Черешни растут только парами - Виткевич Магдалена

– Ах да. Я забыл вас кое о чем спросить. – Пан Анджей нахмурился. – Я купил себе телефон. Сотовый. Потому что иногда я могу куда-то уйти, и дыхание перехватывает. Не могли бы вы сами вбить мне свои номера? А то за очками пришлось бы идти.

– Без проблем. – Я улыбнулась.

Я набрала свой номер и передала телефон Шимону. Тот тоже вписал пану Анджею несколько необходимых номеров.

– Хорошее решение, пан Анджей, – сказал Шимон. – Только не забывайте ставить его на зарядку каждый вечер.

Мы вернулись домой. Мне все больше нравились эти наши возвращения от пана Анджея. С ними были связаны некоторые ритуалы. Нас провожал Стефан. Он шел с нами до тех пор, пока у него на горизонте не появлялся Руди. Всегда, как только Стефан видел кота, он разворачивался и стрелой летел к своему хозяину, пану Анджею. Руди был грозою всех окрестных животных. Не только кошек, но и собак. К самому дому мы уже возвращались вчетвером – Шимон, Луна, Руди и я.

Мне всегда было жаль, когда Шимон уезжал, и всегда хотелось удержать его.

– Жаль, что ты уезжаешь, – сказала я в тот день, – а то бы выпили вина.

– А как я тогда вернусь домой? – спросил он.

– Не вернешься, – прошептала я.

Шимон испытующе посмотрел на меня:

– Завтра в шесть мне на дежурство. Очень не хочется возвращаться, но сегодня не могу.

– Ладно, – улыбнулась я, но почувствовала себя так, будто меня бросили. Я предложила мужчине вечер с вином, потом попросила его остаться, а он говорит, что не может. В итоге я выставила себя идиоткой. Наверное, не в первый и не в последний раз в жизни. – Ну тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сказал Шимон.

Он постоял еще минуту и добавил:

– Мне действительно завтра нужно быть в форме. У меня на утро две операции.

– Ясно, – улыбнулась я. – Я тоже, может быть, наконец высплюсь.

Я почувствовала себя кошкой, которая только что выбралась из лужи, но отряхнулась от грязи, чтобы показать всем, какая она белая и пушистая. Только у нее это плохо получалось.

Руда Пабьяницкая, тридцатые годы

Анна безучастно смотрела на свою дочь, обращаясь к Янине:

– Позаботься о ней. Береги ее как свою. И вам обеим воздастся за это.

– Аня. Я все так и сделаю, – тихо сказала Янина.

– Пожалуйста, никому об этом не говори, но позаботься, чтобы она узнала о своем рождении до того, как ты умрешь, – сказала она тихо. – Поклянись.

– Клянусь.

Анна улыбнулась. Ее лицо смягчилось, разгладилось. На мгновение она даже стала напоминать девушку того времени, когда Хенрик просил ее выйти за него замуж и подарил ей цветы черешни, сорванные прямо с дерева. Того времени, которое казалось таким далеким. Времени, которое никогда больше не вернется.

Янина нарекла свою так и не сделавшую вздоха девочку Марианной. Малютку похоронили на приходском кладбище, известном в народе под названием Фрайтаг. Похороны были скромными. Ведь Янина не могла сказать мужу, чтобы он попрощался с дочерью. Они попрощались с ней втроем – Анна, Янина и маленькая Стефания.

Стефания росла очень жизнерадостным ребенком. Будто старалась сделать все, чтобы Янина полюбила ее.

А это произошло в первый же день, в ту самую минуту, как только та прижала девочку к своей груди. Быть может, если бы не этот ребенок, она тоже замкнулась бы в себе и стала молчаливой, отрешенной, как Анна. Эта маленькая девочка заставила Янину почувствовать себя кому-то нужной в этом мире.

В один очень морозный день Янина проснулась и увидела Анну, стоящую над колыбелью Стефании. В первый момент она испугалась. Ей даже показалось на мгновение, что Анна хочет навредить дочери, однако девушка улыбалась, напевала и слегка покачивала ребенка.

Янина встала рядом. Она заметила, что в кроватке лежат свадебные фото Хенрика и Анны, жемчуг и золотое ожерелье. Анна взглянула на Янину, а та понимающе кивнула:

– Не бойся, я все передам ей, или – еще лучше – ты сама отдашь ей, когда она вырастет.

