Дирк Уиттенборн - Жестокие люди
Раздевшись, я взгромоздился на нее, обхватил ее сосок губами и вообразил, что ощущаю вкус молока. Эта мысль не казалась мне странной. Я вошел в нее, и был счастлив от этого. Как приятно – ни о чем не думать. Быть просто телом. Мы использовали друг друга, чтобы обрести утешение. Секс – куда более сильный наркотик, чем любовь.
Было забавно. Когда я кончил, то сразу подумал о Майе. Теперь, когда мне удалось сделать это с Джилли, ради себя, я был уверен, что смогу осуществить это и с ней. Теперь все будет хорошо. Мне казалось, что я справился со всеми трудностями, как вдруг внизу со скрипом отворилась дверь, и я услышал, как Майя крикнула:
– Привет, Финн, угадай, кто решил не ехать в Вашингтон?
Джилли уже была на пути к ванной, а я натягивал свои брюки и орал: «Подожди меня внизу», но она уже входила в мою спальню. Майя посмотрела на меня, и я заплакал. Звучит патетично, но это правда. Мне было бы не так плохо, если бы она закричала, завизжала или ударила меня. Но она просто сказала: «Ну, до свидания, Финн».
Я десять раз звонил ей домой. Горничные повторяли, что она не может подойти к телефону. Наконец, трубку взяла миссис Лэнгли. Она говорила медленно и разборчиво. Я прямо видел, как она стоит с открытой банкой из-под лимонада и сигаретой, смотрит куда-то в пространство и произносит:
– Не знаю, как решит Брюс, но ни я, ни Майя на твой день рождения не придем. – Тон у нее был не просто ледяной – арктический. – И, пожалуйста, будь так добр, изволь не звонить больше моей дочери. Прояви элементарную вежливость. Это она просила передать тебе. А я запрещаю тебе это.
– Миссис Лэнгли, мне очень жаль.
– Это тебе не поможет.
Я три часа напролет просидел у телефона, наблюдая за тем, как растет моя тень. Когда стемнело, она исчезла.
Мама вернулась в восемь.
– Прости, что задержалась, ягненок. Мы с доктором Леффлером отрабатывали восьмой шаг.
– Что еще за восьмой шаг? – Мама сняла с плеча сумку с клюшками и включила свет. Видимо, какой-то термин, который используется среди анонимных алкоголиков.
– Нужно составить список людей, которых ты когда-либо обидел, чтобы мысленно постараться загладить свою вину. – Она поцеловала меня в макушку и поспешила на кухню.
– Пожалуй, приготовлю спагетти.
– Длинный у тебя список?
– Ну… Он у всех длинный.
Окурок косяка, который выкурили мы с Джилли, лежал в пепельнице. Но мне было лень вставать и прятать его.
– Я пригласила на ужин доктора Леффлера. Он так одинок. Его жена и дочери уехали в Нантакет. Ты ведь не возражаешь? – Мама поставила на газ кастрюлю с водой и стала накрывать на стол.
– Мне все равно.
– Мы так красиво украсим лесной домик для твоей вечеринки! Это просто фантастика! А ведь мы в первый раз устраиваем здесь праздник. Доставят лилии, белые скатерти с золотой бахромой, пурпурные салфетки, лавровые венки. В общем, это будет похоже на древний Рим. – Голос у мамы стал таким, будто у нее начался приступ мании величия. – Некоторые приведут с собой людей, которые у них гостят, так что нам потребуется еще два стола. С большинством из тех, кто придет, мы не знакомы, но разве это не прекрасный способ узнать друг друга?
– Я не хочу никаких вечеринок.
– Послушай, Финн, мы же это уже обсуждали. Мы с Майей столько всего сделали…
– Мы с ней поссорились. Даже не поссорились, а расстались. Звонила ее мать. Они не придут.
Маме вовсе не хотелось этого слышать.
– Ну, так сейчас же позвони и помирись с ней.
– Ты не понимаешь. Я действительно виноват. – Как же мне сказать ей о том, что произошло?
– Тогда звони и извиняйся. Скажи ей то, что она хочет услышать. – Мама стала раздражаться.
– Она не будет со мной разговаривать.
– Но это же твой день рождений! Если малышка Майя собирается изображать избалованную соплячку, то праздник состоится и без нее. Мне всегда казалось, что она плохо воспитана. – Мама не слушала меня, потому что ей не хотелось расстраиваться.
– Ты что, не понимаешь меня? Я же сказал: я все просрал.
– Прекрати разговаривать со мной в таком тоне!
Кухню осветили огни фар – Леффлер подъезжал к нашему дому.
– Неприятно, конечно, когда тебе говорят «просрал», но все-таки не так неприятно, как наблюдать за тем, чем вы занимаетесь с этим подлым Леффлером на полу в гостиной! – Мама обратилась во слух.
– Так что ты такого сделал?
– Я был с Джилли… и Майя нас застала.
– Что вы делали?
– А ты как думаешь? Мы лежали в моей кровати.
