Игорь Зотов - Аут. Роман воспитания
Еще от автора
Вчера звонит Рогов. Пыхтит, кряхтит, мнется, потом говорит: «Как-то мне не очень! То есть, вроде бы стилек ты выдержал, но как-то это все… локально, так сказать…» – «Ну не знаю, ты же типа сам предложил…», – отвечаю, проглатывая авторскую обиду.
А он будто не замечает: «Гораздо продуктивней было бы, если бы ты вспомнил Харона. Помнишь, он спросил меня, как ему найти мальчика? Ну так вот, он бы его нашел, встретил бы, приютил… И использовал бы в своих Хароновых целях… Ну и так далее…».
Я молчу. А Дима уже раздухарился: «Хочешь, я сам напишу? И уж тогда покончим с этим делом совсем. А то финал-то у тебя вышел, прямо скажем, тусклый!» – «Да ради бога, я только рад буду.» – «Ок, заметано, сегодня же и напишу. В крайнем случае – завтра.» – «Только у меня к тебе просьба, – говорю я, – убей и Светозарова, пожалуйста! Ты не представляешь, как он мне надоел за эти годы!..» – «Убить – не проблема!..» – хохочет Рогов. И добавляет: «Слышь, чего вспомнил-то…» – «Ну?» – «А то, что этот твой, герой, ни разу не поглядел мне в глаза, когда мы с ним пересекались… Я уверен – это главная примета аутиста и есть. Дарю, можешь использовать! То есть – говорит с тобой человек, а глядит куда угодно, только не на тебя. Вот так. А убить – не проблема!»
Битца
– Это хорошо, что приехал, – говорит румяный, покручивая кольцо на пухлом среднем пальце. – Вовремя приехал, Алексей. Мне о тебе много рассказывали, много. Нам нужны именно такие люди, молодые, смелые, умные люди. Революции нужны такие люди! Ха-ха-ха!
Румяный смеется, обнажая здоровые белые зубы.
Алексей смущенно улыбается.
Он никак не ожидал, что все так удачно обернется.
Вчера в аэропорту, когда он прилетел, к нему подошел человек в черном: в черном плаще, в черной шляпе и в черных же перчатках. Черный длинный шарф скрывал пол-лица, шляпа была низко надвинута на лоб. Эта чудовищно романтическая личность была обута в «казаки» с высоченными каблуками и с металлическими пряжками, настолько яркими, что они, казалось, звенели.
Было совершенно очевидно, что человек этот выдает себя не за того, кем является на самом деле, и эта игра немало забавляет его самого. Впрочем, это было бы очевидно любому, но не Светозарову-младшему, – он принимает маскарад за чистую монету. Романтик глухим голосом спрашивает:
– Ты Светозаров? Алексей?
– Я.
– Мне поручили тебя встретить и отвезти.
– Кто, кто поручил? Рогов?
– Неважно. Багаж есть?
– Вот только рюкзак.
– Хорошо, пойдем. Не оборачивайся!..
Почему не оборачиваться? Зачем? Все равно все оборачивались на эту нелепую черную фигуру.
Черный усаживает его в машину, не слишком просторную, и когда сам садится за руль, голова его буквально упирается в крышу. Ему чертовски неудобно, и кажется, что он вот-вот рассмеется. Но он не смеется.
Уже темно, накрапывает дождик, асфальт блестит, отражает фары. Мчатся по шоссе из Шереметьева, слева – все залито светом, там Москва. Справа – темно.
– А где Рогов? Я писал ему, что прилечу. Он где? – спрашивает опять Алексей.
– Я ничего не знаю, мне сказали встретить и отвезти, – повторяет терпеливо в шляпе.
Алексей смотрит в окно, там – фонари и подслеповатые избы.
– А мы куда едем?
– Туда, где ты будешь жить, – отвечает в шляпе. Машина сворачивает на узкую и совершенно темную дорогу – кругом лес, дождь и лес.
– Куда, куда? – начинает беспокоиться Алексей.
– Скоро приедем, – отвечает в шляпе.
Они опять поворачивают, теперь – на проселок, въезжают в ворота, едут по темной улице – кочки, ямы. Судя по всему, это дачный поселок, пустой, осенний. Останавливаются.
– Выходи, – говорит в шляпе (Алексей видит только мясистый нос и часть чисто выбритого подбородка) и выключает двигатель.
Толкает калитку. Они идут по узкой аллейке, ветви сплетаются по бокам и сверху, чуть заденешь – обдает водой. Старое крыльцо, нижняя ступенька подгнила, почти провалилась. В шляпе роется в кармане плаща, достает ключи, открывает скрипучую дверь веранды. Внутри сыро, холодно. Открывает другую дверь – уже в дом. Там тепло, но затхло.
В шляпе зажигает свет.
– Вот здесь будешь жить, – говорит, руки в карманах, вместо жеста – поводит головой.
– Как жить? А Рогов? А Татьяна?
– Слушай, я не знаю никакого Рогова, мне велели – я тебя привез. Живи здесь, в холодильнике продукты. А завтра к тебе приедут. Лучше, чтобы тебя здесь никто не видел. Так что ты не очень-то, не светись.