Анна улыбалась. И Янина подумала, что та выздоравливает. Сколько можно молчать? Ведь обе были в безопасности, Куба больше не приходил, а Кароль – любитель широкой, вольготной жизни – давно переехал к сыну на виллу. Янина знала, что Элиза живет с ними. Она также знала, что та ждет ребенка. В аптеке на Рудской уже судачили, что скоро Ржепецких станет еще больше.

Янине предстояло стать бабушкой. Она вздохнула. Получится ли наладить контакт с Элизой и внуком? Она только надеялась, что Элиза воспитает его приличным человеком, не даст Кубе испортить ребенка. Элиза всегда казалась ей хорошей девочкой. Ну не повезло – влюбилась в ее сына. Хотя, может, она с ним справится? Янина видела, что Куба не любит Элизу, что та – всего лишь игрушка в его руках. Но как знать, может, со временем любовь придет?

Вряд ли. Единственной любовью ее сына была Анна. Замкнувшаяся сейчас в своем собственном мире, в отчаянии, печали и воспоминаниях. Видно, Господь Бог уготовал ей такую жизнь. Трудную.

Янина не заметила, когда Анна вышла из дома и неторопливым шагом пошла в сторону прудов Стефанского. В тот день там не было танцев. Все готовились к субботе. На прудах, покрытых толстым слоем льда, было пусто. Кое-где виднелись проруби, которые рыбаки делали каждую зиму. И если бы Элиза не начала рожать, а Куба не пошел бы за акушеркой, наверное, никто и не заметил бы, что Анна выходит на лед. Но Провидению в который раз было угодно свести Анну с Кубой на прудах.

– Анна! – воскликнул Куба, которого прихоть судьбы заставила проезжать мимо. – Анна! Что ты делаешь? – Он вышел из машины и встал в нескольких метрах от нее на берегу.

Солнце давно зашло. Его глаза свыклись с темнотой, и он смог разглядеть силуэт девушки, довольно четкий на фоне белой поверхности пруда.

– Анна!

Девушка заметила его. Она посмотрела в его сторону.

– Анна, что ты задумала? – воскликнул он.

– Я ухожу, – спокойно сказала она. – За все ночи в слезах, за муки Хенрика в огне ни ты, ни твои потомки не увидят счастья, пока душа моя будет блуждать в этом мире, – добавила она на одном дыхании.

– Анна!

Девушка сделала шаг вперед и ушла под лед.

В это же время Элиза рожала. Она ждала помощи, которая не спешила к ней. Куба поехал за акушеркой – пани Зайферт, они уже давно должны были приехать. Почему их все еще нет? Она же сама не справится!

Элиза стонала. А Кароль ходил по комнате взад-вперед. Он ничем не мог помочь девушке. Он не знал этого, не хотел туда заходить. Лучше всего было убежать, чтобы не слышать ее криков.

Янина! Может, она поможет – ведь это ее внук.

Он быстро оделся и выбежал из дома. Через четверть часа он уже был у жены. На этот раз он не открывал двери, постучал. Ему открыла жена с дочерью на руках.

– Быстро. Элиза рожает. И нет никого, кто мог бы помочь.

Янина не раздумывая надела туфли, накинула пальто, завернула Стефанию в самое теплое одеяло и выбежала с ней и мужем из дома.

Когда она вошла на виллу Дворака, Элиза уже рожала. Янина вручила мужу ребенка, как самую большую драгоценность, и вошла к Элизе.

Через некоторое время все благополучно завершилось.

– У тебя сын, – устало улыбнулась Янина измученной девушке.

Элиза обняла младенца.

– Спасибо, – прошептала она. – Без вас я бы не справилась.

– Это мой внук. – Она погладила Элизу по голове. – Позаботься о нем. Люби его, и он вырастет хорошим человеком. Ты обещаешь мне?

– Обещаю, – сказала девушка. – Он обязательно будет хорошим человеком. Я это знаю.

– А теперь спи. Ты храбрая девочка. Сама справилась.

Когда на вилле Дворака раздался первый крик новорожденного, Куба Ржепецкий вытаскивал тело Анны из проруби. Он положил его на лед, расстегнул пальто, пытаясь разглядеть хоть какие-то признаки жизни. К сожалению, девушка не дышала.