– Так вы с Джилли…
– Это был первый раз.
– Ты решил бросить Майю Лэнгли, чтобы переспать с горничной?
– Не совсем так. Да и вообще, какая разница – горничная Джилли или нет? Какое это имеет значение, черт побери?
– Потому что эта малявка – внучка Осборна. Господи ты мой боже, Финн, неужели ты не понимаешь, что мы живем здесь только благодаря тому, что мистер Осборн хорошо к нам относится?
– Ты же спасла ему жизнь.
– А ты, мой милый, используя твое прелестное выражение, обосрал его внучку, и обосрал свою мать.
Когда-то мне казалось, что когда мама ругается, это выходит у нее забавно.
– Я и так все это знаю! – завыл я.
– А я все-таки напомню тебе об этом. Потому что ко мне это тоже имеет отношение. Что мы будем делать, если он меня уволит? Ведь я же пригласила на твой день рождения своих родителей.
– Я говорил тебе, что не хочу никаких вечеринок.
– Заткнись. Ты разрушил все то, чего мы так упорно добивались.
– Я ничего не добивался. – Это была ложь.
– Зато я добивалась! – Мама швырнула на стол тарелку, которую держала в руках. Она разбилась, и один кусочек отлетел вверх и поцарапал ее щеку, но она даже не вздрогнула.
– Второй шанс не получают два раза в жизни. – Выглядело это так, будто у нее текут кровавые слезы.
– Ты думаешь, я не знаю? – закричал я. Тут в кухню вошел Леффлер.
– Ты это видела, Лиз? – спросил он, показывая ей самокрутку. Мама изумленно уставилась на меня. Наверное, в этот момент она думала, что мое появление на свет было большой ошибкой.
– Да ты просто идиот!
– Что вы на это скажете, молодой человек? – вопросил он, тыча мне косяком прямо в лицо.
– Огонька не найдется?
Мама дала мне такую затрещину, что я отлетел в сторону и упал на стул. Во рту я почувствовал вкус крови. Она хотела ударить меня еще раз, но отдернула руку.
– Теперь у тебя такая мать, какую ты заслуживаешь.
Леффлер обнял ее за плечи.
– Лиз, не надо так убиваться. Позвони Гейтсу. Пусть им займется полиция. Только так он чему-то сможет научиться.
– При чем здесь полиция?
– Не делай вид, что не понимаешь. Твоя мать рассказала мне, что тебя арестовали в Нью-Йорке, когда ты покупал кокаин.
– Неправда.
Леффлер стал набирать номер Гейтса.
– Положи трубку.
– Лиз, ты не должна делать ему поблажек.
– Я хочу поговорить со своим сыном наедине.
Я остался дома. Доктор уехал. С нами обоими было все кончено.
25
Следующим утром у нашего дома опять появилась машина Осборна, как будто ничего не случилось. Потом Герберт открыл мне дверь и проводил к лифту. Все, как обычно. Когда я стал перебирать фотографии, то немного отвлекся и успокоился, пока мне не попалась та, на которой были мы с Майей.
– Ну, как тебе? – Я повернулся к двери и увидел там стоящего в проеме Осборна. Он прикрепил рога, копыта и фальшивую бороду.
– Рога вам очень идут. А вот копыта – это выглядит несколько претенциозно.
– Претенциозный сатир. Господи! Это облачение стоило мне тысячу баксов!
– Мистер Осборн, я не хочу, чтобы мы устраивали вечеринку. – Мама объявила мне сегодня за завтраком, что мне нельзя будет выходить из дома все лето. За исключением дня рождения и работы у Осборна.
– А твоя мать хочет. – Они, судя по всему, уже обсуждали это.
– А я нет.
– Финн, мне ли не знать, как это бывает. Все забудется куда быстрее, если мы просто сделаем вид, что ничего не случилось, и устроим вечеринку.
– А мама говорила, что вы будете на меня злиться. – Это его удивило.
– Я сукин сын, а не лицемер. – Вдруг мне показалось, что все мои переживания только забавляют его. – Такое бывает. По крайней мере, со мной это бывало. И не раз.
Старый сатир снял рога и закурил сигару.
– Уж поверь мне. Через двадцать лет вы оба будете думать, что это было забавно. Впрочем, Майя, возможно, будет только притворяться, что так думает.
Я замотал головой. Осборн зажигал спичку за спичкой, чтобы подкурить сигару.
– После пары неудачных браков за спиной, вы будет до усрачки смеяться над тем, что произошло сейчас, когда столкнетесь нос к носу лет через двадцать. – Безнадежно влюбленный отрок шестнадцати лет предпочел бы услышать что-то другое. – Вы будете смеяться, флиртовать, а потом, если повезет, напьетесь, и будете весело хихикать. Потом обнаружите, что лежите вдвоем в постели, и все это будет так странно и вместе с тем так знакомо… Вы будете радоваться тому, что потеряли что-то, чего у вас никогда не было, и будете притворяться, что вновь обрели это.
