Олег Рой - Нелепая привычка жить
— Дура, — пожала плечами девушка.
— Почему, Долькин? — удивился он.
— Да потому что выбрала этого слюнтяя Рауля.
— Ты считаешь, она должна была бы предпочесть Призрака? — улыбнулся Виталий.
Долька пожала плечами:
— Ну, конечно же! Это настоящая личность, пережившая столько страданий… К тому же он напоминал ей отца. Я бы на ее месте даже не сомневалась!
— Но она всю жизнь была потом счастлива с Раулем.
— Разве это счастье? Житейское болото!..
Малахов больше не стал с ней спорить и только улыбнулся про себя. Как она все-таки еще юна… Девочка-май.
Они помолчали, прошли некоторое время, погруженные каждый в свои мысли, а потом вдруг одновременно, не сговариваясь, запели вполголоса лейтмотив из фильма: «In dreams he comes to me…»[15] Посмотрели друг на друга и расхохотались.
Кинотеатр находился недалеко от ее дома, поэтому Виталий оставил свой «Лексус» на знакомой стоянке. Он довел дочку до подъезда и привычно поцеловал в щеку.
— А может, переночуешь у меня? — предложила она на прощание, кинув взгляд на часы. — Уже за полночь, что ты — попрешься через весь город?
— Нет, Долькин, мне завтра рано вставать, — покачал головой Малахов. — У меня с утра важная встреча.
— С мужчиной или с женщиной? — лукаво улыбнулась девушка.
— Как тебе сказать… — замялся Виталий. — Скорее с женщиной.
— Тогда это получается уже не встреча, а свидание, а?
— Ну ты скажешь тоже! — рассмеялся он в ответ. — Уж чем-чем, а амурами там и не пахнет…
Дочь вдруг так внимательно посмотрела на него, словно догадалась о чем-то.
— Такое чувство, что ты очень не хочешь идти на эту встречу… — вдруг проговорила она.
— Не хочу, Долькин, — честно признался он. — Ты даже не представляешь, насколько не хочу. Больше всего на свете.
— Так не езди, — пожала плечами дочь.
— Если бы я мог…
Дома он был уже во втором часу, почти одновременно с ним вернулась и Лана — веселая, слегка хмельная, с блестящими глазами.
— Ой, зайка, как здорово, что ты еще не спишь! — обрадовалась она. — Я как раз хотела с тобой поговорить про нашу «Черную радугу».
— Извини, но я очень устал и хочу лечь, — ответил он, удаляясь в свою спальню. — Потом поговорим, ладно?
В ту ночь он впервые за все это время спал плохо — ворочался, то и дело просыпался, видел какие-то смутные неприятные сны. А утром встал с мыслью — а ведь Долька права… Какого черта он каждый раз мчится к этой дурацкой сторожке, покорно, точно овца на заклание? А что, если и правда сегодня взять и не поехать?
Конечно, он не надеялся, что таким образом сумеет скрыться от неизбежности или хотя бы отсрочить ее. Скорее в этом поступке было какое-то мальчишество, желание самоутвердиться, продемонстрировать — а вот я какой, смелый и независимый! Хочу — еду, хочу — нет. Хотя, возможно, им двигало любопытство, стремление узнать, что из этого получится. Но не исключено, что просто страх. Так многие люди оттягивают до последнего визит к врачу, не сомневаясь, что им предстоит узнать или пережить там нечто очень неприятное.
Так или иначе, на Волоколамку Виталий сегодня не поехал, а вместо этого отправился в офис. Дежуривший на входе новый секьюрити, очевидно, нанятый за время его отсутствия и видевший шефа первый раз, преградил ему путь и сурово спросил:
— Простите, чем я могу вам помочь?
— Ничем! — отвечал раздосадованный Малахов. — Если только тем, что уйдешь с дороги.
— Э-э, послушайте!..
Виталий уже готов был сказать этому бугаю пару ласковых, но тут появился Денис, начальник охраны, и быстро объяснил новичку, что к чему. Тот принялся извиняться, а Малахов с горечью подумал: «Ну вот, меня уже перестали узнавать в собственной конторе…»
Войдя в помещение, он почти сразу же столкнулся с Аркадием.
— А, шеф! Добрый день! Решили нас навестить? — с улыбкой поинтересовался первый заместитель, пожимая ему руку. Малахов даже прореагировать не успел, как к ним тут же приблизился Васильич, директор по кадрам.
— Аркадий Андреевич… Добрый день, Виталий Павлович. Аркадий Андреевич, представляете, Коля Тихомиров вдруг увольняться надумал. Бухнул мне на стол заявление об уходе.
— С чего это он вдруг? — удивился Аркадий. — Ладно, зайди ко мне минут через десять, поговорим.
Раньше такие вопросы всегда решал только сам Малахов. А теперь человек, с которым они бок о бок проработали восемь лет, увольняется и даже не считает нужным поставить его в известность.
— Аркадий Андреич! — подлетела взволнованная Полинка. — Подойдите быстрее к телефону, там из префектуры звонят!.. Ой, Виталий Павлыч, здрасьте, я вас не заметила…
Вот уже даже и так. Не заметила.
Малахов шел по гудящему, как улей, офису и снова, как и позавчера, чувствовал себя здесь чужим. Но сегодня вдруг осознал, что дело не только в нем, его проблемах и душевном состоянии. Просто раньше он был уверен, что сам является центром этой мини-вселенной, двигателем сложного механизма, что без него тут все встанет и умрет… А выяснилось, что налаженная машина прекрасно работает и в его отсутствие.
«Для них я уже умер, — думал Виталий, глядя на своих занятых работой многочисленных подчиненных. — Им все равно, кто будет сидеть в кабинете шефа — я, Аркашка, Коля Тихомиров, Васильич… Да хоть Полинка, лишь бы зарплату вовремя платили! Я здесь никому не нужен. Хотя почему здесь? Я вообще никому особо не нужен. Разве что Дольке. А так… Даже телефон последние дни все время молчит».
И тут же, словно опровергая его мысли, в кармане запиликал сотовый. Номер, высветившийся на дисплее, был ему неизвестен.
— Алло?
— Виталик? — торопливо проговорил незнакомый и в то же время какой-то удивительно родной женский голос. — Не узнал меня? Это Наташа.
— Наташа? Мне сейчас не совсем удобно… — он все еще находился в общем зале, среди множества посторонних ушей. — Я тебе перезвоню через некоторое время…
— Нет, тогда я уже не смогу говорить, извини, — отвечала она с сожалением. — Да я, собственно, только на минутку. Попрощаться. Мы с Джозефом через час улетаем в Америку. Возможно, насовсем.
— Вот как? Поздравляю.
— Спасибо…
— У тебя такой тон, будто ты не рада.
— Я сама не знаю… Все так сложно… Знаешь, тут такое было! Я и не думала, что Джозик на такое способен. Он просто рвал и метал! Сказал, что если я еще хоть раз произнесу твое имя, он убьет и меня и тебя. Можешь себе представить?
— Могу, — серьезно отвечал Малахов. Конечно, Наташа ничего не знала о запланированном убийстве. Было бы странно, если бы оказалось иначе.
