Дженнифер Джонстон - Далеко ли до Вавилона? Старая шутка
— Ну-у…
— Нет, — хмуро сказал Джо. — Уж наверно не понимаете.
Он больше прежнего стал похож на кролика. Нэнси вдруг очень захотелось до него дотронуться. Погладить по руке. Тогда она взяла ложечку и стала помешивать кофе.
— Да и на что это вам.
— Я очень хочу понять. Правда.
— Знаете, когда люди хотят получить свои права, а им не дают, так уж надо бороться. Я думаю, отец бы это понял.
— А если борешься и все равно ничего не добьешься?
— Надо бороться дальше. Всегда остается кто-нибудь, кто станет продолжать.
— О господи. Да. Наверно, так. Пожалуй, вам бы лучше жилось, если бы вы пробивали дырки в билетах.
Он усмехнулся.
— Вот и мать мне то же самое говорит. Послушайте, вы не серчайте. Уж не знаю, что на меня нашло. Вообще-то я не привык ныть да жаловаться.
— Должно быть, это оттого, что вы начитались «Гамлета».
— Может, и так. А вы-то как впутались в эти дела? Такие, как вы, ручки марать не любят.
— Просто я оказываю любезность другу… нет, вернее, знакомому… пожалуй, так правильнее.
— Да. Знакомому. Он не позволяет себе заводить друзей.
— А вы его знаете?
— Нет. Я-то не знаю. Я тоже просто передаю поручения. Говорят, он англичанин.
— Нет, едва ли. Не думаю.
— Во всяком случае, не из наших. Не простой человек.
— Все люди просто люди.
— Ну, нет. Неправда. Сами знаете, что неправда. Некоторые почти на всех людей смотрят как на скотину. Это, мол, просто скоты, ничего не думают и не чувствуют. Пользуйся ими как скотом, а от кого пользы больше нет, тех на свалку. Больных, старых. У нас в стране полно народу, с кем обращаются куда хуже, чем с собаками. Так мой отец говорил. Его самого я плохо помню, а что он говорил — много запомнил. И помню, как пришли и сказали нам, что он помер. Мать давай плакать… и ругаться.
— Ругала тех, кто его посадил в тюрьму?
— Нет. Его. Она деревенская и уж бранилась почем зря. Стоит посреди комнаты и орет такое — слушать страшно. Проклинает его, вроде как он изменщик, бросил ее. Страх было слушать. Даже соседи расстроились.
— Как странно — ругаться, что человек умер!
— Она всегда считала, зря, мол, он суется, куда не надо. Сидел бы тихо. Своих забот хватает, нечего за весь свет хлопотать. Повезло тебе, есть у тебя работа — и слава богу, и держись за нее. И нечего наживать себе врагов. Я никак понять не мог, чего они вечно ругаются.
— Может быть, если бы ваш отец ее слушал, он и сейчас был бы жив.
— Может быть, да только такого, какой он был, я его больше люблю.
— Мертвого.
— Пускай даже мертвого. Наверно, мертвому ему лучше. — Джо засмеялся. — Вербует небесное воинство в профсоюзы. Так прямо и вижу его за этим делом!
— Лучшие условия труда для херувимов и серафимов.
— Сократить рабочий день архангелов.
Джо Малхейр посмотрел на нее, чуть помолчал.
— Вы мне нравитесь. Что-то в вас есть такое. Вы не из наших, но…
— Я…
— Нет, не из наших. Но можете быть за нас. Это главное. Допивайте кофе и прокатимся на трамвае.
Он опять щелкнул пальцами, подзывая официантку.
— Или, может, вы не любите трамваев? Может, у вас есть другие дела?
Нэнси покачала головой.
— Обожаю трамваи. Только мне надо поспеть на поезд без четверти шесть.
— Счет, мисс.
Он доедал ложечкой сахар со дна одной из своих чашек.
— Поедем трамваем в Долки, а там вы перехватите свой поезд. Сядем на верхотуре, и пускай у вас волосы летят по ветру. Это здорово — встретить девушку с длинными волосами. Все теперь так коротко стригутся. Моя мать говорит, волосы — венец девичьей красы. Сестра обкорнала волосы до ушей, так она когда явилась домой, маму чуть удар не хватил.
— И она ругала вашу сестру?
Он засмеялся.
— Ругань она приберегает для больших бед. А если ругаться слишком часто, брань вроде как теряет силу.
Он взял у официантки счет и подмигнул ей.
— Go raibh maith agat.
Та осуждающе опустила глаза.
— Нечего тут гадости говорить.
И оскорбленно удалилась.
Он посмотрел на Нэнси и засмеялся.
— Эта девица во всем подозревает дурное. А я только сказал ей спасибо.
— Она заподозрила дурное, потому что вы так поглядели.
Нэнси взяла со стола сумочку и сверток с книгами для тети Мэри.
