Питер Хёг - Ночные рассказы
— А вы заметили, — вырвалось у него, — было ли у вас, когда это случилось, ощущение, что вас ведут, если так можно выразиться?
Снова пожилые люди посмотрели на него, ничего не говоря. Потом Георг ван Остен медленно произнёс:
— Магнетизм моей жены, господин Тофт, был таков, что в лучших кругах в то время говорили, что, когда молодой человек видит её впервые, он понимает, что это машина, божественная машина, через которую ему обязательно надо пройти… — он сделал паузу, — чтобы прийти к искусству.
Тут у Ясона впервые возникло подозрение, что-то здесь, похоже, не так, как должно было быть. Он поднял голову, и ему тут же почудилось, что в том, как мужчина и женщина держатся, и в их абсолютном спокойствии таится скрытое напряжение. Взгляд его обратился к молчаливому индийцу, стоящему позади них, и тут у него случилась что-то вроде галлюцинации. На мгновение ему показалось, что он находится в лесу, в дельте реки в бескрайних джунглях на рассвете, когда выходят на охоту крупные звери. Он тряхнул головой, напоминая самому себе, что существует хронология, что им всем надо придерживаться хронологии.
— Как скоро после этой встречи вы поженились? — спросил он.
— Очень скоро, — ответила Маргрете. — Потому что, видите ли, господин Тофт, хотя, может быть, это очень трудно… очень трудно представить себе сейчас, но тогда Георг был очень привлекательным мужчиной.
— Мне кажется, — сказал Ясон, довольный тем, что представился случай произнести заранее заготовленный комплимент, — что господин Ван Остен так прекрасно сохранился, что это сдвигает обычное представление о лучшем возрасте мужчины на двадцать лет.
— О, да, — отозвалась актриса, — алкоголь обладает поразительным консервирующим эффектом.
— Господин Тофт, — сказал Ван Остен, — любовь — это всегда соглашение между необходимостью и возможностью. Необходимостью в данном случае была наша взаимная склонность.
— А возможностью, — медленно продолжал он, — была карьера моей жены. Мы ведь можем поведать об этом молодому человеку, не так ли, мой ангел? Карьера, господин Тофт, которая в тот момент больше не развивалась. Но которая при моём положении и моём состоянии в качестве — как бы это сказать — костыля, безусловно, должна была прийти в движение.
Чья-то невидимая холодная рука легла на затылок Ясона и сжала его.
— А мой муж, — продолжила Маргрете, — хорошенько подумал. Вы должны знать, господин Тофт, и я думаю, это следует записать, что мозг — эта та часть тела, которой мой муж всегда пользовался в первую очередь.
Что-то бормоча про себя, Ясон склонился над своими бумагами.
— Ведь он, — продолжала актриса, — вёл очень беспорядочную жизнь до того, как встретил меня, такую беспорядочную, что у его матери в глазах рябило. Вы согласны, господин Тофт, что лучшим другом мальчика является его мать?
— У меня, — пробормотал Ясон, — прекрасная…
— Таким образом, — продолжала она, — было много веских причин, чтобы Георг на мне женился, и одна из самых серьёзных — его мать. Вы записываете, господин Тофт?
— Всё это, — сказал Георг ван Остен ободряюще, — сказано исключительно в интересах правды, а не для того, чтобы дезавуировать наши сильные взаимные чувства. Вы, конечно же, это понимаете, господин Тофт.
— Прекрасно понимаю, — ответил Ясон.
— Тогда я попрошу вас выпить с нами, — сказан Ван Остен и наполнил бокалы.
Ясон заметил, что от выпитого вина у него перед глазами уже возникло что-то вроде фаты невесты, и сделал протестующий жест. Тут на мгновение в позе хозяина появилось какое-то недоумение, и Ясон вспомнил, как когда-то ему говорили, что Ван Остен в молодости сам плавал штурманом и капитаном на судах пароходства. Он послушно осушил свой бокал. Ван Остен одобрительно кивнул.
— Невозможно, — сказал он, — понять наш брак тому, кто никогда с нами не пил. Дело в том, господин Тофт, что мы с Маргрете уже давно не наблюдали свои омерзительные профили в трезвом состоянии.
Женщина выпила стоя. Потом она поставила свой бокал на стол, шагнула на середину комнаты, словно ей требовалось место для того, что затем последует.
— Мы не будем, — заявила она, — останавливаться на свадьбе, потому что это относится к истории Дании. Мы перейдём к тому, что за ней последовало.
— К детям, — предложил Ясон, как утопающий, хватающийся за спасательный круг.
