смотрю на ногти на руках. Подняв глаза, вижу, что Роберто уставился в окно.
– Я не знаю, что с тобой делать, Генри. Мне бы очень не хотелось тебя потерять; когда ты здесь и одетый, ты бываешь довольно… компетентным. Но этого просто нельзя допускать.
Несколько минут мы сидим и смотрим друг на друга. Наконец Роберто говорит:
– Скажи, что этого больше не повторится.
– Не могу. Это от меня не зависит. Роберто вздыхает и машет рукой:
– Иди. Иди и составляй каталог коллекции Квигли, на какое-то время это тебя отвлечет.
Коллекция Квигли – недавний дар библиотеке, содержащий более двух тысяч кусочков викторианских текстов, в основном связанных с мылом. Я послушно киваю и встаю.
Когда я открываю дверь, Роберто говорит:
– Генри, неужели все так плохо, что ты не можешь мне сказать?
– Да, – отвечаю я, поколебавшись.
Роберто молчит. Я закрываю за собой дверь и иду в свой кабинет.
Мэтт сидит за моим столом, переписывая данные из своего календаря в мой. Он поднимает на меня глаза:
– Он тебя уволил?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю.
– Странно. Кстати, я провел твое занятие для чикагских переплетчиков.
– Спасибо. Тебе завтра обед купить?
– Конечно.– Мэтт сверяется с календарем.– У нас через сорок пять минут лекция-показ по истории печатного дела.
Я киваю и начинаю шарить в столе в поисках списка того, что мы собирались показывать.
– Генри?
– Да?
– Где ты был?
– Манси, Индиана. Тысяча девятьсот семьдесят третий год.
– Ну да, конечно. – Мэтт закатывает глаза и ехидно улыбается.– Я понял.
17 ДЕКАБРЯ 1995 ГОДА, ВОСКРЕСЕНЬЕ(КЛЭР 24, ГЕНРИ 8)КЛЭР: Я в гостях у Кимми. Декабрь, снежный воскресный день. Я ходила за покупками к Рождеству, и сейчас сижу на кухне у Кимми, пью горячий шоколад, грею ноги у батареи, забавляя ее рассказами о том, как торговалась и что видела. Кимми раскладывает пасьянс по ходу разговора; я восхищаюсь ее уверенностью, тем, как решительно она кладет красную карту на черную. На плите шумит кастрюля с жарким. В гостиной что-то шумит, падает стул. Кимми поворачивается и смотрит туда.