Выходя из кафе, Джо надел кепку. Любопытно, может, у него там проделаны дырочки для ушей, кроличьи уши, наверно, пробиваются вверх сквозь эту косматую гриву. Джо не заботился о том, чтобы спутница все время шла по внутренней стороне тротуара, не то что Гарри, — тот всегда, словно бы загораживая собою, передвигал ее подальше от мостовой. Две босоногие девчушки протянули к ней руки.
— Леди…
Нэнси замешкалась, припоминая, есть ли мелочь в кошельке, но Малхейр потянул ее за локоть.
— Идем.
— Леди…
Одна малышка, заметив, что Нэнси колеблется, побежала было следом.
— Леди…
— В чем смысл? — спросил Джо.
Он крепко держал Нэнси под руку. И шагал очень быстро, втянув голову в плечи, — может быть, чтобы не так натирал шею жесткий воротничок.
— Придет время, и нищих больше не будет.
— Но пока…
— Несколько ваших медяков ничему не помогут.
Верзила-полицейский взмахом рук в белых перчатках дал знак перейти через улицу. Толпа пешеходов хлынула с тротуара, какой-то молодой автомобилист нетерпеливо засигналил. Две рослые лошади, впряженные в тяжелую подводу, переступали на месте, упряжь позвякивала при каждом их движении. У возницы накинут был на голову пустой мешок и свисал по спине. Сквозь толпу, не обращая внимания на полицейского, пробирался грузовик, битком набитый солдатами. Из-за угла, со стороны Колледж Грин, вывернулся трамвай.
— Бежим, — сказал Джо.
Они побежали по узкому тротуару, он потянул Нэнси за руку и втащил на площадку.
— Нэнси!
От неожиданности, что ее окликнули, Нэнси чуть не выронила библиотечные книги. Оглянулась. В проводах над головой затрещало, трамвай качнулся, пошел. А на тротуаре стоял Гарри.
— Нэнси…
Он сиял шляпу.
— А, здравствуйте. — Она постаралась улыбнуться ему как можно непринужденнее.
— Что вы здесь…
— Наверх, наверх! — Малхейр подтолкнул ее к лесенке. Вагон качало из стороны в сторону. Гарри стоял со шляпой в руке и смотрел вслед. Они поднялись по лесенке и, спотыкаясь от качки, пробрались вперед. Трамвай свернул за угол, на Нассау-стрит, с проводов над головой с треском сыпались искры.
— Вот не повезло!
Нэнси опустилась на место, Джо уселся рядом.
— Тот малый?
— Он приставучий. Пойдет ахать и охать, задавать дурацкие вопросы. Кто вы такой? Куда мы ехали? Почему то, почему се? И наверно, расскажет тете Мэри.
С верхотуры они увидели — в Колледж-парке играют в крикет. Бежит кто-то в белом с битой наотмашь. В густой листве деревьев кое-где уже проглядывает желтизна.
— Что же вы скажете?
— Что-нибудь придумаю. — Нэнси улыбнулась. — Я навострилась сочинять. Поневоле навостришься. Живу как под стеклянным колпаком. За каждым шагом смотрят.
— Для молодой девицы вроде вас, не очень-то здравомыслящей, это не вредно.
Они улыбнулись друг другу.
Поездка длилась почти час. Лица раскраснелись на ветру, и ветром чуть не унесло кепку Джо, но он почувствовал, что ее срывает с головы, и успел подхватить.
В Кингстауне десятиминутная остановка. Слева за дорогой в гавани мягко покачиваются на воде яхты. Двое солдат поднялись в вагон и прошли между скамьями, мельком оглядывая пассажиров. Нэнси старалась не думать про конверт в кармане Джо. Никто не смотрел на этих двоих с револьверами наготове. Никто слова не промолвил, пока они не вышли из вагона.
— Надеюсь, я не заставила вас полдня потерять зря? — спросила Нэнси.
— Вот уж не сказал бы, что потерял время зря, — улыбнулся Джо.
Вагоновожатый спустился со своей площадки и стал дергать веревку, привязанную к дуге. Опять посыпались искры.
— Удивительно, правда, — сказала Нэнси. — Эти искры носят нас по рельсам. Вы бы не хотели водить трамвай?
— Нет. Лучше поезд. А так скука смертная — все время одни и те же улицы, и толпы народу, и каждую минуту остановка, входят, выходят. То ли дело скорый поезд. Мчишься мимо деревень, пугаешь коров.
— Вот и видно, что деревню вы не знаете, коровы поезда ни капельки не пугаются. Даже и внимания не обращают.
— Ну, просто — мчаться через поля и леса, свистеть напропалую, и пускай все на свете остается позади.
Трамвай, отдохнув, снова пустился враскачку по узкой улице.
— Наверно, мы больше никогда не увидимся, — вдруг вполголоса сказал Джо.
— Почем знать.
Он снял кепку и с минуту разглядывал подкладку, будто на ней написаны слова, которые хочется сказать.
— Вот и это худо в нашей жизни. Людей так и швыряет. То туда, то сюда, невесть куда. Очень бы я хотел еще с вами повидаться. — Он опять надел кепку и посмотрел на Нэнси. — Я не про завтрашний день. Не теперь, а после, когда…