– Как это – не светись?
– Так, тихо сиди, по улице не шляйся, понял? Все, пока.
В шляпе разворачивается и уходит.
Алексей выскакивает следом, бежит по аллее за ним, догоняет у самой калитки, хватает за локоть. Тот оборачивается, стряхивает Алексееву руку, железной хваткой берет за плечи и отставляет. Сам же выходит из калитки, садится в машину, с ревом разворачивается и уезжает. Шум стихает, воцаряется вокруг дождливая тишина. Ни одно окно не светится.
Делать нечего – Алексей возвращается в дом.
По всему, к его приезду подготовились – холодильник забит снедью, причем Алексей сразу же замечает свои любимые йогурты – с кусочками ананаса – и, конечно же, шпроты.
Он ест, включает телевизор, передают новости. Алексей внимательно слушает про обстановку в Ираке, про пожар на Измайловском рынке, про День работников связи… У него возникает чувство, что он прилетел зря – на родине все хорошо, если не брать в расчет пожара, но это – стихия.
Дождь стучит по крыше, Алексей переключает каналы – все везде хорошо, сериалы, шоу, люди довольны, сыты, веселы. Это сбивает с толку. Он сидит далеко за полночь, спать не хочется, сказывается разница во времени. В Копенгагене он ложится во втором часу, встает в десятом.
Спал долго, проснулся за полдень – дождь. Вышел на улицу – пусто, побрел сначала налево – никого. Вернулся – пошел направо. Вот дом, во дворе машина, мужчина возится около сарая, пилит. Алексея не видит. Он хочет окликнуть дачника, но вспоминает, что в шляпе наказал «не светиться», и он возвращается.
Нужно бы позвонить Рогову, узнать, что все это значит. Но как? В доме стоит аппарат, но гудка нет, а карточку для своего мобильного купить не успел. Алексей вернулся, включил телевизор и принялся смотреть все подряд.
Темнело быстро, в сумерках он услышал шум машины. Вышел на крыльцо: к нему приближался мужчина в куртке, сумка через плечо, в руках – по пакету. За ним шел еще кто-то, не разобрать в темноте.
– Алексей Светозаров? – спросил мужчина громко, как-то даже радостно.
Поднялся на крыльцо и протянул руку. Рукопожатие крепкое.
– С приездом, с приездом! Меня зовут Харон Харонович.
– Как-как? – переспросил Алексей.
– Харон Харонович, – повторил пришелец. – Что тут удивительного? Греческое имя, я грек, отец – грек из Одессы, мать – наполовину гречанка, наполовину хохлушка, ха-ха-ха!
Он засмеялся очень заразительно.
– А эту особу зовут Лида. Да ведь, Лида ты? – оборотился он назад.
За его спиной стояла девушка, крашеная блондинка, в мини-юбке, в черных лакированных сапогах, с яркими карминовыми губами.
– Лида, – невзрачно подтвердила та и стала расстегивать куртку.
Что-то в Хароне Хароновиче чудилось Алексею знакомое. Хоть и ростом он был пониже вчерашнего в шляпе, и говорил звонко, с легким украинским акцентом, но Алексей почти наверняка знал, что это – вчерашний в шляпе.
– Это вы вчера меня встречали, – буркнул он.
– Да? – с деланным удивлением спросил Харон Харонович. – Ой! А ведь правда! Забыл! За-па-мя-то-вал! Точно ведь! А?! Каков у тебя глаз?! Алмаз!
Он нисколько не смутился, разделся и, приобняв Алексея за плечи, повел в комнату. Лида уже сидела, смотрела в телевизор.
– Ну, как ты устроился? Хорошо? – Харон Харонович театрально обвел рукой комнату, специально задержал указующую длань на неприбранной кровати. – Спал хорошо?
– Хорошо, – бурчал Алексей.
– Вижу, что хорошо! А сегодня будешь спать еще лучше! Смотри, какую я тебе кралю привез! Лучшая краля Московской области и ее окрестностей! Долго выбирал… Сам бы взял, да староват я для таких развлечений… Лидой звать.
Харон Харонович был румян, излучал душевное и физическое здоровье.
– Ну ладно, пойдем, Алеша, на крылечко, пошепчемся.
Вышли, Харон сел на ступеньку и усадил рядом Светозарова.
– Ну, а теперь серьезно давай поговорим. Твой друг Рогов, журналист, мне про тебя много рассказывал…
– А где Рогов?
– Если честно – не знаю. И знать не хочу. Не нужен он. Мы с тобой должны в нашем деле соблюдать полнейшую конспирацию, полнейшую, Алексей.
Харон Харонович сказал это очень серьезным голосом, без тени насмешки.
– Скажем так: никто, кроме меня, не знает, что ты здесь. Ни Рогов, ни Коровкин, ни Баранов, только я. И ты. И еще я знаю, что ты мечтаешь спасти Россию. Вот мы с тобой и начнем Россию спасать, прямо завтра и начнем. Завтра начнем. Первый этап – завтра. Нам с тобой многое предстоит сделать, Алеша, очень многое. Поэтому я и привез тебя сюда.