— К великому одиночеству, — сказала актриса.
— Видите ли, господин Тофт, — продолжала она, и, пока она говорила, из её голоса постепенно исчезала весёлость, — я действительно его любила. Я действительно страстный человек, господин Тофт. И в то время я была влюблена в Георга ван Остена до полного безумия.
Только сейчас, когда ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля, Ясон её понял. Только сейчас он осознал, что для этой пары за всю их жизнь это, должно быть, первый разговор такого рода, что он своей просьбой и своим присутствием, сам того не желая, вызвал стихийное бедствие.
— Нельзя даже представить себе, — продолжала женщина, — сколько я его ждала. Но он был занят. Ездил за границу. Или спускал судно на воду. Или заседал в Торговой гильдии. Он обеспечивал бессмертие своему роду.
Ты обустраиваешь дом. Но он его не видит. Ты рожаешь детей. Он их не видит. Ты играешь свои роли. Он их не видит.
Судорога гнева пробежала по её телу, исказив на мгновение лицо и превратив его в гримасу ненависти. Потом лицо её разгладилось, и, когда она снова заговорила, голос был хрипловатым, но спокойным.
— Все эти годы, пока я играла, у меня было одно страстное желание. Я хотела, чтобы он хотя бы раз оказался в зале по своей собственной воле, чтобы он пришёл посмотреть на меня. Но я напрасно ждала! Конечно же, он появлялся в театре. Но появлялся, потому что в театр приходил король, потому что компания оплатила праздничный спектакль, потому что представлялась возможность засвидетельствовать главе иностранного государства своё почтение. И тогда его глаза были отчуждёнными, полными будущего, полными денег, полными огромного, всемирно известного эгоизма рода Ван Остенов.
Она глубоко вздохнула.
— Наконец, — сказала она, и теперь она была совершенно спокойна, — наконец понимаешь, что тебя не любят, и это самый правдивый момент в жизни. Нет в мире другой такой боли, как боль от осознания того, что ты безответно любил другого человека, медленно и слепо выливая свою жизнь в канализацию.
— Дети… — прошептал Ясон.
— Для детей, — сказала Маргрете, — у нас были няньки и служанки. В той ледяной пустыне, в которой проходила военная кампания нашего брака, ребёнок быстро получил бы обморожение. Тебе не кажется, Георг, что нам следует радоваться тому, что тебе не пришлось чаще бывать с детьми?
Тут Георг ван Остен положил руки на стол перед собой, и Ясон понял, что уже одним этим жестом он, должно быть, множество раз укрощал собрания акционеров и заседания совета директоров.
— Однако тебе удалось, моя дорогая, — сказал он дружелюбно, — зажечь в темноте множество маленьких скромных огоньков и согреться.
Глаза женщины встретились с его глазами, и два взгляда вцепились друг в друга, словно борцы, которые, напрягая все свои силы, сжимают друг друга в захвате.
— В этой — воображаемой или действительной — тьме, — продолжал Ван Остен, — моя супруга посчитала возможным завести себе первого любовника.
Если он, конечно, был первым, — добавил он. — Как вы писали в своём письме, в большинстве сюжетных линий непонятно, где они берут начало. Во всяком случае, это был первый роман, о котором мне стало известно.
Лицо великого предпринимателя было по-прежнему спокойным, но Ясон заметил, что в руках на столе появилось напряжение.
— Для моей семьи, — сказал он, — контракт всегда был наивысшей из возможных форм человеческих отношений. «Pacta sunt servanda», — говорит римское право. Договоры надо соблюдать. Общественный договор между народом и его представителями и коммерческий контракт между предпринимателями — вот то, что делает цивилизованный мир таким, какой он есть.
— Суть контракта состоит не в подписях, не в деталях, не в самих документах. Суть контракта — это взаимное доверие. Доверие, господин Тофт, это самое совершенное человеческое чувство. Поэтому брак — это высший из возможных контрактов, поскольку он предусматривает крайнюю степень доверия.
Судовладелец медленно встал со своего стула.
— Нет, — сказал Ван Остен, — большего страдания в мире, чем увидеть, как поругана твоя безграничная вера в другого человека.
Он задумался.
— Я открыл, — продолжал он, — дверь в спальню моей жены, и в тот момент я увидел этих двоих так близко друг от друга, как сейчас находимся мы с вами, господин Тофт.
Он сделал шаг вперёд, и необъяснимый страх нахлынул на Ясона, ему снова показалось, что он в джунглях и к нему приближается большой белый слон. Он резко поднялся со стула и попятился назад.
